В голове вспыхнули воспоминания из детства. Воспитатель детей, которые были рождены в «Подвале», объяснял им роль каждого из ярусов, рассказывал, чем занимаются узники на том или ином ярусе, заставлял заучивать что и как выращивать, обрабатывать и так далее. Потому двести четвертый уже имел представления о предстоящей работе, в общих чертах, но он понимал, чем теперь будет заниматься из дня в день. А если же он что-то и забыл, то другие узники ему помогут, подскажут. Пусть он был для них незнакомцем, но его точно не бросят на избиение гориллам – двести четвертый был в том уверен.

Не смотря на все эти мысли, ему было невероятно страшно. Он боялся этой неизвестности, вот так легко появившейся перед ним. Он об этом не просил!

– Ты чего, не слышишь? Шагай! – толчок в спину пришелся неожиданно, двести четвертый полетел вперед, но успел переставить ноги. Мгновение промедления и он бы уже валялся на полу, получив парочку дополнительных пинков, так, на память.

Они пошли.

Визуально второй ярус ничем не отличался от четвертого. На мгновение двести четвертому показалось, что ничего не происходило, а его ведут в клетку после работы у грядок. Вот они прошли мимо дверей в проповедный зал. Из-за отсутствия огромной толпы, все выглядело таким пустым, забытым. Ни единого голоса, только тишина и шаги двух пар ног. Идти предстояло еще много: нужное место находилось в самом сердце второго яруса, а добраться до туда можно было только минуя лабиринт туннелей. Кажется, когда-то воспитатель рассказывал им почему все туннели в «Подвале» были такими путанными, но те знания оказались запертыми.

– Вот здесь находится твоя клетка, – объявил помощник, когда они достигли стены из решеток.

Двести четвертый на мгновение остановился, оглянул свою новую клетку. От прошлого его отличало только другое количество спальников – их здесь было намного меньше. Связь же между комнатами была такой же.

– Пойдем, – сказал помощник.

Через время он заговорил снова:

– Тебя, может, удивило, что спальников не так уж и много, хотя заключенных на втором больше, чем на четвертом. Надзирателем несколько лет назад было принято решение вырыть еще одну клетку – дополнительную. Она вон там, видишь? – помощник указал в конец коридора, что веткой отходил от того, по которому они шли. – Там живет вторая половина двухсотых. На тех ярусах, что намного ниже, вообще по три-четыре клетки. В этом нет необходимости, но тамошние надзиратели почему-то решили, что отделить мужчин от женщин обязательно нужно. Я с ними не согласен. Пусть уж лучше заключенная не будет последний месяц беременности работать, но у нас будет новая рабочая сила. Даже если она при родах умрет, все равно будет лучше. Но Белых не против, ему особо без разницы, как мы тут функционируем. Ему главное, чтобы доход приносили, – пауза. – Вообще, мне нельзя с тобой разговаривать, а тем более рассказывать такие подробности, но порой так и хочется с кем-нибудь поговорить. А кроме надзирателя мне и поговорить не с кем, но он не слишком общительный. Мы же такие же узники, как и вы, нам тоже нельзя выходить из «Подвала». Разве что рангом выше. Потому весь мой рабочий день – тишина.

– Я никому не скажу, – единственное, что пришло двести четвертому.

– Конечно не скажешь. Тебя даже слушать не будут. Для охранников – или как вы их там? гориллы, да? – для них вы все равно что мусор. Белый специально выбирает самых отбитых, чтобы все время вас жали, чтобы вы себя мышами чувствовали, чтобы голову не поднимали. Ну, вот мы и пришли.

Впереди показался длинный, хорошо освещенный коридор, конца которого двести четвертый не увидел – тот слегка изгибался, был вырыт волной. Дверей, отделяющих один рабочий блок от другого, не было, заключенные с контейнерами в руках свободно перемещались между помещениями. Гориллы стояли на каждом шагу: по двое возле каждого проема и еще шестеро внутри. Большее число охранников двести четвертый видел только в день проповеди. Его несколько удивил темп, в каком протекала работа. По сравнению с четвертым, все здесь чуть ли не бегали, все время куда-то спешили. Двести четвертого пугал эта оживленность.

– К вам определили нового, – сказал помощник одному из горилл. Тот осмотрел двести четвертого с ног до головы. Заключенному стало не по себе: его разглядывали как кусок мяса.

– Хорошо, я найду куда его пристроить, – улыбаясь заверил горилла.

Удовлетворенный ответом, помощник развернулся и прогулочным шагом двинулся в обратном направлении.

– Ты! Подойди сюда, – горилла остановил одного из заключенных, который направлялся в соседний блок за каким-то предметом.

Узник подошел с совершенно спокойным видом. Он держался достаточно прямо, плечи лишь слегка сгорблены, руки на поясе. Двести четвертый был удивлен, но заключенный перед ним чувствовал себя вполне комфортно, не жался в присутствии гориллы.

– Что случилось, босс? – у него был очень странный выговор, он глотал окончания слов. Двести четвертому понадобилось несколько мгновений чтобы понять, что он сказал.

– Объясни вот этому что нужно делать. Первое время он будет работать с тобой.

Заключенный бегло оценил двести четвертого, кивнул.

– Двести тринадцатый, – представился он, протягивая руку.

– Двести четвертый, – узник непонимающе уставился на ладонь. Он не знал этого жеста, потому просто вытянул в ответ свою, надеясь, что сделал все правильно.

Не успел двести тринадцатый ее пожать, как горилла огрел их обоих дубинкой по плечам.

– А ну-ка пошли работать! – он занес руку для нового удара, намереваясь скорее напугать, чем снова ударить. – Живо – я сказал!

– Все, все, не кричи, босс. Пойдем, – заключенный подмигнул, головой указывая направление.

– Разве ты не боишься горилл? – спросил двести четвертый, когда они отошли от охранника так далеко, что тот не мог их услышать.

– А че их бояться? Ну, побьют они меня и че дальше? Они-то тупые, что вон тот камень. Кроме как дубинками махать ничего не могут.

«Он очень глупый», – думал двести четвертый, но в какой-то степени он был согласен – гориллы могли только бить, подтверждением тому было его тело, усеянное шрамами и синяками.

– Ты давно в «Подвале»? – спросил двести тринадцатый, подавая инструменты.

– Всю жизнь, я здесь родился.

– Тяжело, наверное, было здесь расти, – с некоторой долей сочувствия произнес заключенный, пытаясь что-то достать с самой верхней полки.

– Ты с поверхности, что ли?

– Ага.

Двести четвертого удивило, с какой легкостью ответил узник. Он не понимал, как двести четвертый так просто смириться с жизнью в «Подвале». Как он может так запросто обходиться с гориллами, в власти которых теперь его жизнь? Почему он не чувствует этого давления?

– Да не смотри ты на меня так. Знаю я, что вас это удивляет. Но мне здесь нравится. На поверхности вообще-то не так уж и хорошо, как вы тут все думаете. Я не понимаю тех, кого сюда – как и меня – затащили, а они еще и не довольны. Ну, типа, еда есть, вода есть, постель есть. Че еще надо? Да к’мон, тут даже женщины есть, пусть они и не пользуются бритвами. Кроме головы, похоже. Но они есть! А могло ведь и не быть. Ладно, пойдем, расскажу, че делать надо.

Двести четвертый послушно шагал чуть позади.

– На самом деле, тебе очень повезло, что я тебя учить буду. Смари, берешь вот эту штуковину и делаешь вот так. Понял? – остаток дня двести тринадцатый только и делал, что объяснял нюансы работы с кустами травы, демонстрируя каждое движение. – Это не трудно. Главное – придрочиться, всекаешь? У тебя уже хорошо получается, я дольше учился, – он повернулся. – Эй, малой, подойди-ка, – полушепотом позвал он.

К ним подобрался мальчик. Каждый его шаг был аккуратен, он то и дело поглядывал на горилл, двигался только тогда, когда те смотрели в другую сторону. Двести четвертый не понимал, почему ребенок крадется, и почему двести тринадцатый старательно делает вид, что никого не звал вовсе, а полностью сосредоточен на работе.