– Дима, ты самый классный парень на свете.

– Почему? – недоумённо спросил я, неуверенно обнимая его в ответ.

– Потому что защитил меня!

– Да потому что англичанка не права, Сань!

– Да сволочь она! – горячо поддержал меня Саня, кивая. – Но тебе огромное спасибо.

Вот только я слишком хорошо знал характер нашей англичанки, не зря же она у нас с первого класса вела свой предмет. Такую дерзость Татьяна Николаевна никогда просто так не оставит. Мы с ней ещё хлебнем горя. И если Саню она и раньше терпеть не могла, то теперь и я стану одним из её нелюбимых учеников.

– Знаешь, если тебя отчислят, я тоже убегу и стану беспризорником, – вдруг выпалил Саня, отстраняясь и усаживаясь рядом. Я удивлённо на него посмотрел. До этого никто никогда из-за меня не стал бы ничего делать.

– Вместе сбежим, – спустя несколько секунд молчания поддержал его идею я.

На остальные уроки я принципиально не пошёл. Настроения не было, да и видеть унылые лица учителей мне совершенно не хотелось. Свободное время мы с Саней неплохо провели, играя в карты. Потом Бессонов научил меня шахматам и сразу же одержал в них победу:

– Ничего, ты ведь первый раз играешь, – подбадривал он меня, пока расставлял фигуры для новой игры.

Конечно, я и не сомневался в том, что англичанка не оставит меня просто так в покое. Она всегда давила беспорядки на корню и ненавидела, когда кто-то шёл против организованной ей системы. Вот и со мной она теперь тоже решит расправиться.

Пока мы играли, в комнату пришёл Антон, прерывая нашу идиллию. Я как раз должен был ходить в партии. Однако вид у парня был обеспокоенный, и я сразу понял, что он по мою душу.

– Димон, тебя к директору вызывают, – мрачно сказал он, как только вошел в комнату. Хорошо, Коляна в комнате не оказалось, а то он бы обязательно позлорадствовал.

– Тох, что там случилось? – обеспокоено спросил Саня, переводя взгляд с меня на Антона.

– Дима нахамил англичанке, – поведал Антон, кривя губы. – А потом прогулял уроки. Не ожидал от тебя! – обратился он ко мне.

Антон сказал это так, словно не знал, то ли похвалить меня за смелость, то ли назвать законченным идиотом. Я уже и сам начал думать, что, может, зря заварил эту кашу. Но потом пришло осознание, что ни о чём не жалею. Если бы можно было повернуть время вспять, я бы всё равно сказал англичанке ровно то, что сказал ранее. Она вела себя непрофессионально. Я не особо боялся директора, чтобы трусить идти к нему. Но если директор сообщит отцу о случившемся, у меня могут быть серьёзные проблемы. Я похолодел внутри, представляя, как отец приходит в школу и орёт на меня при моём друге. После такого Саша, может, вообще перестанет со мной дружить.

Собравшись с духом, я встал с кровати и уже было собрался выйти из комнаты, но цепкая рука Сани схватила меня за край рубашки.

– Я с тобой! – решительно заявил Бессонов, пытаясь подняться с постели. Я тут же уложил его обратно.

– Сань, я сам разберусь.

– Нет, я пойду с тобой! – Саня попытался ещё раз встать, но с постели ему было тяжело подняться, поэтому он обессилено упал обратно на кровать.

– Тоха, поможешь Сане? – спросил я у Антона. Дождавшись кивка, я улыбнулся парням и вышел из комнаты.

В кабинет директора я шёл, будто на расстрел. Я знал, меня будут долго допрашивать, словно я какой-то преступник, а потом читать нотации о том, какой я нехороший человек. Радовало, что в школах отменили телесные наказания: лет сто назад меня бы ждала ещё и порка. Сам я кипел праведным гневом. Хотелось высказаться и англичанке, и директору, как они неправы. В том юном возрасте я всё ещё надеялся, что в мире существует справедливость, и был уверен в том, что людям можно многое доказать, взывая к их совести и чести. Но, как оказалось, это было бесполезной затеей.

В кабинете директора я бывал редко, потому что моё поведение было близко к идеальному. Я не разрисовывал парты, не затевал драки и тихо вёл себя на уроках. Бывало, меня задирал Колян, но это всегда проходило мимо глаз и ушей учителей. Я был на хорошем счету, так что директор, наверное, удивился, когда на меня поступила жалоба.

Директор в кабинете был один. Он поприветствовал меня и предложил сесть за стол перед ним. Я мрачно сел, насупив брови.

Амадей Иванович считался добрым духом «Города Солнца». Школу он и Андрей Романов, ответственный за финансирование, придумали пятнадцать лет назад. И с тех пор Кудинов был бессменным директором, мозгом и сердцем этого учебного заведения. Он вёл у нас математику, и мне всегда нравились его уроки. Он никогда не кричал и не унижал ученика, даже если тот чего-то не понимал. К нам он всегда относился тепло, в любой ситуации старался войти в положение и подбодрить. В школе его любили, и даже Колян хорошо к нему относился и никогда не хулиганил на его занятиях. Каким-то образом Амадей Иванович сумел его заинтересовать, хотя Богданова вообще мало интересовала учеба. Как учитель он был строг, требуя знаний, но справедлив.

И вот уже много лет Амадей Иванович показывает себя настоящим учителем. Таким, кто примет своего ученика несмотря ни на что, даже если весь мир ополчится против него. Примет, поймет и не станет его осуждать, а просто протянет руку помощи.

– Дима, что случилось? – мягко спросил он, вглядываясь мне в лицо. – Пока Татьяна Николаевна не пришла, расскажи мне всё, как есть.

У меня были сомнения, действительно можно ли ему сказать всё, как есть. Я не доверял взрослым и даже такому замечательному человеку, как Амадей Иванович: мало ли как он эту информацию использует. Взрослые чаще всего по-своему интерпретируют слова. Поэтому я немного растерялся и не сумел подумать, что следует сказать директору. Всё произошло слишком неожиданно, поэтому я решил говорить только правду.

– Татьяна Николаевна сказала, что Саше Бессонову обязательно надо прийти на контрольную. А у него вывих, он не может. Вот я его и пытался защитить.

– Помню, что у Саши вывих, – покивал директор. – А что Татьяна Николаевна?

– Ну, она меня выгнала, – продолжил я.

– Мне она сказала, что ты не сделал домашнее задание, нахамил ей и самовольно вышел из класса. А потом вообще не пришел на уроки. Как ты можешь это объяснить?

Я немного опешил от такой наглой лжи. Это я-то домашнее задание не сделал? Да я вечно сижу над английским до поздней ночи и Саню мучаю им постоянно, чтобы он плохие оценки не получал, а то ведь Татьяна Николаевна его ненавидит.

– Неправда, – выпалил я. – Да, я потом не пошёл на уроки, потому что сидел с Сашей и помогал ему. Но из класса она меня сама выгнала. И домашние задания я всегда делаю!

– Верю, – коротко сказал директор, откидываясь на спинку кресла. – А ещё она сказала, что ты швырнул в неё тетрадь?

А вот это уже было полное враньё. Действительно, я швырнул тетрадь, но не в Татьяну Николаевну, а на свою же парту, когда выходил, чтобы она потом не придиралась, что я ничего не делаю.

– Так это была тетрадь с домашкой, – заметил я, поднимая брови. – Я его не сделал или всё-таки швырнул?

Амадей Иванович задумался и даже потёр крупный нос, на котором расположились большие круглые очки. В них он немного напоминал сову, и казалось, что сейчас заухает.

– Татьяна Николаевна хороший человек, – наконец сказал он. – Просто невоздержанная на язык. Она, наверное, уже несколько раз пожалела, что так себя повела.

Я только фыркнул. Конечно, все сволочи на самом деле в душе милые ангелочки, раскаивающиеся во всех своих плохих поступках. Мне что, пять лет, чтобы мне рассказывать такие сказки? Ни разу я ещё не видел на лице Татьяны Николаевны ни следа муки совести. И, надо заметить, мой отец тоже всегда считал себя правым и непогрешимым.

– Ладно, подождём вторую сторону. Дима, – директор даже смутился. – Я тебя немного поругаю при ней, но ты не обращай внимания.

Англичанка явилась сразу же, как только директор произнёс эту фразу. Увидев меня, она тут же скривилась, будто увидела что-то дурно пахнущее и вообще очень неприятное. Я не понимал, зачем вообще такие люди работают в школе, если дети вызывают у них такое отвращение. Я вот, например, людей не люблю, так я и работать с ними никогда не буду.