Моя рука потянулась к звонку, как вдруг меня остановила вибрация телефона.

— Черт, — прошептал я и прикрыл глаза. — Такота?

— Да, директор. Мы договорились…

— Послушайте, секретарь… — я сглотнул, как же мне противно было от самого себя, — я тут немного…

— Ничего не говорите, я понял. Буду ждать вас, Бокуто-сан, столько, сколько понадобится.

Я уже шел к лифту, пожалев, что ввязался в очередную авантюру Акааши, и продолжал говорить с Такотой, но внезапно у меня за спиной пиликнул замок. Я оглянулся. Кейджи смотрел на меня удивленными глазами.

— Бокуто-сан, я же сказал, что все понимаю, — отозвался Мори, — прошу вас, не волнуйтесь, я в порядке.

— Прости меня, Такота. Я виноват, но… Не жди меня. Не нужно.

— Да, я понимаю. До свидания, директор, — не стал слушать мои жалкие извинения Мори, которого я наверняка задел, и повесил трубку.

Я нерешительно поднял глаза на Кейджи, который тут же пригласил меня войти. Теперь уже неловкость зашкаливала. Я не знал, куда девать руки. Топтался у двери, сняв обувь и пальто, а потом поплелся туда, куда ушел Акааши.

— Выпьешь? — спросил он, и я согласился, мне это было точно нужно. — Итак? — начал Акааши, подавая мне бокал вина. — Что между нами теперь? Мы поняли, я зверь и чудовище, а ты кто у нас, Бокуто? — Я молчал. — Неужели ты думал, что я все тот же? Я прекрасно знал о каждом твоем шаге и твоих любовницах. И не хотел знать, так мама все уши прожужжала. Вот только последнее увлечение — любовник, а не женщина. Это удивило меня. Но все встало на свои места, когда я увидел его. Мы похожи. Думал, я не замечу?

От голоса Акааши по моей коже бежали мурашки. Я хотел этого человека, но и с места не двинулся, чтобы не разрушать довольно спокойную обстановку. Боль душевная отошла на задний план, мне хватало просто видеть его. Все сомнения, страхи рухнули к ногам, туда же выскользнул и бокал. Никто из нас не обратил на это внимания. Под ногами захрустело стекло, когда я шагнул к Кейджи. Мы едва не выбили друг другу зубы. Я всегда буду набрасываться на него при первой же возможности. Я всегда буду искать у него спасения и помощи. Он — тот, кто не понимает меня, и тот, кто понимает до невозможного. Это странно и страшно. Да, мне снова стало страшно. Я боялся, что после этой ночи уже не смогу уйти…

Мы занимались любовью несколько часов подряд. То дико и шумно, то тихо и медленно. Я оставлял на его теле синяки, потому что не мог контролировать силу, и не отпустил его до тех пор, пока он не вырубился. Просто засопел, растянувшись на животе, а я сидел и смотрел на него. Спать не хотелось от адреналина, который все еще гулял в моей крови. Да и от вина. Натянув штаны на голое тело, я пошел на балкон — покурить и встретить рассвет. Думал, как раз застану. Мне следовало уйти сейчас же, но я тянул.

Этот день запомнился мне навсегда, потому что…

«Мальчик, худощавый, низкорослый, с тонкими запястьями и шеей, которую можно было сломать, лишь дотронувшись — так казалось — уставился на меня синими, совершенно бездонными глазами. Сколько я потом, годы спустя, буду страдать из-за этого взгляда…».

Я снова вспомнил, каким он был тогда. Но каким же Акааши стал. Самый лучший и самый ужасный человек в мире. Его характер был отвратительным, однако Кейджи всегда оставался самоотверженным.

Я курил и смотрел на него сквозь стеклянную дверь, наплевав на холод — это даже помогало. Остужало меня. Тело все еще горело. Мне было мало и мало. Слезы обожгли глаза так внезапно, что я даже нервно хохотнул, а потом они полились так, будто платину прорвало. Боль выходила наружу. Я курил и плакал, в неясных утренних сумерках любуясь спящим Акааши. А потом взбесился, сломал сигарету, рывком открыл дверь и проорал на всю комнату:

— Давай встречаться, Акааши, ублюдок! Давай жить вместе!

Кейджи вздрогнул, резко пробудившись. Он, сощурившись, сонно моргал, а я влетел в комнату, не закрыв за собой дверь балкона, и Акааши принялся ворчать, что замерзнет. Мое тело было холодным, я навалился на Кейджи, и тот вломил мне локтем в бок.

— Чертов сукин сын! Ты сколько там простоял? — выдавил он, придавленный моим весом к матрацу.

— Давай жить вместе, Акааши, — сдавив его чуть ли не до хруста костей, пробормотал я.

— Блять, для начала отпусти меня. А потом разберись со своим любовником. Как только закончишь с этим, мудак, тогда и поговорим.

Я рассмеялся. Мое лицо, мокрое от слез, утыкалось Кейджи в плечо. Я смеялся и плакал от облегчения. О чем я думал ранее? Расстаться? Что, блять, за чертов бред?! Никогда. Слышишь, Акааши, никогда я не уйду.

Этот день запомнился мне навсегда, потому что…

Я всем своим страхам, боли и страданиям противопоставил его — Акааши Кейджи. Я отдал ему свои чувства, и он принял, будто всегда знал, все так и случится. Акааши был на шаг впереди.

И да, верно, я не просил у него этой всеуничтожающей любви. Разве она должна быть такой? Нет, вовсе нет. Любовь всепрощающая, всесильная, всемогущая. Но… именно такой и была любовь Кейджи, он нес ее через десятилетия… Мой жестокий «серый кардинал».

«Я с тобой, пока ты дышишь».

Конец.