Третий раз я трахал его в комнате. Это было смело, дико, громко. Казалось, он перекрикивает грозу, и мы затихли вместе с бурей под утро, когда до будильника оставалось часа полтора. И даже тогда, сжимая Акааши в своих объятиях, я не мог избавиться от жуткого чувства, что мы улетели в полный и бесповоротный пиздец. Мы сделали что-то не так, мы совершили ошибку. Это добром не кончится. Мне было с ним слишком хорошо. Я хотел его снова и снова, поспать и вновь заниматься сексом. Словно тормоза сорвало. И теперь я не имел представления, куда это приведет. Акааши уже тихо спал, ровно дыша, сжимал во сне мою руку, подложив себе под щеку, даже мило ослюнявил ее, а я не сомкнул глаз до будильника. Потом быстро вырубил звук, осторожно выбрался из постели и, надев боксеры, присел на пол. Я еще долго смотрел на него, робко пальцами касаясь темных волос, и думал о том, что убью любого, кто посмеет сделать с ним то же самое, что делал я. Хватало лишь представить, а меня уже выключало. Этот невинный ребенок спал и не понимал, что я тут принимаю решение, пытаюсь быть рациональным. Это было невероятно сложно. Я не знал, что делать. В итоге времени до школы оставалось совсем мало. Я привел ванну в порядок, затем быстро помылся, оделся и, поднявшись в комнату Акааши, оставил ему записку: «Отдохни сегодня, я сообщу маме, что ты плохо себя чувствуешь». После чего на ходу проглотил булочку, запил молоком и выскочил в серое дождливое утро. Хотя бы не ливень.
Пока бежал на станцию, я упорно думал, что делать, а когда добрался до моста, вдруг встал. Я уставился на реку и подумал о худшем. Не прекратить ли мне все сегодня? Подобных мыслей в моей голове не было никогда. Я ни разу в жизни не хотел покончить с собой. Это случилось впервые. Самый легкий способ решения проблемы — лишить Акааши своего существования. Если не будет меня, разве не станет легче и ему?
Я опоздал на уроки. Получил выговор, и меня едва не отправили в дисциплинарку — пронесло. В итоге я все равно проспал почти все занятия. Ни с кем не говорил. Куроо боялся приближаться ко мне. Я с трудом дожил до конца этого дня. Столько ужаса пережил, столько боли, так себя накрутил, напридумывал себе всякого, и даже решился — если Акааши отвернется, я сделаю это, я все закончу. Я пугал сам себя. Но все планы рухнули, как только я оказался дома. Из гостиной доносился веселый голос мамы, смеялся и Кейджи. Я оцепенел. Снял обувь, дождевик, прихватил сумку и встал на пороге гостиной.
— О! Сынок! Как прошел день? — спросила мама, а я ждал, когда на меня посмотрит Акааши, и он повернулся ко мне.
Пиздец. У меня ноги подкосились. Я привалился плечом к стене. Акааши ласково улыбался мне, и его глаза выражали признательность, благодарность… любовь. Меня затошнило от чувств. Я отвернулся.
— Все хорошо.
— Спасибо, что позаботился о Кейджи, — бросила мне вдогонку мама, а я с пылающим лицом и прижатой ко рту ладонью двинулся наверх. — Что это с ним? — донеслось до меня, но я не стал подслушивать, ушел в комнату.
Там присел на кровать и обхватил голову руками. Мое сердце выпрыгивало. Ну как так могло случиться? Я ведь только-только сказал ему, что не люблю. Тогда какого черта происходит между нами сейчас?
— Котаро?
Я вздрогнул, не заметив, что Акааши вошел ко мне, и вскочил, сразу же принявшись рыться в своей сумке — просто прятал глаза и все.
— Ко?
— Свали, — грубо резанул я, сам испугался и оглянулся.
Кейджи стоял на месте, смотрел на меня с тем же добрым выражением.
— Блять, — ругнулся я, вздохнув, — что тебе нужно?
— Я просто хотел спросить, как ты?
— Как я? — меня охватила злость, даже передернуло, поэтому, не контролируя себя, да и о маме забыв, я проорал: — Весь этот ебаный день я думал о том, как покончу с собой! Ты хоть понимаешь, что мы сделали? Откуда, блять, столько счастья на твоем лице? Мы — парни! Акааши! Блять!
Заткнись. Заткнись. Заткнись. Ты причиняешь ему боль. Черт.
— Я… я понимаю… но… — Кейджи казался издерганным, я сразу не понял, из-за чего именно, но потом он прибавил: — Не смей, Котаро, ты не должен думать о таких вещах. А как же мама? С ума сошел?
— Знаю, — развел я руками, — просто… — Я сжал голову. — Слушай, не могу сейчас говорить об этом. Мне надо переварить. Я места себе не находил весь день, а сейчас, как увидел тебя, так и вообще все рухнуло. Не знаю, что делать и что думать. Мне хуево, Акааши. Я вроде и не люблю тебя, но мне не было так хорошо ни с кем и никогда. Я не понимаю…
Акааши, выдохнув, кивнул.
— Ладно. Не кричи так. Я не буду тебя трогать. — И он уже развернулся, чтобы уйти, а я как конченный какой-то вцепился в его локоть, и пока не впился в его рот, не угомонил свои эмоции.
У нас обоих сразу же все вспыхнуло. Мы обнимались и трогали друг друга, дыша отрывисто, сосались как сумасшедшие, и у меня опять отключались мозги. Я был таким чутким с ним совсем недавно, а сейчас вновь превращался в дикое животное. Мне это не нравилось.
— Слушай… — горячо зашептал я, когда нашел силы отодвинуться, — меня посадят, если ты посмеешь с кем-то вот так… — Я хотел это сказать, вот и сказал, пусть знает. — Не делай, ладно? Я точно убью его.
— О ком ты вообще? — тихо рассмеялся Акааши, кладя голову мне на плечо. — Меня воротит от всех.
Но я помнил его слова: «Когда ты признаешь, что полюбил меня, я отвергну тебя». Поэтому я стоял прикусив язык и не смел проявить чувств — ничего, кроме страсти и ненасытной жажды. Он был нужен мне с этим его горячим телом. Об остальном я и не собирался заикаться. Каким идиотом я был. Акааши обещал провести меня через муки ада. Я не готовился к такому.
========== XI. “Это было наше последнее лето” ==========
Комментарий к XI. “Это было наше последнее лето”
https://youtu.be/qh8FxfFiT9Q
***
https://youtu.be/iTJiMHDIrqE
Сезон дождей остался позади. Мы выдохнули. Мама спокойно ездила в ресторан, я заканчивал последний год школы, с головой провалившись в экзамены и спорт. Поэтому с Акааши мы почти не виделись. Зато это было хорошее время, чтобы подумать обо всем, что произошло, и даже о будущем.
Был вечер пятницы. Мама сегодня вернулась пораньше, так что к этому времени мы уже плотно поужинали и теперь лениво развалились в гостиной. Кейджи, видимо, поддавшись какому-то особому настроению, лежал у мамы на коленях, в то время как она сидела на диване. Я устроился спиной к ним, привалившись к этому самому дивану, и читал чат с пацанами. Потом мне наскучили шутки Атсуму и россказни Куроо о Юне, и я, придумав себе новое занятие, пересел в кресло. Теперь я видел и маму, и Акааши. Впрочем, меня интересовал именно он. Мама читала книгу, неосознанно поглаживая Кейджи по волосам, а того, видать, разморило — его глаза были закрыты, и он тихо посапывал. Я наблюдал за пальцами мамы почти с болезненными чувствами. Там должны быть мои пальцы. Разве нет? В какой-то момент я, забывшись, насупился, не мигая пялясь на Кейджи, и мама уставилась на меня.
— Ко? — позвала она.
Мое тело по инерции подалось в сторону, как будто я хотел схватить пульт от телика, но на самом деле это была защитная реакция, почти механическая, мол, нет-нет, я не смотрел на Акааши. Мне показалось, моя мать все прекрасно поняла. Иначе бы на ее строгом лице не появилось это странноватое выражение: то ли нежная улыбка, то ли предупреждающая ухмылка. Я не въехал, что именно увидел, однако мама вновь вернулась к чтению. Я вновь успел задуматься, только уже глядя в темноту за окном, когда мама вдруг спросила, даже как будто безразлично:
— Наш Кейджи красивый парень, не так ли?
— Очень красивый, — сорвалось с моего языка, и я застыл.
На этот раз мать не скрывала своей заинтересованности. Она отложила книгу, посмотрела на спящего Акааши, снова погладила его темные торчащие волосы, а потом тихо пробормотала:
— Я хочу, чтобы ты нес ответственность за каждый свой поступок перед ним, Котаро. Я безмерно тобой горжусь, но и он мой сын, ты знаешь, что я считаю Кейджи родным, поэтому… — мама подняла на меня глаза, — не смей топтать его чувства.
