Вовка, пару дней ходивший с абсолютно ошарашенным (из-за огромного объема предстоящих работ) видом смог уговорить Ангелику Франке подменить его на постройке дороги. И это оказалось, пожалуй, лучшим из принятых им решений. С точки зрения полезности в текущей реальности образование преподававшей ранее английский немки составляло величину разве что не отрицательную: до того, как ее муж переехал на завод в Россию, она работала переводчицей с английского и японского. Так что вот уже четыре почти года основной ее работой было выращивание разных овощей. Успешное, впрочем, выращивание: благодаря ей народ вдоволь обеспечивался кабачками, баклажанами, тыквами, дынями и арбузами. Огурцами и помидорами она не занималась – с этим Марина с Лизой прекрасно справлялись, да и все прочие культуры ее интересовали крайне мало. А вот «бахчевые»… Ангелика изучила всю доступную литературу, лично опробовала множество различных агрономических приемов – и результаты у нее буквально поражали воображение. И желудки: вот уже два года начиная с середины мая и до конца ноября кабачки или (уже с начала августа) баклажаны по крайней мере раз в день оказывались в меню каждого жителя Школы. А в остальное время их заменяли тыквы (которые, впрочем, в основном с удовольствием поглощались школьниками). И это при том, что в помощниках у фрау Ангелики было лишь четыре человека… два парня и две девчонки лет двенадцати.

Сама фрау Ангелика объясняла свои успехи просто: «Во время войны мой прадед был начальником лагеря и он научил меня как обеспечивать дисциплину среди подведомственного контингента». Это же она говорила еще и будучи учителем в школе, каждый раз встречая новых учеников. А когда до них доходило, что, собственно, говорит эта странная учительница, она поясняла, что прадед был начальником в лагере с немецкими военнопленными: он – инженер по профессии и коммунист по убеждению – руководил строительством разных объектов на Урале и в Сибири. Но с дисциплиной у Ангелики всегда все было в порядке. Что же до тараканов в голове, то они у каждого человека водятся.

Только вот у Ангелики тараканы водились отборные, и водилось их как бы не больше, чем во всех остальных учительских головах, вместе взятых. Причем то, что в восьмидневную поездку она взяла двенадцать комплектов белья, вряд ли можно было отнести к деятельности этих тараканов: может, дама просто очень чистоплотная? Дюжина шелковых блузок – тоже туда же, а что все они были белые (кроме двух черных), так это было привычно: фрау Ангелика и в школу всегда в таком виде ходила. Двенадцать галстуков (десять черных и два белых) к этим блузкам (более напоминавшие какие-то форменные рубашки) – это уже наверное к тараканам ближе. Три кожаных пиджака (покроем не отличающихся от немецких парадных мундиров) можно было бы тоже отнести к «излишествам», но они хотя бы были разных цветов: черный, вишнево-красный и ослепительно белый, как и прилагающиеся в пиджакам кожаные же брюки. А вот три пары аналогичных сапог – и это при том, что немка с собой тащила и две пары каких-то «армейских» ботинок – было точно слишком. То есть раньше казалось, что «слишком», а когда все «попали», то оказалось что все это очень даже кстати…

Еще могло оказаться «кстати» и то, что кожаные пиджаки Ангелики отличались от эсэсовских мундиров погоном и петлицами: шитые серебром погоны были красного цвета (на белом – черно-красно-желтый, то есть цвета германского флага, с вышитой звездой), а в петлицах размещались большие (и на каждом мундире разные) звезды. Как выяснилось после уточнения даты «попадания», золотые: Ангелика с ними пришла в Ларисе и, вздохнув, сказала:

– Если придумаем, как торговать с римлянами, то здесь золота больше ста грамм. Не чистое золото, но… Это ордена дедушек и бабушки, а это я заказала точные копии. Копии все восемьсот семьдесят пятой пробы, вот этот орден триста тридцать третьей, а эти два – девятисотой. И, если возможно, то я бы попросила оригиналы сохранить, но уж как получится…

– Никогда таких не видела.

– Это «Герой труда», дедушкин. Орден Карла Маркса, бабушкин. И «Дружба народов», другого деда. Так уж вышло, что я их единственная внучка… а сейчас это все, что у меня от них осталось. Я их ношу… носила, чтобы помнить их подвиги и фамилию не посрамить. А в Германии ГДР-овские ордена сейчас – всего лишь красивые побрякушки… в смысле, просто украшения, причем обществом порицаемые, поэтому я их в Россию и увезла. Ладно, пусть у вас хранятся на всякий случай: если я историю не забыла, то по нынешним временам это весьма немаленькие деньги.

Еще один, но довольно крупный, таракан у Ангелики появился еще в детстве: девушка увлеклась восточным мордобоем. Всерьез так увлеклась, после окончания школы даже на год уехала в Лос Анжелес, где училась в студии Синтии Ротрок. Но у нее хватило мозгов после того, как хозяйка школы констатировала, что «от двух зверенышей отобьешься, а от четырех легко убежишь и спрячешься», перейти к более традиционной учебе.

Самый же серьезный таракан Ангелики заключался в лютой ее ненависти к «лицам мусульманской национальности». Впрочем, те сами виноваты: группа таких лиц, в бытность ее студенткой-первокурсницей, внезапно возжелала осчастливить ее с университетской подругой приятным и ненавязчивым сексом. Однако полиция злодеев, свернувших двум «гостям фрау канцелярин» шеи, а еще двоих прикончивших ударами армейских ботинок в грудь (неслабыми такими ударами, проломившими грудину) так и не нашла. А университетская подруга, с которой Ангелика познакомилась как раз в Лос Анжелесе в той самой студии (и которую уговорила поизучать немецкий язык в Европе), вероятно расстроенная тем, что с сексом обломилось, срочно вернулась в родную Америку…

Когда же фрау узнала, что сейчас никаких мусульман еще нет поскольку до рождения Мухаммеда еще нужно подождать триста пятьдесят лет, она хищно улыбнулась и сообщила окружающим, что придумает, как этому помешать. На этом, собственно, вопрос и закрылся, а с прочими ее тараканами народ смирился: они же никому всерьез не мешали.

Работала же Ангелика усердно. Хотя периодически ее очень специфическое образование вызывало всеобщий смех: например, она на полном серьезе поинтересовалась у Люды, откуда здесь берутся пчелы, ведь пасек у местных еще нет. Зато, получив ответ, она нашла и изучила соответствующую литературу, отловила двоих парней из «первого полона», с ними отыскала в лесу два дупла с пчелами…

Дальше все было просто – для Ангелики. Она сунула парням книжку, велела построить ульи, рамки для ульев. Озаботиться вощиной («Вы же читать уже умеете? Вот тут все подробно написано”) – и на этом ее участие в пчеловодстве закончилось. Ну а то, что парням этим пришлось не так сладко, так это были уже их заботы – да и оплеухи, которыми Ангелика щедро награждала нерадивых исполнителей, были куда как весомее, чем какие-то пчелиные укусы. Так что осенью они в построенный сарай запихнули шесть ульев, а по банкам успели разлить килограмм пятнадцать меда…

Примерно так же фрау Ангелика занялась и дорожным строительством, разве что размах у нее оказался пошире. Не поленившись с бригадиром лесорубов пройтись до самой Оки, она на словах передала ему, какой должна получиться будущая дорога, пообещала, что через месяц придет и лично все проверит – и на этом здесь сочла свою работу законченной. Но, так как Лиза официально (по просьбе самой Ангелики) назначила ее «министром дорожного строительства», работу как раз по постройке дорог она сочла лишь едва начавшейся. Следующим этапом этой работы стал ее визит в поселок на речке Волоть – то есть тот, который размещался неподалеку от «будущей Тулы» и с которым какие-то отношения едва начали налаживаться. Там она просто собрала местную «правящую верхушку» и сообщила, что жители поселка должны к следующему лету выстроить дорогу «отсюда и досюда по следующему маршруту»…

Правда, в качестве аванса она привезла в поселок три больших чугунных сковородки, которые Света отлила при очередном запуске своей печки, полсотни топоров (сделанных из «арматурной» стали: когда стало понятно, сколько ее в мосту «хранится», экономить ее перестали). Еще она привезла четырех девочек, обученных сбору, заготовке и приготовлению грибов – пообещав, что если этих девочек хоть кто-то посмеет обидеть, то она приедет и лично голову обидчику оторвет. Люба – так звали тутошнего «военно-охотничьего» вождя – позволил себе усомниться в реализуемости угрозы. И почти сразу же полностью раскаялся в своих сомнениях: Ангелика, постоянно обучающая немаленькую часть остальных учительниц и две приличных команды детишек разным формам самозащиты, свою форму не растеряла…