«Нет, зря я ругал товарища Вернадского, земля ему пухом, умнейший был человечище, - думал я, записывая слова, которые сами откуда-то появлялись в голове из песни «Кто тебе сказал».

- Там Алёнка моя приехала, её в гостиницу селить не хотят, мест нет! – Оттолкнув в сторону продюсера Мишу, подлетел ко мне встревоженный Боря Александров.

- Если Алёнку не хотят селить, то иди с ней в кино, там, на задних рядах целуйтесь, и покупай ей билет обратно в Горький. – Сказал я, дописав ещё одну песенку из недалекого будущего. – Да шучу я. Поселим твою Алёнку в лучшем виде. Я тебе за гол «Локомотиву» должен, а долги я привык отдавать. Всё товарищи певцы готовьтесь учить новую хитяру-котяру!

Я допил кофе, встал во весь свой богатырский рост и заревел как лось, который призывают любимую самку, чтобы продлить лосинный род:

Хочешь, я в глаза, взгляну в твои глаза,

И слова припомню все, и снова повторю:

- Кто тебе сказал, ну, кто тебе сказал,

Кто придумал, что тебя я не люблю…

***

Проблему с койко-местом для Алёнки в гостинице «Юность» я решил просто. Намекнул женщине работающей на стойке регистрации, что люди из всесильного КГБ заинтересованы в этой миниатюрной девушке. А когда работница гостиницы взмолилась - хоть режьте, хоть Леониду Ильичу звоните, мест нет. Я предложил компромиссный вариант, Алёнка заселяется в мою с Александровым комнату, а нам выдаются две раскладушки, и мы одну ночь спим у своих одноклубников. На том короткие, но горячие переговоры и завершились.

И сейчас я спал в комнате Коли Свистухина и Вовы Смагина. Если Володя, которому завтра не нужно было потеть на льду во время товарищеской игры двух сборных, с легким сердцем убежал в ресторан, где сегодня отжигали наши музыканты, то Николай этого сделать не посмел. Он бросал на меня обиженные взгляды, но риск получить серьёзную травму головы перед завтрашней игрой его серьёзно останавливал.

- Может сходим, одним глазом посмотрим на наших горьковских музыкантов, - жалобно проблеял Николай.

- Уснуть не можешь? – Я приподнялся на одной руке. – Вот тебе рассказы Герберта Уэллса вырубает за пять минут, способ проверенный. И вообще, завтра в ресторане попрыгаем, наши и завтра петь здесь будут. Чувствую, что предстоящая игра ключевая. Выиграем её, всю отечественную историю хоккея перевернём.

- Куда? – Вдруг заинтересовался историей Николай.

- Вперёд и выше, только так. Спи, мне ещё о светлом будущем подумать надо. – Сказал я, выключая настольную лампу.

Если на субботней тренировке мы играли в своих новеньких клубных хоккейных свитерах, то на игру против сборной Чернышёва и Тарасова выдали старенькие и застиранные белые фуфайки, в которых показаться огромной толпе болельщиков, шумевшей сейчас на трибунах, было просто стыдно.

- Форма как будто на помойке подобрали, - заворчал Коля Свистухин, заматывая изолентой шнурки на коньках.

- Если тебе не нравится, можешь посидеть в запасе, - в тон ему забубнил Слава Старшинов, которому было очень обидно, что ему предпочли какого-то молодого выскочку.

- Эх, коротка кольчужка, - сказал я, надев белый хоккейный свитер, что был мне в обтяжку.

- Ну, хватит стонать! – Сева Бобров пару раз громко хлопнул в ладоши. – Смотрите сюда. – Он развернул доску, к которой были прикреплены на кнопках четыре листа бумаги. На первом листе значились три фамилии: Викулов – Фирсов – Харламов. На втором: Чичурин – Мальцев – Мотовилов. На третьем: Мартынюк – Шадрин – Зимин. И на четвёртом: Михайлов – Петров – Блинов.

- Против звена Фирсова выйдет Тафгаев с «пионерами», - Сева для наглядности подписал мою Фамилию на первом листе. – Против Мальцева сыграет Свистухин со спартаковцами. Против Шадрина – пятёрка Анисина из «Крыльев» и, наконец, сдерживать пятёрку Петрова будет пятёрка Федотова. Мужики, ничего сверхъестественного от вас не потребуется, играйте в свою игру. Пошли, я в вас верю!

И все двадцать хоккеистов нашей Олимпийской сборной, как по команде надев чехлы на лезвии коньков, пошагали, топая, словно стадо бизонов на важнейшую для нас игру. К сожалению, ничья нас не устраивала, и даже минимальная победа – была неинтересна, нужен был самый настоящий реальный разгром. Чтобы доказать, что ехать на Олимпиаду в Саппоро, мы не менее достойны.

- Что-то меня колбасит не по-детски, - признался Боря Александров.

- Сейчас разок в борт впечатают, сразу пройдёт, - нервно усмехнулся я, так как меня тоже потряхивало, как на первом свидании. – А лучше сам кого-нибудь впечатай.

- Постараюсь, - пробормотал «Малыш».

Обслуживать непростой матч доверили нейтральному судье Пликшкису из Риги и Быстрову из Ленинграда.

- Кура йохайды, - улыбнулся мне рижанин, года я проезжал во время предматчевой раскатки рядом с судейской бригадой, одетой в традиционные черные брюки и полосатые свитера.

- Кура, кура, - выдавил из себя улыбку и я - вот бы ещё знать, что это такое?

«Всё товарищ, Тафгаев, кончились шуточки, сегодня либо нас размажут, либо размажем мы, второго не дано», - подумал я, когда встал на точку вбрасывания в центральный круг напротив армейца Анатолия Фирсова. И вдруг обратил внимание, что Толя тоже что-то себе шепчет, и нервном тике дёргается его глаз. Ничего себе - его потряхивает. А ведь Тарасов наверняка накрутил первую сборную до полного помутнения рассудка. Наверняка загонял её часовыми тренировками до посинения и до судорог в мышцах. Дорогой Анатолий Владимирович – ты же нам просто сегодня самый лучший подарок сделал, доведя своих ребят до полуобморока. Правильно в народе говорят, что заставь дурака Богу молится он и лоб расшибёт.

Стартовое вбрасывание, которое народ на трибунах встретил свистом и криком, выиграл я, откинув шайбу на Сашу Куликова. Куликов перевел на Гусева, единственного московского армейца в наших рядах. Гусь двинул шайбу в среднюю зону по своему левому краю на Борю Александрова. А вот «Малыш» с испугу так разогнался, что улетел от опекающего его Харламова, почему-то ко мне в центр.

- Пасуй дурень малолетний! – Гаркнул я, хорошенько приложив плечом Фирсова, чтоб клюшечкой своей не цеплял, за что не надо.

Лишь на мгновение Толя Фирсов от меня отклеился, как шайба тут же пришла от Бориса ко мне. Ну и я тоже решил блеснуть дриблингом, тем более Харламов открыл мне левый фланг для прохода в зону атаки. Куда я с успехом и полез. Но когда я пересёк синюю линию, мне преградил путь к воротам Третьяка, именно его поставил Тарасов с первых минут в рамку, Игорь Ромишевский. Игорь - игрок хороший старательный, но медленный и со скромными габаритами. Поэтому я сначала полез обыгрывать его через борт, а затем, срезав угол и оттеснив защитника, вывалился на свидание к Владику Третьяку. Что там, на трибунах орали болельщики, что мне кричали мои партнёры по команде, что кричал Тарасов, перевешиваясь через борт, ничего я не слышал, зато отлично видел Сашку Скворцова, который на секунду остался на противоположной штанге один.

- Держи! – Крикнул я, отдавая прострельную передачу, и от удара в плечо, которое нанёс мне Ромишевский, упал на лёд.

Трибуны сначала притихли, а затем взвыли, словно сошли с ума от внезапно нахлынувшего счастья.

- Гооол! – Ревели все вокруг.

А я поднялся, потирая плечо, и немного жалея, что повтора этой исторической для меня шайбы никогда не увижу, покатил на смену.

- Во, завертели! Во, завертели! – Удивлялся армеец Гусев, поздравляя нас с заброшенной шайбой. – Как черти оборону разметали.

- Толи ещё будет Саша, - я тоже похлопал армейского защитника по хоккейному шлему.

- Мужики! - Крикнул я, усаживаясь на лавку. - Нужно давить первую сборную они все на мандраже, запугал их Тарасов основательно. Кто следующий? Свистухин и «Спартак»? Дави мужики! Ху. – Уже спокойно выдохнул я.

К сожалению, развить успех не получилось, следующие шесть минут бодались с командой Чернышёва и Тарасова в средней зоне, что называется ни нашим, ни вашим. Зато на седьмой минуте я опять со своими «пионерами» закрутил карусель в зоне атаки. Чем сильна тройка нападения Викулов, Фирсов и Харламов? Все трое быстрые техничные, любят атаковать, но не любят защищаться, некому среди них, что называется таскать рояль. Они все трое солисты-пианисты. Вот поэтому они против нас страдали, а не играли. У меня тоже крайние нападающие быстрые и техничные, но за них я могу черновую работу сделать, плюс моё преимущество на вбрасывании. И хоть кричал Тарасов громко, требуя своих подопечных играть в хоккей, но болельщики орали ещё громче, требуя гол. Поэтому после того как Скворцов улетел за ворота Третьяка, и выдал пас точно в крюк Боре Александрову, счёт на табло снова изменился. Потому что когда Владислав Третьяк отбил, я, разметав Ромишевского и Цыганкова, добил.