Как он ухитрялся ориентироваться в этом клубящемся, одинаковом, непонятно ползущем пространстве? — подумал Хольфстенн, держа в боевом хвате секиру. — Когда именно нужно было направо? Куда — направо? К той обглоданной скалистой пустоши? Погоди-ка! Что еще за скалистая пустошь? Это вообще пустошь? Больше похоже на развалины какого-то оплота. Давно они здесь? Почему еще две минуты назад в той стороне ничего не было? Или было, и он, Стенн, просто не обращал внимания? Или болотистым туманом наползло?

Гному на плечо опустилась твердая мужская рука. Стенн оглянулся и увидел Рангзиба. Даже ему, судя по физиономии, было не по себе.

— Неужели, ты думаешь, я так легко проиграю тебе десять золотых? — спросил те’альдинец. — Поверь, моей заднице от дерьма вокруг еще даже не горячо, так что не пытайся убедить меня, будто у нас полно проблем.

Хольфстенн застыл: о чем это он говорит? А потом хмыкнул: точно! К вечеру они будут «по заднице в дерьме»! Значит, пытается поддержать? Неожиданно.

Гном приосанился:

— Мы разве спорили только на десять?

Рангзиб расплылся в сальной ухмылочке:

— Готов, наконец, расщедриться до сотни?

— Сотни?! — наигранно возмутился Стенн. — Да королевские сборщики налогов берут меньше! Что это за спор такой?

— Хе-е, — протянул те’альдинец и добавил нараспев: — Крохобо-ор.

Стенн надул щеки: чья бы корова мычала! Но в глазах коротышки Рангзиб увидел признательность.

— Однако я ведь соткан из амнирита, помнишь? — Продолжал Жал. — Я живой здоровенный кусок магического вещества, Дан! — Он сорвался на повышенный тон. — Ломоть чистого колдовства, при том, что больше всего в жизни ненавижу колдунов! Как ты видишь, — он горько усмехнулся. — Я толком не умер. Мое тело… ну ты помнишь, из-за амнирита оно обладало особыми свойствами.

Помнила, конечно. «Амниритовый» Жал был аналогом ее духовного меча: мог быть неосязаемым, словно призрак, и перемещаться сквозь предметы. Это тысячи раз спасало ему жизнь, когда в Жала летели клинки и стрелы, и это позволяло эльфу выдирать из вражеских грудин внутренний органы. А порой он мог становиться твердым, как камень, и голой рукой хвататься за оголенные лезвия. Жал, безусловно, не мог поддерживать этот эффект долго, и чем утомленнее он был, тем труднее давалось создание амниритовой формы. И тем не менее, это была ни на что непохожая особенность, которая во многом делала эльфа богом погибели. Может, поэтому, при жизни — при нормальной жизни, поправила себя Данан — Жал больше всего почитал Таренгара, эльфийского Вестника Смерти.

— Поэтому, когда колдун… использовал заклинание, что-то сработало неправильно. Меня зашвырнуло сюда, и я попросту застрял! Зацепился за этот мир, как якорь, как гарпун, и теперь — ни вперед, ни назад.

Данан сначала нахмурилась, а затем оглянулась на Рангзиба:

— Как такое возможно?

Те’альдинец развел руками. Его познания в магии не столь глубоки.

— Но ведь это просто, — подала голос Аэтель. — Все магическое, что оказывается здесь, имеет разную мощь и разную тяжесть.

На нее обернулись все сразу.

— Что это значит? — нахмурился Жал. Однако вместо прямого ответа Аэтель приблизилась к Данан. Обернулась вокруг нее, отсекая эльфа, окутав теневою юбкой, и встретилась лицом к лицу.

— Спроси у него. Он расскажет, — посоветовала Аэтель, вновь протягивая руку к щеке чародейки. Данан на инстинкте дернулась, надеясь избежать прикосновения. Внутренний голос, давно слившийся с голосом архонта, утробно рассмеялся — над бессилием своего вместилища.

Данан окончательно приобрела смурной вид. Если она не сделает этого здесь, где архонт оброс могуществом, то вне Разлома точно не сможет слиться с ним и услышать все домыслы Темного, как свои. Смиряясь с неизбежным, Данан глубоко выдохнула и закрыла глаза, принимая их единство.

Вены налились черным. Распахнувшиеся глаза заволокло тьмой. Но голос — хвала Вечному! — голос остался ее.

— Чем сильнее сущность, которой предстоит выбраться отсюда наружу, тем больше и крепче должен быть проход между мирами, — заговорила Данан, даже не пытаясь разобрать, говорит это до конца она или нет. — Когда слабовольные неучи в Цитаделях Тайн пробуют запрещенные эксперименты с призывом демонов, они всегда вызывают самых жалких. Потому что протащить отсюда туда что-нибудь более мощное им не хватает возможностей. Они слабы — и могут поддерживать только крохотный разъем — как горлышко походного меха, сквозь который из-за Разлома во внешний мир перетекает какая-нибудь трепыхающаяся полудохлая мышь. Хоть бы и волшебная, — высокомерно хмыкнула чародейка.

«Что ж, по крайней мере, — подумал Стенн, — прямо сейчас точно понятно, с кем мы имеем дело».

— Но, если предстоит протащить великана, нужен и портал, достойный великана. Чтобы разверзть такой обычно недостаточно силы одного колдуна. Нужен выброс. Какой-то внушительный всполох волшебства.

Рангзиб, пораженный открытием, перебил:

— Вроде той Поющей Погибели, которую принял на себя Вальдриссан, верно? Вот почему, когда был открыт портал за Разлом, он оказался достаточно мощным, чтобы переместить сразу несколько человек, так? Поющая Погибель, — Рангзиб начал загибать пальцы, — заклинание призыва демона, которое использовал тот маг, и еще мое собственное заклятие — этого хватило, чтобы переместить всех нас.

Данан дерзко усмехнулась:

— Ну, конечно! Этого хватило, чтобы переместить всего лишь один духовный меч! — Вздернула голову. — Все вы, даже колдуны, это плоть и кровь. Вы не являетесь магическими субстанциями, а половина из вас вообще не имеют отношения к колдовству. Так что вы здесь ничего не весите.

— Отлично! — приободрился Рангзиб. — Кто готов нести меня на руках? Я чувствую, что скоро опять натру эти штуки… мозоли!

Анси прыснул и посоветовал те’альдинцу что-то на редкость неразборчивое.

— Но тянуло-то изначально меня, а не Данан! — заметил Хольфстенн.

— Потому что Поющая Погибель, — чародейка раскинула руки таким образом, что жест был совсем не похож на ее привычный, — как и многое в Доме Кошмар, обращает сущее против самого себя! Под Кромешной Тьмой союзники убивают друг друга. Под Покрывалом Страха отказываются от цели, ради которой продавали детей. Под Погибелью само движение крови выжигает тело изнутри. Дом Кошмара, — архонт вдруг растекся хитрой улыбкой, — всегда был непредсказуем и неподконтролен. Он не использует ветер и воду, артефакты и накладываемые печати, не призывает духов и не извращает жизнь, как Химера. Он использует только то, против чего обращен. Будь то человек или заклятие. Кошмар, Иллюзия, Преобразование — вот магические Дома Темных архонтов! — выкрикнул древний колдун и, совладав с собой, чуть тише пригорюнился: — Эх! И кому мы это рассказываем?!

— Полегче, — осадил его Рангзиб.

Темный архонт внутри Данан не слушал — он впадал в отчаяние:

— Я мог бы столького достичь! Рыцарь-чародей в Доме Кошмар — да видано ли?! Если бы ты только дала мне свой меч, или встала рядом, только подумай, где бы мы были сейчас!

— Явно не здесь, — проворчал Хольфстенн напряженно. Происходящее с Данан ему ой как не нравилось.

— Разве я не предлагал тебе быть частью моей империи, дурочка? Я был готов оставить тебе тебя, только…

— Если ты не заткнешься прямо сейчас, я вырублю вас обоих! — пригрозил гном.

Архонт покосился на него глазами Данан, едва слышно пропустив сквозь зубы: «Раб».

— Соответственно, если за Разломом имеет значение только магическое могущество, то мятежные маги, — вдумчиво произнес Рендел, возвращая беседу в прежнее русло, — не такие уж бездарные, выходит? Они удерживают внутри себя сущности, ощутимо увеличивающие их возможности? И еще и ходят с ними туда-сюда!

Данан заносчиво усмехнулась: в отличие от предыдущего, этот раб что-то соображает! Наградить десятью палками по пяткам!

«Завались» — рыкнула чародейка на распоясавшегося внутри архонта.