— Тайерара, прежде всего, — заметил Хольфстенн. — Слышали, как Тай обозлился, услышав имя Алеонта вчера? Уверен, там что-то личное.

Данан утвердительно качнула головой:

— Между магами и стражами всегда что-то личное. И почти всегда маги ненавидят стражей. Либо личного надзирателя, либо самого главного из стражей Цитадели, потому что он есть высшее зло в их маленьком мире.

— Таким образом, — вклинилась, наконец Ултала, — мы начинаем сужать круг подозреваемых предателей, верно? — Она занимала ту же позу, что и Данан, только держалась расслабленней и лениво наматывала на палец кудрявую прядку. Поскольку ее мысль не стала очевидной всем, Ултала пояснила. — Мы знаем, что войскам короля не дали подойти туда, куда спокойно заходила разведка. То есть куда свободно пропускали разведку. Мы знаем, что вместо того, чтобы напасть огромными силами, Диармайд по сути ограничился только Стражами Вечного, добавив к ним немного дворцовых гвардейцев. То есть по сути, он ослабил собственную охрану. Возможно, кстати, эо входило в замысел магов, чтобы впоследствии им было легче взять дворец, — поразмышляла Ултала.

— И мы видим, — подхватил Рендел, увидев, что его домыслы не только не показались странными, но и напротив, встретили поразительное согласие, — что после этого король пришел сюда за командором и капита… генералом, — поправился он в звании Тайерара. — Следовательно тот, кто нашептывает королю, как действовать, и кого куда отправлять — это человек, которому он всецело доверяет. Которого государь послушает.

Ултала поджала губы.

— Я бы немного поправила, Рендел, — заметила женщина. — Это человек, военному опыту и сноровке которого король всецело доверяет. Потому что иначе вдолбить настолько абсурдные решения можно только редкому идиоту.

Хольфстенн, не сдерживаясь, зычно гыкнул и зыркнул на Данан. Та потупила насмешливый взгляд.

— Так что будем делать? — спросил Рангзиб.

Данан, не размыкая рук на груди, поиграла плечами, наклоняя при этом голову вправо-влево.

— Перво-наперво, надо убедить Тайерара не рубить с горяча и не посылать на это дело всех солдат Калагорна. Дей, — шикнула чародейка, — коварная скотина, неспроста привез ему в красивой обертке звание генерала. Когда ты капитан, сложнее ослушаться приказа командора крепости. А когда сам король пожаловал тебе звание посолидней, на мое мнение можно и не оглядываться.

— Особенно, если учесть, что вы женщина и в военных вопросах не особо сильны, — заметила Ултала, щурясь. Рангзиб посмотрел на советницу с непередаваемым выражением и о чем-то задумался.

— Кроме того, если король знает, что магов ведет Алеонт… — Вальдриссан нахмурился. — А откуда он знает?

— Да ясно, что ему это нашептал тот же предатель, который в связке с этим Алеонтом, — махнула рукой Ултала.

— Тогда еще яснее, что у мятежников свой счет и к королю, и к Тайерару. — Утвердился Вальдриссан.

— Уж не знаю, какую политику вел у себя в Цитадели наш милашка, — заговорил Хольфстенн подергивая медную бороду, — но колдунов он знатно разозлил. Поэтому да, — Стенн взглянул на Данан. — Как только Ултала добудет сведения о новом местоположении магов, Тай первым делом придет к тебе и лично попросит снарядить туда весь Калагорн вплоть до кухарок.

Повисло немое ожидание. Данан поняла: ждут ее реакции. Какого-то намека, что она распорядится, как командор Калагорна, а не как влюбленная дура.

— Я возьму это на себя, — сказала чардейка вслух. — Если Тайерар не сможет оценить ту помощь Смотрителей, на которую мы расщедримся, то может собирать вещи и ехать за королем хоть на тот свет.

Родрик шумно вздохнул. Сегодня он был невероятно молчалив. Однако вздох управляющего тут же привлек внимание.

— Да, кстати, Родрик. Тут такое дело… — начала чародейка.

Хольфстенн хитро улыбнулся, поглядел на Рендела и подмигнул: «Я все решил».

Множество

Фирин стоял в спальне занятого форта перед большим зеркалом, заточенным в лепную каменную арку. В иные разы эта поверхность использовалась колдуном, как портал, но сейчас служила просто зеркалом. Фирин застыл, распахнув мантию. Отражение пугало.

Получив Капкан Хранителя, Фирин обнаружил, что голос, терзавший его ночами, стих. Эльф начал нормально спать, стал лучше выглядеть. Даже дышалось легче!

Однако столь желанное облегчение оказалось видимостью. Сейчас, содрогаясь, Фирин взирал на доказательства.

По его туловищу расползлись темно-серые пятна, словно эльф покрывался плесенью или гнил. У нижних ребер справа что-то двигалось, змеями натягивая бледную кожу. Да, он больше не слышал шепота, разъедающего его по ночам, но это ничего, совсем ничего не изменило! Капкан Хранителя не защищал от Пустоты и ее хозяев — он просто заглушал их волю, не избавляя и не сдерживая отвратительное тлетворное влияние погани.

Даже если ему удастся вызволить Эгнир из-за Разлома, — со слезами на глазах думал Фирин, — сколько шансов, что она захочет быть с ним теперь? Вот таким, изнутри и снаружи покрытым следами скверны, которую сама Эгнир смогла победить!

— О! — взвыл Фирин, просто представив, что скажет возлюбленная, когда поймет, что Фирин ничего не смог противопоставить мраку? На что ей слабый, немощный, нестойкий? Разве мужчина не должен быть опорой для женщины? А он…

Фирин покачал головой и прикрыл глаза.

Вопрос только в одном: почему? Он видел Тальваду, которая сопротивлялась под Капканом Пустоте не одно столетие! Он знал и других эльфов-смотрителей, и никто из них не обращался так скоро! Да что эльфов — он знал и людей, что несли в себе Пустоту десять, двадцать и даже сорок лет — и сохраняли и ясность ума, и прочность тела! Так почему?! Что с ним не так?

Мужчина тяжелым взглядом вскарабкался по собственному отражению от ног до следов Пустоты. Задержался, пополз выше.

Эгнир совсем не оценит его жертвы. Он не сможет сказать ей: глянь, на что я пошел, чтобы вернуть тебя с того света! О, нет. Фирин знал ее, как никто другой во всей вселенной. Дерзость, граничащая с самодовольством. Страстность, граничащая с похотью. Сила, ум и полное отрицание всякой морали, если цель того стоила. А еще — несравненное обаяние и красота, превосходящая всех эльфийских богинь.

Фирин воспевал ее веками и мог бы и дальше заниматься этим. Если бы не пришлось искать способ вернуть Эгнир в мир живых.

Он уже воображал, как купол вокруг Кадфаэля рухнет. Как в этот момент он, Фирин, откроет проход, как протянет руку выступающей из-за Разлома Эгнир. Видел, как она шагнет сквозь преграду, коснется его руки и… смерит его презрительным снисходительным взглядом: «Как? Я любила это?»

Что ж… Фирин перевел дыхание, запахнулся в мантию и уныло побрел от зеркала. Так или иначе, он остался единственным живым учеником Владычицы Аль-Ладрис. Если не как возлюбленный, то хотя бы как последователь он обязан был сделать все, чтобы вернуть Эгнир былое могущество. В конце концов, именно он после ее казни проиграл эльфийским королям тяжбу за Аль-Ладрис. Если бы… если бы он мог тогда сделать что-нибудь еще — ну хоть что-нибудь! — посох, возможно, не разобрали бы. Если бы его не разобрали по деталям — по одной на каждого эльфийского владыку — Фирин не впал бы в отчаяние, сковавшее его не долгие годы. Ему не пришлось бы потом искать места хранения частей посоха и способы вернуть их назад. Ему не пришлось бы искать артефакт вроде Медали Крови или Фиала Бурь, не пришлось бы думать, где взять скопище жизней, которые не жалко отнять и которыми он мог бы насытить дух Эгнир, чтобы сделать ее полноценно живой. Ведь право, мало вытащить из-за Разлома дух! Ей нужно воплотиться, нужна энергия существования, и Фирин подготовил уже и это — средоточие жизненных сил. А самое главное, ему, чтобы достичь этих целей, не пришлось бы пить кровь Темного архонта.

Сила, которую он рассчитывал получить с кровью Темного, должна была помочь воздействовать на смотрителей Пустоты, и в том числе — на обеих командорш, чтобы одна расщедрилась, а другая — привезла дары. Однако все шло вкривь и вкось, а времени, если верить отражению в зеркале, у него оставалось все меньше.