- Ерунда, - зло прошипел шаман.

И лишь когда довольный писатель удалился трудиться над литературным шедевром будущего, я объяснил свою простую идею недовольному Волкову. Что сначала пишем пророческий роман, затем ближе к 1985 году запускаем слухи, что всё в романе есть сущая правда, тем самым спасём десятки тысяч людей на национальных окраинах от надвигающейся расправы. И они смогут там продать свои квартиры и спокойно уехать, а не бежать в одних трусах.

- А СССР тебе по боку? – Вспылил шаман.

- Странный ты человек, Волков. – Я придвинулся поближе к товарищу из 85-го года, чтобы наш разговор никто случайно не подслушал. - Я половину жизни играл в хоккей, другую половину занимался перепродажей круп, макарон, сахарного песка и муки. Как я по твоему должен спасти СССР, в котором множество противоречий национального характера и экономических косяков, где люди у власти не меняются десятилетиями? Я не помню, в каком году секретарь ЦК КПСС Кириленко, второй человек в государстве сказал, что он думает с Леонидом Брежневым в один унитаз, перепутав слово «унитаз» со словом «унисон».

- Всё с тобой ясно, - махнул рукой шаман, затем гордо встал и пошёл на выход.

***

После ужина на базу «Зелёный город» пригнали мою новую временную машину. «Не хуже чем у Коноваленко», - подумал я, сделав небольшой крюк по пустынной дороге, которая через лес вела на нашу спортивную базу. Но на этом неожиданности этого дня не закончились. Ко мне в жилой корпус, когда я резался в настольный хоккей с «Малышом» принесли с проходной телеграмму: «Прилетаю 4 декабря 6 ч. Буду здесь на конкурсе песни. Ирина Понаровская».

- Чё пишут? – Поинтересовался мой юный друг.

- Чего только не пишут. Бани все хотят закрыть, раз. Водку разбавить до двенадцати градусов, два. И «Диснейленд» построить посреди непроходимой тайги, три.

- Чего построить? – Опешил Александров.

- Ничего, лучше скажи, где мне до утра цветы достать хоть какие-нибудь? – Я посмотрел на одинокий фикус, стоящий на окне в холле нашего жилого корпуса, который зачем-то покусали малообразованные коты.

В аэропорт «Стригино» я примчался около пяти часов утра. Так чтобы наверняка не разъехаться с Ириной Понаровской. Завернул в газетку фикус, стрельнул у главного тренера кофе, чтобы не проспать, и вот я здесь в зале ожидания, сплю, укутавшись в пальто. А когда женский монотонный голос объявил рейс из Ленинграда, в моей крови сразу же забурлил адреналин, который обычно бодрит меня при выходе на лёд перед важнейшими матчами. И я, как и ещё с десяток человек, втиснулся в узкий неудобный коридор для встречи выходящих с рейса пассажиров, и принялся высматривать группу музыкальных товарищей с громоздкими инструментами. Каково же было моё удивление, когда передо мной остановилась одна Ирина с маленьким чемоданчиком в светло-сером пальто и в красном пуховом платке.

- А где руководитель, то есть дирижёр? Лауреат и союзная знаменитость? – Я вытянул шею, чтобы рассмотреть остальных музыкантов.

- У остальных музыкантов завтра в воскресенье три концерта во Владимире, где я должна быть в двенадцать часов дня, - улыбнулась Ирина. – А ты мне одной не рад?

- Я не рад только одному, цветов ночью в декабре, к сожалению, не купить, поэтому… - Я пошарил по карманам. – Кажись, фикус где-то оставил. Ерунда, всё равно его коты обгрызли.

- Коты? – Удивилась певица.

- Да целая банда, которая сейчас хозяйничает у нас в жилом корпусе на базе. Куда тебя везти? – Я забрал у девушки маленький легкий чемоданчик. – У тебя в гостинице бронь?

- Нет, - пожала плечами Ирина. – Я просто взяла и приехала. На конкурс ваш посмотреть. У вас в Горьком какой-то ВИА появился, «Высокое напряжение», кажется. Играют так себе, но песни хорошие, поэтому Толя Васильев меня и отпустил.

- Эх, молодость, - я взял певицу за руку и повёл в машину.

Ранее субботнее утро любого советского города похоже друг на друга, как братья близнецы. Пустые улицы, минимум транспорта на дорогах, а так же полное отсутствие работников ГАИ, потому народ дружно отсыпается после тяжёлой трудовой недели. А сегодня, прямо как в сказке, повалил большими хлопьями, ещё не изгаженный сажей, белый снег. «Всё-таки отчаянная она девчонка, - думал я, управляя машиной и слушая рассказы Ирины о нелёгкой гастрольной доле. – Просто взяла и приехала ко мне! Как всё же переменчива жизнь».

- А куда мы едем? – Наконец спросила девушка, широко распахнув огромные карие глаза, когда моя машина въехала в лес.

- Едем в лес, кормить белок. Шучу, - усмехнулся я, заметив испуг и растерянность на лице Ирины. - База у нас здесь находится спортивная, чтобы легкие дышали высококачественным кислородом. Сейчас примешь душ, затем положу тебя в своей комнате. А днём пойдём на конкурс песни. Лично познакомлю с ребятами из «Высокого напряжения», я их знаю как облупленных. А завтра рано утром отвезу тебя во Владимир. Там ехать-то всего чуть больше двухсот км. Как тебе культурная программа?

- А где ляжешь спать ты? – Насторожилась девушка.

- В отличие от других советских хоккейных команд, у нас в «Торпедо» принято заезжать на базу лишь в день перед игрой. И сейчас в корпусе комнат пустых полно. Ещё диван имеется в холле. – Ответил я, не разобрав, либо Ирина этому факту рада, либо огорчена.

***

В девять часов утра меня, досматривающего последние сны на диване в холле, разбудил отчаянный стук в дверь моей комнаты. Кота Фокса я аккуратно спустил с живота на пол и посмотрел, кто там спозаранку безобразничает? Оказалось, в мою дверь ломился Всеволод Михалыч.

- Тафгаев открывай, дверь сломаю! – Крикнул он.

- Михалыч, туалет в другой стороне, - окликнул я главного тренера. – Но если занято и там, то можно и до леса рвануть.

- А там кто? – Уставился Бобров на меня.

- Звезда советской эстрады после долгого перелёта отсыпается. – Я отряхнул кошачью шерсть Фокса со своего спортивного костюма. – Приехала сюда на конкурс песни и пляски.

- Какая звезда? У нас через два часа тренировка, а завтра игра! – Сева поднял указательный палец вверх, как будто нам предстоял матч с ЦК КПСС.

- Какая звезда? Сьюзи Кватро, конечно же. Кто ещё может спать в моей комнате в субботу утром? – Улыбнулся я.

- Совсем распустились! Пороть вас некому! Сегодня Сьюзи эта самая Кватра, а завтра Бриджид Бардо притащите?! Чтоб через десять минут был на завтраке! – Махнул на меня рукой, как на пропащего человека, Сева Бобров. – Завтра «Локомотиву» четыре забьёшь, понял?

- Учти Михалыч, сейчас весь боезапас расстреляют на «Локомотив», потом на твою сборную патронов не хватит, - предупредил я злого тренера, который раздражённо в одиночестве пошагал на ужин.

***

Песенный конкурс «Серебряные струны», который приурочили к круглой дате 750 лет основания нашего города на Волге великим князем Юрием Всеволодовичем, мы посетили большой компанией. Ко мне и Ирине Понаровской примкнули Боря Александров с Алёнкой и главный тренер Сева Бобров, который перед сложнейшими декабрьскими матчами тоже решил развеяться. С высочайшего благословления Обкома конкурс устроили в ДК Автозавода, начало назначили на 14.00, а окончание выступления всех музыкальных коллективов, которым давали сыграть по три композиции в 19.00. Затем должен был быть часовой перерыв, и уже заключительная часть с вручением премий и повторным выступлением победителей с 20.00 и до 22.00. Кстати, когда в столовой на ужине я представил Ирину Понаровскую нашему наставнику, он смягчился и снова вернул мой план по заброшенным шайбам с «Локомотивом» к трём штукам. Вот в чём волшебная сила очаровательной улыбки Ирины.

- Когда наши петь будут? – Ворчал Бобров целый час, пока выступали представители других регионов.

- Всеволод Михалыч, хорошо же поют, - улыбалась Понаровская.

- Почему-то когда поют хорошо, обязательно хочется в буфет? – Нетерпеливо поёрзал на месте главный тренер. - Тафгаев пойдем по бутылочке пива… Ах да, тебе же нельзя. Тебе, кстати, тоже нельзя, - шепнул он Боре Александрову, который как раз против буфета не возражал. – Вот в Большом театре, я вам скажу, вот такой буфет! – Бобров показал нам большой палец вверх. – Съездим в него ещё, покажу.