Получается, дорога у меня одна. Мне правда хотелось сейчас вернуться в отчий дом. Последнее письмо… Прочту, и закажу билеты. Кажется, сейчас он не станет мне препятствовать. Так будет правильно. Так будет легче. Раз и навсегда вычеркнуть его из моей жизни. Пальцы дрогнули, когда развернула сложенный вчетверо лист. По веках скатились слёзы…
"Мы с твоим отцом сошлись. Надеюсь, ты за нас порадуешься…" — Судя по всему, на это Любимый ответить не успел. Этот выродок… Избивавший мать, державший меня часами запертой в шкафу — вернулся. Нет… Этого я точно не выдержу. Дура! Какая дура! Такая, как и ее непутёвая дочь… Которой теперь некуда возвращаться.
☆☆☆☆☆
Я не вижу, но глаза мои больше не отражают жизнь. Бреду по коридору, медленно перебирая босыми ногами по прохладному полу. Не смотрю по сторонам. Да мне и дела нет — увидит, или нет. Словно живой труп. Прошла мимо спален. Вокруг тихо… Хочется спать. Хочется покоя. Но здесь я не остановлюсь. Нет места мне в этих теплых комнатах. Я появилась в этом доме пленницей. Игрушкой, которую разбирали на кусочки, а потом, забавы ради, собирали обратно. Пусть так и будет впредь…
Первый этаж… Минус первый. Сама спустилась в подвал. Отворила тяжёлый засов и вошла, оставив лишь тонкую струйку света в щёлке. Бетон. Стены. Царапки… Подошла ближе к произвольному календарю, и провела по отметинам пальцами. Вот столько дней… Присела рядом. И легла. Прямо на пол. Свернулась калачиком… Прикрыла глаза. Мне больше некуда идти. Стала проваливаться в сон… Прежде, чем бессознательность накрыла окончательно, вспомнила слова знакомой с детства песенки. "Лондонский мост рушится… Моя леди…". Живот тянул. Но эта боль в душевной агонии таяла. Нет больше жизни, раз я сама решила похоронить себя живьём.
Глава 24. Давний знакомый
Артём
Одна ночь! Одна долбаная роковая ночь! Стечение обстоятельств! Судьба?! Или злой рок?! Что именно изменило наше счастье?! Что или кто?! Отморозки, ворвавшиеся к нам в жизнь или я, похитивший и издевавшийся над девушкой, которую полюбил всем своим существом?!
В тысячный раз задаюсь вопросом и в тысячный раз не нахожу ответа — зачем?! Зачем, сука?! Зачем я сделал это с ней?! Она же всё для меня! Как теперь жить, зная, что она ненавидит?! Что никогда не простит?!…
Шёл второй день. Второй день добровольного затворничества в подвале. Второй день, как я прихожу, приношу поесть, пытаюсь поговорить. Вымаливаю прощение, стоя на коленях, целую руки, валяюсь в ногах, а в ответ — тишина! Пустой взгляд сквозь меня! Я старался не думать о своей жестокости. Забыть… Второй день, как моим другом стал алкоголь. Друг и помощник в попытках забыться и освободиться от порочной, темной стороны своей натуры. Желание быть с ней, обнять, утешить, творили с моим подсознанием невероятные метаморфозы. Во время пьяного сна мозг не выпускал её образ в тот момент, когда к ней вернулась память. Я давно выбросил всё, что связано с тем мной. Надо было забить намертво этот подвал, в котором я мучил её.
— Ты обещала любить! Чтобы не случилось! — Орал я в пьяном угаре. Подходил, обнимал, раскачивая в своих руках её худенькое тело. — Прости, детка! Прости! Я искуплю свою вину, свою жестокость… Я все сделаю для тебя! На все пойду ради тебя! Позволь… Позволь быть рядом и всю жизнь я буду делать тебя счастливой.
— Обещание… — Впервые после всего, она взглянула на меня. — Обещание дают человеку… Не хочу слышать это дерьмо о любви! Нет её! И не было, слышишь?! Не. Было.
— Как не было?! Я поперхнулся этой фразой. Схватил её за плечи и притянул к себе, впиваясь страстным яростным поцелуем. Терзая губы, посасывая язык, готовый сожрать, расствориться… Злость, на себя, на неё, ненавидящая и презирающая, лишающая рассудка, затопила душу. Безрассудно пытался возбудить, опротестовать ее слова, подчинить себе снова… Эви обмякла в моих руках. Она и не пыталась сопротивляться, или отвечать мне. Я снова поддался мраку своего сознания, своей темной душе…
Отстранился. Отпил из горла обжигающее пойло. Уставился на дверь, рассматривая железный засов. Осмотрел мрачные стены, взгляд натолкнулся на царапки: это дни, проведенные Эви в этом кошмаре. Я закрыл глаза, глубоко вздохнул, поднял веки и застыл. В ужасе от самого себя, вспоминая всё, что я делал с ней. Бутылка полетела в сторону двери. Звон стекла. Я босиком прошел по полу, по осколкам, не обращая внимания на алые капли. Я потерял ощущение реальности. Шаг. Я закрылся руками, словно защищаясь от удара. Ещё один шаг. Я не мог дышать. Ее запах проник в мои ноздри обжигающим память огнем. Не в силах больше бороться с отчаянием, упал на колени, с безумством втягивая родной запах.
— Детка, ты наполнила мою жизнь смыслом, без тебя я был на краю пропасти. Я знаю, что заслужил это. Знаю! — Кровь из-под моих порезанных ступней окрасила пол. — Я тебя никогда не отпущу, — как заклинание пообещал я. Обернулся. Посмотрел на неё. Не смотрит… Понурые плечи, склоненная голова, разочарование во всём — вот чего я добился! Она не простит! Никогда не простит!
Бежать… Бежать от неё… От своей любви, от безмолвного безразличия, от боли в сердце…
☆☆☆☆☆
На улице шел дождь. Мрачные тучи соответствовали моему настроению. Капли стекали за шиворот, охлаждая разгоряченную кожу. Рубашка насквозь промокла и прилипла к телу. Меня охватил озноб, мешая сосредоточиться. Стуча зубами, шёл по мосту, горя желанием кинуться в воду и сдохнуть. Забрался на парапет, раскинул руки в стороны и широко открыл глаза. Темная река влекла, манила, обещала успокоение, раскрыв свои объятия…
Эви… Детка… Любимая… Прости за всё и будь счастлива! Мои последние мысли перед падением были о Ней…
Виктор Степанович Брусникин — психиатр
В этот дождливый вечер, какое-то шестое чувство гнало меня на улицу. Оделся, взял зонт и отправился в сторону мо ста. Шёл неторопливо, шлепая ботинками по лужам. Ноги утопали в водном потоке.
Очередной пациент выбил из колеи: всё-таки я слишком близко принимаю проблемы своих подопечных. Не дело это! Да, и возраст. Мне не двадцать лет, сердце уже не то.
Увидел человека — мужчину. Скорее молодой, высокий, вся одежда промокла насквозь. Видно, давно на улице. Голые ноги… А вот это уже плохо!
Профессиональным взглядом осмотрел его, и где-то на подсознании пришло узнавание: наклон головы, прямая спина, выправка, которой обучали с детства. Не может быть! Артём! Поправил, сползшие на нос очки. Да, я не ошибся. Что он здесь делает?! Почему-то сразу подумалось о чем-то не хорошем. Вся его поза говорила за себя. Что он творит?! Неужели болезнь прогрессирует и он снова ненавидит себя? Как же так?! Я думал, что смог помочь этому мальчишке.
Не дав пробиться воспоминаниям о трудном ребенке, и чего мне стоило, чтобы такой, как он, доверился мне, быстрым шагом направился к нему, чтобы остановить. В том, что он хочет сделать, я не сомневался.
— Артём! — Воскликнул, перекрикивая раскаты грома и, хватая его за распахнутую куртку. — Это я! Я! Узнаёшь? — Решил сразу уточнить, видя его пустой, отрешенный взгляд. — Виктор Степанович, помнишь? Ты весь продрог. — Его трясло, зубы отбивали дробь. — Пойдем, пойдем со мной. — Скинул с себя пальто и попытался накинуть парню на плечи, но он отмахнулся.
— Не надо. Оставьте меня.
— Как же я оставлю тебя в таком состоянии?! Не правильно это, мой мальчик. — Да, зная его, его доброе сердце, и он бы не прошел мимо. — Ты бы тоже не оставил человека в беде, попытался бы помочь…
— Замолчите! — Заорал он неожиданно громко. Также неожиданно и закончился дождь. Его крик раздался в вечерней тишине оглушающе. Я на мгновение подумал, что передо мной все тот же ранимый мальчик, но, лишь на мгновение: сейчас его взгляд был жёстким, злым, колючим — далеко не детским. — Вы ничего не знаете! Я совсем не тот добрый мальчишка, которого вы помните! Я монстр! Зло!
