Самый первый товарищ, которому я позвонил и описал ситуацию проявил нескрываемый интерес «к моей находке в саду под корнями старой яблони» из тридцати двух старинных золотых монет. Обладатель глухого приятной баритональной окраски голоса Федор Кузьмич Сафранчук, попросил прислать ему фотографии реверс и аверс. Сфоткал каждую денежку по отдельности, а также всё скопом, мне не сложно, затем скинул файлы на его электронную почту.
Ответ пришел практически мгновенно. Несмотря на то, что потенциальный покупатель попытался держать голосовой покерфейс, мне было ясно как светлый день, что тот крепко заглотил «наживку» и как матерый клещ не упустит возможности стать обладателем старинных денег.
На следующий день я поднялся ни свет ни заря, чтобы к означенному сроку прибыть в Киров в одно из зданий по Октябрьскому проспекту на встречу с означенным лицом. Как оказалось, Федор Кузьмич является владельцем скромного с виду ювелирного магазина, занимающегося также скупкой лома драгметаллов и разного рода ювелирных изделий.
Половину одиннадцатого я припарковал своего «Рыжика» между престижными «мерином» и «Ауди А-8» крайней модели. Блин, даже неловко стало за своего кургузого «Конька-Горбунка».
Чтобы не выглядеть торопыгой, немного погулял по окрестностям. На встречу явился ровно за пять минут до обговоренного срока. В лучшем своем костюме, тщательно отутюженном заботливыми ручками моей подруги, кремовой рубахе с широченным галстуком. Понимаю, что мода восьмидесятых годов прошлого столетия нынче не айс, но ничего другого в моем гардеробе просто не нашлось. Ладно, не жениться еду, а легкий флер винтажной провинциальности будет в моем случае даже полезен. Разводить простофиль на бабки дельцы всех мастей просто обожают. Пожалуй, предоставлю шанс Сафранчуку объегорить туповатого провинциала пожилого возраста и понаблюдаю, как это у него получится — какая-никакая развлекуха средь серой обыденности наших будней.
Волоокая грудастая красавица лет двадцати пяти со стройной фигуркой, волосами перламутрового цвета и ангельским личиком поначалу встретила посетителя дежурной улыбкой. Однако, стоило лишь дедушке (коего непонятно каким образом вообще занесло в этот ювелирный магазин) представиться, как выражение её мордашки мгновенно кардинально поменялось на приторно-угодливое — похоже, босс соответствующим образом проинструктировал девчонку. Я был тут же препровожден в одну из смежных с торговым залом комнат, оказавшейся кабинетом хозяина лавки. Помещение небольшое, но уютно обставлено, чувствуется рука опытного дизайнера.
Меня ждали, похоже, даже с нетерпением, очень сильным нетерпением. Это несложно было понять по облегченному вздоху стоящего у окна Федора Кузьмича и его повеселевшему взгляду. Несомненно, счастливчика, обнаружившего клад, высматривал, но так и не вычислил — «Москвич 2140» бородатого года выпуска и его пожилой владелец не привлекли внимания предпринимателя. Тот явно ожидал увидеть не мужика пенсионного возраста, а кого помоложе.
Сам Федор Кузьмич Сафранчук оказался мужчиной лет слегка за сорок, невысок, избыточно полноват, коротко стрижен, брюнет с четко очерченной киркоровской бородой и массивным горбатым шнобелем типичного выходца с Ближнего Востока. Глазенки маленькие карие, хитрющие-прехитрющие, так и бегают по фигуре и простецкой физиономии «кондового совка» пенсионного возраста.
Представились друг другу, пожали руки. Потные ладошки у нумизмата оказались — еще один признак недавних треволнений. Мне предложили сесть в удобное кресло за небольшим столиком.
Для начала, как водится, испили кофейку. Реципиент кофе не любил, предпочитал всем горячим напиткам иван-чай. Мне же он понравился, душистый терпкий горьковатый бодрящий. Интересно, как до этого я мог пройти мимо подобной благодати? В ближайшее время нужно будет опробовать некоторые другие продукты питания, к которым настоящий Смирнов относился с небрежением или вынужденной опаской — старикам ведь очень многое запрещено к употреблению. Теперь все ограничительные запреты сняты, а значит, ешь ананасы, рябчиков жуй. Хе-хе-хе.
Тянуть вола за хвост, ну или кота за фаберже, как любил говаривать младший внук Смирнова, не стал, высыпал на стол содержимое жестяной банки из-под леденцов перед встрепенувшимся нумизматом. Федор Кузьмич тут же вооружился ювелирной лупой и больше часа внимательно рассматривал каждую монету. Время от времени он с завидной для его комплекции скоростью срывался к одному из книжных шкафов, доставал оттуда очередной справочник, листал его и делал какие-то выписки. Помимо книг, он азартно водил пальцами по лежащему на столе планшету. Что там выискал, мне неведомо. Наконец, выдал свое вердикт по каждой монетке. Разумеется, предложенная ушлым дельцом цена в полмиллиона рублей с копейками за все про все меня категорически не устроила. Посему я высказал свои сомнения насчет объективности его оценки. На что тот ответил с показной обидой в голосе, дескать как это так, какой-то заезжий дилетант смеет оспаривать его компетентное мнение:
— Меня удивляет и радует ваша осведомленность, Трофим Афанасьевич, но уверяю вас, эти монеты не стоят более того, что я имею вам предложить. У нас отнюдь не Европа, дорогой вы мой, а при существующей ныне политической ситуации дальнейшая реализация приобретенных у вас экземпляров станет для нашей фирмы крайне затруднительной процедурой с непредсказуемым результатом. — Ага, результат у него, видите ли, непредсказуем и политическая ситуация херовенькая, — эвон как зенки заблистали и пальчики затряслись, когда древнеримский ауреус Антониана Августа оказался под объективом его наглазного увеличителя. Только стоимость одной этой монетки от пятидесяти тысяч долларов — а это в пять раз более той цены, что он «имеет мне предложить». Вот же гондон штопанный!
— Хорошо, я вас услышал. — после этих слов я принялся демонстративно-неспешно складывать золотые кругляши обратно в банку. — Прошу прощения за отнятое у вас время, но сумма, озвученная вами, меня категорически не устраивает.
Я не успел убрать и половину монет, как на мою руку легла потная ладошка Сафранчука.
— Ну что же вы так поспешно покидаете меня, уважаемый Трофим Афанасьевич. Позвольте еще раз взглянуть на ваши находки, вполне возможно, я что-то и напутал. — Ну да, напутал он. Сколько раз и в той, и в этой жизни я наблюдал за тем, как продавцы какого-нибудь товара «что-то путают» и всякий раз почему-то не в пользу покупателя. Хмырь он и есть хмырь, хотел надуть старикашку. Ан, не на того нарвался. Так грубо и бесцеремонно обманывать я себя не позволю и вообще мне уже надоел весь этот спектакль с беготней за очередным справочником и копаниями в сети. Этот прохиндей еще вчера знал кому и за сколько он продаст каждую монетку после того, как разведет лоха на бабки.
— Пять. Моя цена пять миллионов и ни копейки меньше, — озвучил я свои требования. — Не согласны, я забираю товар и ухожу к более сговорчивому… хе… нумизмату.
— Да вы что! Пять миллионов за этот мусор вам никто не даст!
— Дадут, не переживайте. — Тут я откровенно начал блефовать и, скажу вам, делал это уверенно и весьма убедительно: — Вчера после нашего с вами разговора я решил подстраховаться и позвонил одному из ваших московских коллег. Он сам назвал сумму в пять миллионов, как минимальную, более точная цифра может быть обозначена при нашей личной встрече, но она будет только в сторону увеличения. Он готов приехать в Киров или какое иное указанное мной место в любое удобное мне время. Если бы не наша с вами предварительная договоренность, я воспользовался бы его предложением. По всей видимости, мне придется именно так и поступить. Так что, господин хороший, либо без всякого торга пять миллионов на стол, либо мы с вами говорим друг другу адью и более никогда не встречаемся.
Круглая физиономия моего визави от негодования стала синюшной. Четко выстроенная схема облапошивания клиента рассыпалась самым позорным образом. Предполагаемая и уже приложенная куда нужно выгода ускользает из его шаловливых ручонок будто скользкий рыбий хвост при попытке поймать добычу в мутной воде.
