— Мам, знаю, он забыл телефон…
— Бокуто, — прервал меня голос, что принадлежал вовсе не маме, и я отчего-то похолодел, зыркнув на Маямото, которая двинулась ко мне. — Привези мой телефон, — сказал Акааши и прибавил: — Пожалуйста.
— Хорошо, Акааши. Только я не очень скоро.
Молчание.
— Ты не дома? — спросил Кейджи.
Юна обняла меня. Я натянулся струной.
— Не дома.
— Он со мной, Акааши-кун, задержится немного, — произнесла девушка у самого телефона.
Я понял, что Кейджи слишком долго молчит.
— Акааши? — позвал.
— Поторопись, — отрезал тот и сбросил вызов.
Я по непонятной мне причине страшно разозлился на Юну. Отлепив ее от себя, бросил, уже идя за велосипедом:
— Поговорю с Куроо, тогда и решу насчет тебя, Маямото.
На это девушка ничего не ответила, да и плевать мне было, что она скажет. Кроме острого сексуального желания я точно ничего к ней не испытывал. Меня злила реакция Акааши. Я не хотел, чтобы он знал о нас с Юной.
***
Мне казалось, его глаза не переставали сверлить меня, когда я примчался в ресторан. Стряхивая со снятого дождевика капли воды, я огляделся и сразу наткнулся на взгляд Акааши, и все время потом, когда разговаривал с мамой, он пялился на меня. Я был уверен, что это так, хотя стоило лишь оглянуться на него, как Кейджи сразу делал вид, что занят работой.
— Как твои ссадины? — между тем поинтересовалась мама, которая, кажется, готова была меня простить, и я первым потянулся к ней, чтобы обнять. — Вот же гаденыш, — буркнула она, но не оттолкнула.
Мы ушли из зала, оставив все на официантку и Акааши, а мама не преминула меня отчитать, принюхавшись:
— Что за сладкие духи? Женские? Виделся с Юной?
Пришлось получить от нее легкий шлепок по плечу, как раз за спиной хлопнула дверь подсобного помещения, и мы с мамой синхронно повернулись к вошедшему. Снова синие глаза Акааши глядели прямо на меня. Я невольно отвернулся.
— Мам, может, в знак того, что вы помирились, поставишь Котаро на посуду? Помоет все и уедет.
— Разве не поощрение полагается за хорошее поведение? — сощурился я, и на это получил холодком отдающую улыбку.
— Ты, кажется, его уже получил.
Мои руки сжались в кулаки, но мама, уловив напряжение между нами, погладила меня по предплечью, при этом говоря в адрес Акааши:
— Сынок, ты неуважительно обращаешься к своему старшему брату. Не будь таким грубияном.
Видно было, как это все бесит Кейджи, но он нашел в себе силы кивнуть и сказал:
— Прости, ты права, мама. — И он опять покосился на меня. — Извини, Бокуто-сан, но все-таки не мог бы ты помыть посуду?
Да, конечно, я не хотел терять доверие матери, вот и согласился. Оставив толстовку на спинке стула в подсобке, я прошел на мойку и взялся за работу, изредка переговариваясь с забегавшей сюда официанткой. Акааши же приносил посуду молча, оставлял все и уходил. Мы не разговаривали вплоть до закрытия ресторана, и когда, наконец, тарелки были намыты, а посудомоечная машина, до блеска омыв стаканы и бокалы, затихла, я снял фартук и вытер руки полотенцем. Взялся за мусор: связал пакеты, проверил, есть ли в кармане штанов сигареты, и направился через служебный коридор к запасному выходу.
Во внутреннем дворе было тихо. В отдалении гудели машины. Кто-то рванул из-под высокого контейнера, напугав меня до усрачки, и я, ругнувшись, в свете фонаря проводил взглядом метнувшегося за угол кота. Когда пакеты были выброшены, встал у стены, противоположной той, где висела камера, и закурил. Работа отвлекла меня, голова как будто просветлела, и я настрочил Куроо в личку: «Я тоже с ней переспал. Поговорим?». Ожидать ответа долго не пришлось, Тетсу был онлайн.
«Да брось, братан, она — шлюшка, выяснили уже. Я драться за нее больше не буду».
«То есть ты не против, если периодически я буду ее…», — не дописав, так и отправил, а Куроо ответил ржущим эмодзи, и я выдохнул с облегчением, но следующие его слова напрягли меня:
«Тогда и я. Не против?».
Я не знал, что написать на это, цыкнул, убрал телефон и, докурив, прошелся немного по двору. Бесполезно, мама все равно почует запах сигарет. Придя к такому выводу, я вернулся в здание. По коридору шел медленно, и мои кроссовки мягко пружинили, приблизился к подсобке, услышав голос мамы из зала, и, толкнув дверь, застыл. Просто охуел — дубль два уже, Акааши умел удивлять. Именно он и вогнал меня в шок. Тело предательски содрогнулось при виде парня, который, стоя по пояс обнаженным, прижимал к лицу и груди мою толстовку, как если бы это был человек, а не ткань. Вдоль моего позвоночника побежали мурашки, и я, шагнув внутрь, закрыл дверь. Пришлось на несколько секунд задержаться у нее, встав к Кейджи спиной, а после я повернулся и вперился в него диким взглядом.
— Что ты, блять, творишь? — прохрипел я севшим голосом.
— Думал, что… — явно намереваясь солгать, выдавил покрасневший Акааши, но внезапно подобрался, расправил плечи и сказал явно не то, что хотел: — Мне нравится твой одеколон. Только и всего.
Солгал. Солгал же, блять.
Он бросил толстовку мне в руки и быстро отвернулся, продолжив переодеваться. Я, глядя на него, скользил глазами по его худощавому телу, ощупывая, и одна невероятно неприятная, грязная мысль впилась в мой мозг клешнями. Если бы я не озвучил, не отпустило бы.
— У тебя уже был секс? Ты пробовал с девчонкой?
Акааши зыркнул на меня из-за плеча так, словно готовился к убийству, я даже напрягся. Подумал, что несу полный бред, но не остановился, сканируя его реакцию, при этом приближаясь:
— Так было или нет? Как узнал, что по мальчикам? Хочешь попробовать? Или уже… ты спал с кем-то… ты спал с тем уебком? — шипел я, не узнавая себя, в мои внутренности будто тыкали раскаленным железом, даже дрожь пробежала.
Кейджи стоял прямо передо мной, как обычно не отворачиваясь, не отступая назад, и я уставился на его губы, когда они шевельнулись. Ответ Акааши достиг моего сознания на пару секунд позже того, как он его дал.
— И что ты будешь делать, если спал?
Оторвав взгляд от губ парня, я посмотрел ему в глаза, непонимающе моргнув.
— Что ты сказал?
Кейджи ухмыльнулся.
— Ты все слышал, — подчеркнул он, а я не мог двинуться с места, прислушиваясь к своей реакции.
Чувствовал, зрачки расширились, в ответ на такие же пульсацией отозвавшиеся черные в глазах Кейджи. Во рту стало сухо. Сердце потяжелело. Что-то с Кейджи было не так. Он выглядел демоном, не иначе. Разве может мальчишка шестнадцати лет быть таким проницательным, странным, глубокомысленным? Я был потрясен. Молчал как воды в рот набрав, и отшатнулся от него только тогда, когда по коридору зацокали каблуки туфель мамы. Кейджи надевал свою рубашку, а я — толстовку. За этим нас и застала мама. Сообщила, что скоро выезжаем, а я бросив: «На велике доберусь», больше не взглянув на Акааши, вышел.
***
Поскольку поездку перенесли, мы доучивались еще одну неделю, погрузившись в это с головой. С Кейджи как и раньше игнорировали друг друга, но это вдруг стало сложно делать. То ли я не обращал ранее на него столько внимания, то ли он в самом деле стал участвовать в моей жизни, но все чаще мы пересекались в коридоре школы, на стадионе и даже в кафе неподалеку.
В пятничный вечер мы с парнями как раз отправились в это кафе. Все было круто. Мы набрали разных ярких напитков, заказали еду и обсуждали предстоящую поездку.
— О, это не твой брат там, Бокуто? А кто с ним? Выглядит как яндере**, — проговорил Рюноске, и я оглянулся.
В самом деле в кафе вошел Кейджи, а за ним, неся его рюкзак, плелся тот мудила, который приставал к нему в переулке.
— Уходи, я жду друзей, — забрав рюкзак, выдал Акааши, он буквально выдрал лямку из цепких рук этого слизняка. Я был вынужден признать, пацан был симпатичным, но от него веяло чем-то мерзким. Словно он был латентным извращенцем с массой странных увлечений, и то, как этот придурок смотрел на Акааши, вызывало у меня приступ ярости. До тошноты. — Я сказал тебе оставить меня в покое, — прибавил Кейджи, но тот пацан приблизился к нему и, что-то пробормотав на ухо, отошел, с выжидающей улыбкой глядя на Акааши. У меня в груди неприятно потянуло, потому что Кейджи, побелев, кивнул и, прихватив рюкзак, вышел, бросая что-то вроде: — Если ты так хочешь…