— Прости меня, — сказал я, закрыл глаза и прижался губами к его костяшкам. — Нужно идти, мама ждет.

Я отвернулся, думал, он пойдет со мной, но Акааши ответил:

— Да, иди, я сейчас.

— Кейджи…

— Иди, Бокуто, я скоро, — резче выпалил он, и я понял, ему необходимо побыть одному…

***

Мангу я обнаружил в своей сумке только на следующий день после учебы. Была ужасная буря, гремел гром, а молнии рассекали небо так, словно наступил Апокалипсис. В эту ночь мы с Акааши остались одни. Маму пригласила переночевать подруга, поскольку жила ближе к ресторану. Так что за повара дома в этот вечер был я. Хотя Кейджи готовил куда лучше. Но он не вышел из комнаты ровно до того момента, когда я его позвал. Его вид меня слегка смутил. Я встревоженно поглядывал на Акааши, отмечая бледность и легкую лихорадку.

— Ты заболел? — в конце концов спросил я, когда мы ужинали. Снова громыхнуло, и Акааши невольно пригнулся. Он зажмурился, но тут же взял себя в руки. Я хмуро смотрел на него, припоминая — он ведь до сих пор не избавился от своего страха. Кажется, будучи мелким Кейджи не так сильно боялся грозы, но чем старше становился, тем больше разрасталась его фобия. — Та манга… — смена темы должна была ему помочь, — горяченькая, конечно, но пацаны… в таких позах…

Как я и думал, этот разговор вынудил Акааши переключиться на меня. Так и случилось. Он покраснел до корней волос, однако, провоцируя меня, задал смущающий вопрос:

— Ты разве не хотел бы попробовать так же?

— С кем? — вырвалось у меня, и я прикусил язык, опустил глаза и продолжил поедать рис, но чувствовал внимательный взгляд на себе. — Хватит пялиться, ешь.

— Ты вчера купил мне обед. Спасибо. Мило с твоей стороны. Ты знал, что я забыл бенто?

— Допустим, — неопределенно ответил я, и снова раскат грома вынудил Кейджи побелеть, поэтому я прибавил: — Не хочешь фильм посмотреть?

— Э… нет… и спасибо за ужин, я уберу.

Отказываться я не стал и с удовольствием отметил, что Акааши съел все, что я ему предложил, потом он помыл посуду и тихо ушел к себе. Я остался все-таки поторчать у телика. Примерно до часу ночи смотрел какой-то ужастик и, признаюсь, было дико. В конце концов случилось то, чего я ожидал — на линии отключилось электричество. Тяжело вздохнув, я выдернул телик из розетки, чтобы он не включился посреди ночи, нашел свой телефон и, включив фонарик, поднялся наверх. Прислушался. Из комнаты Кейджи не доносилось ни звука, хотя хрен бы я там что-то услышал за таким воем ветра и громом. Так что пошел к себе. Порадовался, что душ принял еще вечером, теперь только стянул футболку, штаны и юркнул под одеяло. Выключил фонарик и проверил будильник. Все нормально — на семь утра. Кажется, завтра я буду как зверь. А надо было спать вместо того, чтобы смотреть фильмы. Вот же.

Мне кажется, я только успел уснуть, как вдруг услышал крик. Не сообразив, откуда, что и куда, я сел. Молния сверкала и сверкала, и как я понял, туча висела как раз над нами, потому что и секунды не проходило, как после вспышки сразу следовал такой оглушительный раскат, что где-то на улице трещало. Снова раздался крик, и я понял — Акааши. Отбросив одеяло, я ринулся в коридор. Влетел к нему в комнату, в темноте пальцем ломанулся об ножку тумбочки и громко проматерился. Едва успел нависнуть над кроватью Кейджи, как тот мигом вцепился в меня и вынудил упасть рядом. Я неудобно растянулся, а Кейджи, лихорадочными движениями, принялся меня укрывать своим одеялом. Я перелег набок, лицом в нему, перехватил его руку, чтобы он угомонился, и сверху на его ноги положил свою.

— Все, тихо, я здесь, — сказал я, чувствуя, как его колотит.

Он уткнулся лицом в мою шею и отрывисто дышал, и каждый раз, когда гремело, дергался. В итоге, не зная, что придумать, я стал гладить его по спине, с тугим комок в горле думая, нахуя он без футболки и в одних только трусах, хотя сам я был в таком же виде. У меня начинались большие проблемы. Я старательно отодвигался на край кровати, но места и без того было мало, а Кейджи, не подозревая даже, через какие муки я сейчас прохожу, тянулся ко мне. Конечно же мы грохнулись на пол. Запутавшись в одеяле, на мгновение замерли, а потом Акааши — кажется, он правда лишился рассудка — лежа на мне, развел ноги, сел и, наклонившись, припал губами к моим. Он решительно надавил на мои запястья, прижимая их к полу, и принялся ерзать задом. Я очень быстро разозлился и завелся. С легкостью вырвавшись, я сел, схватил парня за талию, буквально сдавил его руками и спросил с тяжелым придыханием:

— Врубаешься, что делаешь, придурок?

— Да, — отозвался он, обнял меня и вновь двинулся на мне.

Я скрипнул зубами. Мои руки сами схватили его за задницу, сами принялись мять его ягодицы. Я принялся целовать Акааши как умалишенный, кусал его шею и подбородок, вновь возвращаясь к губам. Я знал, нам пиздец, я натворю дел, он нарвался, мои мозги отключились. И даже когда, подмяв Кейджи под себя, я почувствовал его страх и некоторое сопротивление, уже не остановился. Я ведь предупреждал его, блять, я говорил не поступать так!

Он ослаб в моих руках, растянулся на полу, и как только я, пребывая в каком-то шоковом состоянии, ткнулся в него пальцами, он искренне испугался. Впервые за все время казалось, что Акааши до смерти напуган. Однако его член стоял и был влажным. Не будь этого, я, наверное, остановился бы, но, увы. Ни смазки, ни подготовки, я нихуя не соображал. Просто мазнул по его члену пальцами, собирая влагу, этим же провел между его ягодиц и, раздвинув их, сразу двинул тазом. Акааши приподнялся, уперся руками в мою грудь, как бы пытаясь до меня достучаться. Но я не мог. Правда не мог. Я же говорил… Не надо было…

Опустившись на него, я с пульсирующими в мозгах проклятиями в свой адрес обхватил его, прижал к себе и задвигался как безумный. С его губ срывались сиплые крики. Я скулил и хрипел ему в шею, чувствуя, как мои глаза делаются мокрыми, но в меня словно бес вселился. Движения были лихорадочными, быстрыми, я не контролировал свое тело. И только когда Акааши безвольно замер подо мной, я опомнился. Приподнялся и встретил его взгляд. Стеклянный. Пустой. Чужой. Испугавшись до смерти, я отшатнулся и закричал во всю глотку. Это было в самом деле страшно. Я изнасиловал его? Я сделал это? Ему больно? Не понимая, что вообще творю, я оторвал Акааши от пола и выскочил с ним в коридор, быстро донес до ванной комнаты, ногой толкнул дверь и в полной темноте уложил в ванну. Не помня, есть свет или нет, я щелкнул по выключателю. К счастью, ярко вспыхнуло. Зажмурившись на несколько секунд, я повернулся к Кейджи. Он сидел в ванне, глядя в стену, и его слова пустили по моей коже табун мурашек.

— Все хорошо, Котаро, не вини себя, я сам вынудил тебя сделать это.

Я с трудом оторвался от стены, подошел к нему, радуясь, что не снимал до этого своих боксеров, потому что вид мой был отвратительным. Я все еще оставался возбужденным, и хотя тонкая ткань трусов мало что скрывала, все же так мне было менее стыдно перед Акааши. Я опустился рядом с ванной на колени, повернул его лицо к себе, чтобы он видел мои глаза. Сейчас Кейджи не казался безжизненным. Он был тем самым знакомым мне Акааши.

— Прекрати, — просипел я, — твоей вины в том, что я веду себя как животное, точно нет.

Да, это были искренние слова, но в глубине души мы оба понимали, кто зачинщик всего.

— Ко, я хочу тебя. У меня проблемы, да? Было так больно, а я все равно…

— Нет у тебя проблем. Просто ты любишь и все.

Тот, у кого отключился мозг, был я, меня бы успокоить, но я успокаивал его, и все еще так же сильно хотел. Вот только мысли от того, что я сделал ранее, холодили. Это вынуждало меня ненавидеть себя, презирать, чувствовать к себе отвращение.

— Ко, — позвал он шепотом и вновь поцеловал меня.

Я перегнулся через бортик, с полной ясностью осознавая, он захватил меня в свою власть полностью. Я ничего не могу сделать против него.

Мы задыхались. Не помню, как в ванной оказалась вода и пена, не помню, как растягивал Кейджи, ничего из этого не помню. Были только его стоны над моим ухом, поначалу болезненные, было больно и мне от того, как он сжимал меня внутри, боясь, что я порву его. Помню запах Акааши, помню его вкус, соленые слезы на языке. Помню туман в голове, быстрый первый оргазм, потом долгий затянутый второй, и Кейджи на мне — с алыми щеками, мокрыми сбившимися волосами, горящими глазами и припухшими покусанными губами.