Пробежала пальцами по краю стола. Мне очень дурно. Собака скоро умрет. Я ей едва ли помогу. Мне тоже никто не поможет… Сжимаю кисть на правой руке. Морщусь, глотая тежелый ком. Поднимаюсь наверх…. Включаю напор воды в ванной. Горячей, приятной на ощупь, воды. Ложусь в нее и жду. Жду пока наполнится до края. Одиночество. Полное, беспросветное, съедает изнутри. Живот болит. Тупая боль становится ноющей… Режущей… А потом — невыносимой. Пёс завыл. Наверное, учуял запах смерти. Рвота подступила к небу, глаза закатились, и видимость потеряла ясность.

— Я тебя ненавижу… И люблю… — шепнула, почувствовав тепло внизу живота. Обвела взглядом гладкую поверхность ванной. Чистая, прозрачная жидкость окрашивалась в красный… И я улыбнулась. — Прощай…

… - Малышка, пожалуйста! Прошу тебя! Иди быстро наверх! — Умоляюще проговорила мама, подталкивая меня в сторону лестницы. Смахивала слёзы локтем, и поторапливала, панически.

— Я не уйду! — Цеплялась за нее, рыдая, словно умалишённая. — Не хочу, пожалуйста! Мне страшно! Давай сбежим! — Прижималась, слушая бешеный стук сердца. Своего и её. Женщина тесно обвила вокруг меня руки, и вдруг замерла, когда услышала очередной удар по двери…

— Беги я сказала! Сейчас! — Но я не среагировала, вернее, этот сукин сын выбил створку быстрее, чем успела. Мать резко повернулась к нему и упала на колени, захлебываясь слезами. — Прошу, она сама! Она уйдет сейчас же, не трогай её! Пожалуйста!

Эта ядовитая ухмылка на лице… Я помнила ее каждый миг! Каждую секунду своей жизни! Молча он подошёл к нам в притык, и так же ухмыляясь, молча, схватил родную за волосы и отбросил от меня, словно та ничего не весила. Потом сжал ворот моего маленького, розового платьица, приподнял, так, что мне отняло дыхание из-за обвившей горло ткани, и потащил наверх. Маленькие ножки едва ли поспевали за его грузной походкой. Да я и не старалась… Пока волочил меня на второй этаж, смотрела, как мамочка, задыхаясь от страха, вынимала со спутанной копны выдранные пряди. Смотрела мне в след… С сожалением и безысходностью.

За считанные секунды мы уже стояли у шкафа. Большого, темного шкафа в спальне. Он провернул ключ и открыл дверь, сдавил запястье так, что я всхлипнула от боли. Одним рывком протолкнул меня внутрь ящика, и запер дверь, так быстро, что я даже не успела попросить его быть с ней сегодня помягче…

☆☆☆☆☆

Прошло несколько часов. Несколько часов ее криков, доносившихся по ту сторону двери. Глаза привыкли к темноте. Только детское сознание не привыкло. Сидела, шатаясь взад — вперёд, и только слушала тяжёлое дыхание….

— Ах-ха-ха-ах-ах… — И периодические гулкие пинки, удары, сопровождаемые криками. Мне почти семь. Я понимала, что происходит. Он делает с ней это… Делает, и бьёт. Прикрывала уши руками, сдавливала. Я не хотела слышать… Не хотела знать! Я ничего не могу! Ничего! Кроме как пытаться побороть страх тьмы, чтобы после не обременять маму хотя-бы этим. Так продолжалось бесконечно долго… Слышала ее всхлипы. И была рада. Пока она всхлипывает. Пока кричит. До тех пор она точно жива….

Время в шкафу проходило не так, как вне. Некоторые моменты тянулись так долго, что казалось, будто миновали месяцы! А потом, потом… Когда ждать становилось невыносимо сложно, сознание будто отключалось. Не чувствовалось течение часов… И хоть сон не приходил, но оставалась одна надежда. Так случалось каждый раз. Каждый раз после всего кошмара. По роговице резал яркий с непривычки свет, и я слышала любимый голос…

— Эви… Эви… Можешь выходить. Всё закончилось… Эви!…

— Эви? Всё закончилось. Мы вам обязательно поможем!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Виктор Степанович Брусникин

Мой кабинет хорошо оборудован, специально созданный уют располагал к беседе. Он больше напоминал гостиную, чем кабинет врача. В нем стоят несколько удобных кресел и столиков, а также небольшой диван. Настроено мягкое комфортное освещение. Я хочу поговорить с Артёмом без терапевтических методов, исследования его внутреннего мира или наведения его на мысль — провести работу над собой. Я хочу поговорить с ним, как друг, но, дать домашнее задание. Ведь, как не крути, я психиатр, я хочу помочь, а терапия — процесс двусторонний.

— Сначала, Артем, давай договоримся, что ты будешь вести дневник эмоций. Если ты поймёшь всё, о чем сегодня пойдет разговор и проработаешь свое поведение, отношения с окружающим миром, то, однозначно ты увидишь положительное во всем.

Парень никак не отреагировал, он просто отвернулся и уставился на покачивающийся маятник. Многих пациентов привлекала эта штуковина, хотя пользовался я ей в редких случаях.

— Виктор Степанович, я расскажу вам одну историю, и тогда вы вынесите свой вердикт. — Артем лёг на диван и прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Я не знал, что он собирается сказать, но уверен, что этот парнишка, которого я знал с детства не способен на жестокость. — Не так давно, — начал он свое повествование, — я увидел девушку. Увидел, и влюбился в нее без памяти. Я тихо обожал её, видел только в ней смысл своей жизни. Она была для меня идеальной и неприступной. Эви, так зовут девушку, не замечала меня. И, однажды, я решил открыться. Открыться в самый неподходящий момент…

Когда Артем закончил свой рассказ, я сполз в кресле и притих, пытаясь прийти в себя от услышанного. Такого я совершенно не ожидал. Однозначно ему нужна помощь, помощь квалифицированная, амбулаторная. Девушку тоже не мешало бы осмотреть. Судя по его рассказу, она не в себе и нуждается в лечении. Они оба нуждаются в лечении.

Я поднял трубку и нажал на кнопку вызова санитаров.

— Вы хотите оставить меня здесь? — Артем заметно занервничал. — Теперь вы понимаете, что я опасен?

— Да, я хочу понаблюдать за тобой. Мы проведем ряд тестов, я назначу некоторые процедуры, которые смогут выявить больше деталей твоего необычного поведения. — Говоря это, я был обеспокоен. Артем действительно изменился. К нему нужно настоятельно присмотреться. — Ты согласен? — Он приподнялся и посмотрел на меня безумным взглядом, от которого у меня прошел мороз по коже.

— У меня есть выбор? — Сказал и обернулся на звук открываемой двери. Вошли два рослых парня и остановились, ожидая моего приказа. — Подкрепление, доктор? Думаете, всё так плохо?… А я ведь ещё не согласился, разве это честно? — Его тело пришло в движение: Артем медленно встал…. чересчур медленно.

Я почувствовал подвох, но не успел предупредить санитаров, как он вскочил и бросился к открытому окну. Но мои работники были достаточно опытные, повидали многих пациентов и знали, что можно ожидать, поэтому, едва парень запрыгнул на подоконник и дёрнул за ручку, как сзади его схватили четыре пары сильных рук и спустили на пол. Артем неожиданно ловко извернулся и завязалась потасовка. Два огромных детины с трудом удерживали долговязого паренька. Вот это сила! Вот это желание свободы! Сила, которая проявляется у людей с психическими расстройствами. Кто-то впадает в продолжительную депрессию, а кто-то становится агрессивным и невероятно сильным.

— Артём! Сейчас же успокойся! Не делай глупостей! Я помогу тебе, всем чем смогу помогу. Дай только шанс, дай время, парень! — Мои слова возымели действие и он сдался. Опустился на пол и закрыл голову руками, раскачиваясь в разные стороны. На него было больно смотреть. Вся его поза говорила о смирении и страданиях. — Всё будет хорошо, Артем. Всё будет хорошо. — Произнес, давая знак санитарам выполнять свою работу. Они обхватили его безвольное тело и поволокли из кабинета. — Палата одиночная, режим связывания. — Мне вовсе не хотелось применять этот метод, но в данном случае это необходимо.

— Эви! — Простонал он тихо. — Что будет с моей Эви? — Его взгляд был тревожным и молящим. — Помогите ей, доктор! Пожалуйста, сделайте что-то! Она совсем одна! — Артем снова начал вырываться, демонстрируя недюжую силу.