Дэйкири, ловко перепрыгнув через борт, оказалась в телеге, и наша повозка тронулась.

Серый зверь затрусил по дороге. Мы с Дэйкири высунулись из телеги, провожая взглядом остающуюся в глухом снежном спокойствии деревню. Младшая из сестёр помчалась за повозкой, что-то крича и размахивая руками. Она то ли плакала, то ли смеялась. Дэйкири замахала в ответ.

Горная тропа вилась вдоль реки, и вскоре поселение скрылось за колоссами елей.

Дикарка забилась под шкуры в самый угол телеги. Лилёк, не замечая тряски и дороги, баюкала соломенную куклу. Я тоже вполз под крышу и угнездился в дальний от Дэйкири угол.

– Девочка, зачем ты поехала?

Она сверкнула бурыми глазёнками из-под чёлки.

– Чтобы ты дёру не дал. – Дикарка криво оскалилась, приподняв верхнюю губу.

Почувствовав в её голосе угрозу, я скривился в ответ.

– А как же бабуля? Кто будет за ней приглядывать?

– Сёстры. И вообще не твоё дело, – сказала она и отвернулась, демонстрируя окончание разговора.

И вправду, какое мне дело, как там будет жить дикарская семейка? Ну и наплевать на них всех!

Я снова выполз из угла и, включив музыку, стал смотреть на дорогу. Раньше, когда я жил на Святой Земле, музыка переносила меня в мечты.

Теперь в голове пусто.

Вдохновение не наполняло разум, а мысль оставалась приземлённой и скользила по убегающей дороге между синеющими корнями непроходимого леса.

Так прошло три дня. Ийрат – а как я недавно выяснил, именно так именовали себя дикари – прекрасно переносили холод и сооружали на ночь шалашики из еловых ветвей. Они врастали в землю, не боясь замёрзнуть. Лилёк тоже не страдала от ночной стужи. Теплокровным на ночь в нашей компании оставался только я. Даже серая зверюга, засыпая, врастала корнями в землю, и мне ровным счётом не о кого было погреться.

Приходилось вить гнездо в самом центре шкур и ждать, пока они согреются от тетракостюма. Он едва справлялся с морозами, поддерживая подобие тепла в моём организме.

Наконец, я придумал подкидывать камни в огонь, затем палкой вытаскивать их и оборачивать в шкуры, а ночью греться о тёплые свёртки. Но много камней под снегом не найдёшь, поэтому приходилось собирать коллекцию по дороге.

Хвала Святому Господу ни Дэйкири, ни её кузены не интересовались, зачем мне камни, и как я сплю в гнезде. Я не имел ни малейшего понятия, как буду оправдываться, если они заметят, что я, в отличие от них, не деревенею во сне.

Братья Дэйкири почти не говорили на моём языке, но, тем не менее, оказались приветливее сестры. Она же с каждым днём становилась всё мрачнее, будто вынашивала какую-то страшную тайную мысль.

Лица кузенов были насмешливыми и улыбчивыми, разговоры весёлыми.

Как-то вечером братцы подтрунивали над Дэйкири, пока та готовила похлёбку на костерке. Тем временем я нашёл свою укулеле в повозке и стал тихонько подыгрывать треску огненных лепестков.

Дэйкири, помешивая похлёбку в чане длинной ложкой, прислушалась к музыке. Лицо её в это мгновение расслабилось и стало беззаботно детским.

Лилёк хотела словить огненного мотылька, взлетевшего над костром, но Дэйкири шлёпнула её ложкой по пальцам.

На Живе стало так холодно, что к костру я придвинулся вплотную, едва не обжигая брови, но спина всё равно замерзала.

Спалось плохо. Тёплый камень прогревал пальцы на оледенелых ногах, но шкуры остывали в ту же минуту, как только я пытался в них перевернуться.

– Критически низкая температура для поддержания жизни. Тетрародонитовый костюм потребляет излишнее количество энергии, – будила меня центральная амультара, едва я успевал задремать.

Жаль, что не умею деревенеть во сне, как мои спутники. Кажется, я не приспособлен для выживания на этой планете. Закрыл глаза в надежде расслабиться. Как назло, в ушах зачирикало, и раздробленным шумом капель, падающих в пещере, забубнили голоса.

Я замотал голову в подвернувшуюся тряпку, чтобы не слышать всего этого, но без толку. Забормотало, застрекотало и стихло. Повертелся ещё немного и заснул. Снились душные мрачные сны. Дребезжащие струны и огонь, расползающийся по пальцам. Я просыпался, пытался понять, где нахожусь, и нащупать знакомую печь, но рука натыкалась на холодные шкуры, и я снова засыпал.

Под утро стало жарко, и, едва рассвет просочился в моё убежище, я, злющий от недосыпа, вылез из гнезда. Через полосы сиреневых теней деревьев пробивалось лимонное, неокрепшее в своей уверенности вставать, солнце.

Кузены ещё не проснулись, а Дэйкири сидела, ссутулившись, спиной ко мне и смотрела в сторону рассвета.

Я спрыгнул с повозки, потянулся и размял ноги. Девчонка напевала странную колыбельную на своём дикарском наречии. Услышала меня. Обернулась.

От её вида у меня сердце покрылось ледяной коркой, а шерсть на руках поднялась дыбом. На лице девчонки от глаз до подбородка были прочерчены бурые полосы подсохшей крови. Она смотрела исподлобья и продолжала петь.

Я хотел спросить, что за бесовщина опять происходит, но она приложила палец к губам и снова уставилась на солнце. Я приблизился и понял, что снег кажется розовым не от рассветных лучей – вся земля была перепачкана кровью. Обошёл девчонку сбоку и увидел два ещё не одеревеневших тела.

Убиты. Я рухнул на колени в снег, подавляя прилив тошноты, вызванный запахом смерти. Дикие звери напали? Другие дикари? Что произошло? В поисках ответа я уставился на Дэйкири, лицо которой оставалось спокойным. Она пела и расплетала волосы. Чёрная волна их разлилась по её плечам. Девочка наклонилась над братом, сняла украшения с его волос и надела себе на пряди у висков. Я не двигался. Взгляд упал на окровавленное копьё, лежавшее у её правой руки.

– Это ты их? – не веря собственным словам, спросил я.

Ответа не было, только спокойный мотив колыбельной доносился из её сомкнутых уст. Она будто улыбалась, впитывая мой страх.

Это просто невозможно! Я ещё сплю? Что за бред? Зачем она это сделала?! Как завалила двух здоровенных парней?

– Девочка, ты спятила? – прошептал я.

Это был очень глупый и наивный вопрос, но никаких объяснений происходящему более не находилось.

Глаза на окровавленном лице смотрели со странным вызовом. Безумные глаза. Точно – сошла с ума. Песня завершилась. Теперь она убьёт и меня. Как жаль, что не удалось активировать боевые дополнения на амультаре… Я весь сжался, готовый то ли бежать, то ли нападать.

Она поднялась и сняла длинную юбку, осталась в тунике и шароварах, заправленных в унты. Подняла копьё и уставилась поверх меня.

– Что она делает? – голос Дэйкири разорвал тишину.

Лицо её при этом стало таким удивлённым, как будто она увидела открывшуюся кондитерскую посреди леса.

Я обернулся. Наш ездовой четвероногий друг был уже запряжён, а Лилёк отвязывала телегу от передка. Босая и без шубки, она одарила нас озорной улыбкой.

– Эй, придурошная! – окликнула Дэйкири и сделала шаг к повозке.

Сейчас она её убьёт!

Лилёк вскочила на передок, словно на колесницу, и свистнула. Ударила поводьями, и ушастый зверь тронулся с места. Дэйкири размахнулась копьём, и я с перепугу дёрнул её за ногу так, что копьё воткнулось в землю, а сама девчонка повалилась в снег.

Свист Лилёк перешёл в песню, которой вторили налетевшие неведомо откуда птички с жёлтыми животами. Снова удар поводьями. Серый зверь обогнул нас, перешёл на рысь и побежал вперёд по дороге. Лилёк расхохоталась звонким голосом, который подхватили птички, запрокинула голову, светлые спутанные волосы затрепали на ветру. Она обернулась через плечо и с солнечной улыбкой помахала нам.

– Мне с вами не по дорожке, нужно заскочить ещё в пару мест! – эхом разлилось по утреннему лесу.

Колесница вскоре скрылась за лихим поворотом дороги.

Я всё ещё сидел на коленях. Вспомнил, что надо дышать. Понял, что пальцы вцепились в ногу Дэйкири, но не стал разжимать их, чтобы хоть как-то контролировать её. Она не обращала на это внимания и, приподнявшись на локтях, смотрела вслед Лилёк.