– Стой, – велел мужчина, хватаясь за ручку двери. Похоже, он очень переживал, как бы четыреста одиннадцатый ее не испачкал. – Заходи и останавливайся у желтой линии на полу.
Помещение оказалось светлым, намного светлее, чем любая другая комната четвертого яруса. Заключенный невольно сощурился, подняв руку к глазам. Сделал он это быстрее, чем того стоило, за что тут же получил тычок в спину.
– Я же сказал: «Без глупостей».
Когда глаза привыкли к свету, а дверь за спиной была заперта на замок, четыреста одиннадцатый быстро огляделся, стараясь двигать только глазами. Комната была маленькой, но полупустой. Желтая линия на полу разделяла ее ровно пополам. В противоположной половине, стоял письменный стол, за которым сидел достаточно упитанный человек, за ним – два стеллажа, набитые папками с разноцветными корешками. Сопровождавший мужчина встал за спиной четыреста одиннадцатого, сложив руки в замочек, готовый в любое мгновение привести в исполнение свои угрозы.
– Четыреста одиннадцатый, верно? – устало спросил человек за столом. Заключенный тут же догадался, что это был надзиратель четвертого яруса. Тот опустил голову, начал рыться в бумагах, несколько листов свалились на пол. – Вот же блядь.
– Да, это мой номер.
– Был твоим, – поправил надзиратель, нагибаясь за упавшими листами. Из-за веса давалось это ему очень тяжело, лицо стало красным. – Тебя переводят на другой ярус. Теперь ты будешь выращивать не овощи, а наркоту. Считай, тебя повысили, – он хрипло засмеялся, выравнивая стопку бумаг.
Четыреста одиннадцатый не знал, что ответить. Он не раз слышал, что заключенных порой переводят на другие ярусы, и даже был знаком с некоторыми из таких, но никак не ожидал, что это случится с ним.
– ЛПН-04, – надзиратель обращался к мужчине у двери – собственных имен не было даже у персонала «Подвала», – сними с него ярлык.
Узник терпеливо ждал, пока из его уха вытаскивали крючок с индивидуальным номером. Личный помощник надзирателя четвертого яруса не был аккуратен, его движения оказались грубы – мочка уха болела.
– Что-то я не вижу радости в твоих глазах. Тебя переводят на два уровня выше, а ты стоишь с лицом, будто тебя собираются казнить. А ну-ка улыбнулся! – надзиратель хлопнул по столу.
Вздрогнув от звука, заключенный растянул губы. Вряд ли это выглядело достаточно убедительно, потому он добавил несколько слов о том, что очень рад данному известию, постаравшись придать голосу как можно боле жизнерадостных нот. Он понимал, что все равно это не будет иметь и капли искренности, но надзирателю того оказалось вполне достаточно.
– Вот, уже лучше, – похвалил он, беря ярлык у помощника.
Остальное время он заполнял какие-то бумаги, заключенный стоял молча, все еще пытаясь сохранить на лице улыбку, пусть необходимости в том уже не было.
– Так, а теперь очень – слышишь: очень – медленно подойди к столу, макни большой палец, вот этот, – он указал, какой именно, – вот в эту черную жижу, а потом прислони его во-о-от здесь, – на всякий случай он пометил нужное место еле заметной галочкой, очень сомневаясь в умственных способностях узника.
Заключенный медленно подошел к столу, ощущая на себе пристальный взгляд помощника. Он оставил отпечаток в самом низу листа, заполненного мелким неровным почерком. Ему оставалось лишь догадываться для чего все это нужно и что он только что сделал.
– Вот молодец. Что ж, все – мы больше никогда не увидимся. Прощай, – закончил надзиратель, быстрыми движениями захлопнув папку, ему явно доставляло удовольствие сие действие. – Как только передашь его надзирателю второго, сразу же возвращайся, пусть сами за ним следят, а нам еще нужно пятерых перевести, хочу успеть все к обеду. Туда и обратно, понял?
– Хорошо, – кивнул помощник. – Идем.
Путь до второго яруса был не близким, но преодолели они его достаточно скоро. Личный помощник не хотел тратить так много времени всего на одного заключенного, когда предстояло еще пятеро, потому он то и дело поторапливал узника, когда тот начинал слегка замедлять шаг.
– Знаком с кем-нибудь с второго? – пока они поднимались, мужчине стало скучно, он начал разговор на первую попавшуюся тему, пусть она и вовсе его не интересовала.
– Нет, – ответ заключенного был короток скорее из-за растерянности, чем из-за чувства ненависти к любому сотруднику «Подвала».
– А как же вот эти ваши проповеди, когда вы всем «Подвалом» с открытыми ртами слушаете бредни этой старой дуры? – спросил помощник с нескрываемым презрением.
– Когда я прихожу на проповедь, я ни с кем не разговариваю, – в голове снова всплывали кусками вылетали воспоминания вчерашнего Излития. Заключенный сжался.
– Почему? – помощник заметил изменений в осанке узника, слегка напрягся, приготовившись к нападению.
– Я не знаю. Просто не хочу, – голос был скорее виноватый, чем возбужденный, что был присущ человеку, который собирался вот-вот напасть. Помощник засомневался в своих предположениях относительно попытки побега, но всю оставшуюся дорогу он шел молча, внимательно следя за любыми движениями узника.
Вскоре они поднялись на второй ярус. Мужчина ввел заключенного в комнату надзирателя второго яруса.
– Бывший четыреста одиннадцатый, – представил он узника.
– Я рад, – прогремел надзиратель. После его слов ЛПН-04 удалился.
Комната надзирателя второго яруса была абсолютно такой же, различались разве что папки – здесь они были другого цвета, а вместо цифры четыре были написаны двойки. Сам же надзиратель напоминал скорее гориллу, чем своего коллегу с четвертого. Такой же высокий, мускулистый, излучающий угрозу, лицо – квадрат, нос несколько раз ломали. Должно быть, он действительно некогда служил охранником, а после его повысили.
А вот его личный помощник – на футболке значилось «ЛПН-02» – был очень тощ, не велик ростом. Он сидел на стуле у стены, глядя на своего начальника, который сейчас заполнял бумаги. Заключенный узнал этот взгляд – так узники смотрят на горилл.
Заключенному снова пришлось оставить отпечаток на каком-то листе.
– Теперь ты будешь двести четвертым. Нравится?
– Да, – ответил заключенный, незаметно растирая чернило по руке – тщетная попытка оттереть палец.
– Не слышу! – надзиратель стукнул кулаком по столу. Все, что на нем стояло взмыло в воздух. Одна из ручек, которая лежала у самого края, свалилась на пол. Личный помощник в момент подлетел ее поднимать.
– Да, мне очень нравится! – чуть ли не крича повторил узник, с опаской глядя на сжатый кулак.
Надзиратель рассмеялся.
– Прицепи ему эту херню и уведи куда подальше.
В помощника полетел ярлык с новым номером узника. Тот умело поймал брошенный предмет. К двести четвертому помощник приблизился живо, он не думал, что тот может на него напасть, он не видел никакой угрозы, считал, что узник на это просто не способен. Он легким движением вдел крючок в крохотную дырку мочке. Помощник слегка отодвинулся, пару раз дернув за ярлык – нужно было проверить, хорошо ли тот был закреплен.
– Готово. Куда мне его? – спросил он, повернувшись к надзирателю.
– На плантации, куда же еще, – ответил тот, не поднимая головы, все его внимание привлекал какой-то светящийся предмет в руке. Он тыкал в него пальцами, хмуря брови после каждого нажатия. Двести четвертый не смог понять, что это было, так как прежде никогда такого не видел.
– В который из них?
– Да в любой, его потом сами определят.
– Идем, – обратился помощник к заключенному, указывая на дверь.
Как и в прошлый раз, двести четвертому не позволили дотронуться до ручки. Поскольку его никогда ране не водили в комнаты персонала, он не знал, было ли это какое-то правило или сотрудники просто не хотели, чтобы он хоть что-то трогал. Так или иначе, заключенный не сказал ни слова, вышел в коридор, стараясь не отойти слишком далеко, так как любое неверное действо могло остаться последствием на его теле.
Пока помощник закрывал дверь, заключенный повертел головой. Теперь он рабочий второго яруса. Того самого яруса, на котором находится проповедный зал, теперь он намного ближе к нему. В день следующей проповеди ему не придется шагать по переходам. Он будто ощущал присутствие проповедницы где-то рядом. Ему стало как-то проще свыкнуться с мыслью о переменах. Он легче воспринимал, что теперь овощи будет видеть только в миске.