— Бокуто-сан, ты поцеловал меня, потому что захотел. Ты отогнал от меня назойливого ухажера. Ты даже ударил меня разок из ревности, между прочим. Что мне делать? Как долго ты будешь прикидываться «натуральным»?

От досады и его правоты я запустил пальцы в волосы, натянул корни, отошел подальше. Я так сильно злился, что готов был подраться с ним. Зачем он подчеркивает все это дерьмо? Зачем тычет меня в это носом? Сам разберусь.

— Мне совершенно плевать на парней, Акааши, — однако все равно ответил я глухим тоном, как будто мои силы закончились, и повернулся к нему вновь. Как же он был красив. Я ничего не мог с этим поделать. Акааши стоял у стены в мокрой одежде, смотрел на меня своими синими блестящими глазами, а я хотел рыдать от его вида. Он не должен быть таким красивым. И почему я это замечаю? — И знаешь, желание целовать тебя пропало бесследно, потому что каждый раз выслушивать вот это все мне нахрен не уперлось.

— То есть ты планировал повторить?

— Заткни свой рот, Акааши! — гаркнул я, схватил свою сумку и собрался уйти, но Кейджи вцепился в мой рукав, натягивая мокрую ткань.

— Подожди… Бокуто-сан…

И я обомлел. Едва успел повернуться к нему, как он, переместив руки на мои плечи, сам прижался губами к моим. Таращась в стену позади него, я стоял столбом. Сердце бомбило так, что меня затошнило. Адреналин вскипал в крови. Я боялся, что если шелохнусь, то непременно схвачу Акааши и нечаянно сломаю его тонкую талию пополам. Однако… Сумка шлепнулась на землю, а мои ладони легли на его ребра, спустились ниже, и я попытался, удерживая Акааши, оторвать его от себя. Черт, если бы хотел, то вышло бы, оттолкнул бы и все, но я не мог. Он не тыкался в мой рот языком, даже не пытался. Это и подкупило, ведь я все еще понимал, кто передо мной. Его тело дрожало в моих руках. Акааши боялся меня и моего гнева, это я тоже понимал, но он не остановился. Подобно отчаявшемуся человеку Кейджи вцепился в меня так, словно получил единственный шанс в своей жизни, а я от этого его страха абсолютно размяк. Не потому, что мне это нравилось, просто хотелось, чтобы Акааши осознавал — в любой момент именно я могу все прекратить. Я хотел, чтобы он знал — все зависит от меня. Несмотря на то, как сильно мы промокли, наши тела были горячими. Мы прижимались друг к другу грудью, и мои руки все так же удерживали Кейджи за талию. Он стоял на цыпочках, ощутимо тянулся ко мне, и целовал. Хотя я почти не отвечал, Акааши все равно старался. Он был неумелым. Это слегка поразило меня. Я ведь не так далеко от него ушел в плане сексуальных отношений, но целовался много. Не всегда моя встреча с девчонкой заканчивалась интимом, но поцелуями — да, чаще всего. В итоге я не выдержал и двинул губами, обхватывая его нижнюю. Акааши повис на мне. Я чувствовал как его сердце выпрыгивает, ударяясь о мою грудь, и мне это так сильно нравилось, что я лишь больше заводился. Целуя его как можно более сдержанно, я не позволял себе отключиться, но до этой самой отключки оставалось немного, потому что Кейджи был невероятно трогательным, мягким, чутким. У меня сжалось внутри. Я обхватил его лицо руками, оторвался на секунду, чтобы заглянуть в мутные глаза, вероятно, своими такими же затуманенными, и резко подхватил на руки. Сделал два шага и шарахнулся с ним в стену. Акааши вскрикнул от боли. Но я игнорировал. Вдавив свой член через брюки в его задницу, я задвигал тазом, а Кейджи, едва не разрывая ткань моей рубашки на плечах, держался за меня, хрипло выдыхая мне на ухо. То, как он повторял мое имя, не помогало, наоборот, я до боли тыкался в него, лишь усугубляя наше состояние. Одна только мысль, что это он, Акааши, в какой-то момент притормозила меня, а потом все опять затянуло пеленой. Шум дождя помогал нам. Наверняка не было слышно ни его стонов, ни моей хриплой ругани.

Разумеется, я не смог бы так кончить, сделалось очень больно. Поэтому, все еще держа Акааши на весу, я потянулся к своей ширинке, расстегнул молнию, и подтолкнул его назад. Тот упал на стену лопатками, бедрами оставаясь придавленным ко мне, и я, прижавшись к нему, додрочил. Кейджи закричал, хрипло растягивая звуки, и, судя по тому как дернулся, а потом расслабился, сползая на землю — испытал оргазм без рук. Его штаны были мокрыми после дождя, так что пятен в паху я не заметил, но, глядя на него сверху вниз и застегивая штаны, все еще исследовал его тело взглядом. Жалеть о случившемся у меня в планах не было. Поэтому я поднял Акааши на ноги, сам вытер его блеснувший слюной рот, поправил на его безвольном теле рубашку, затянул галстук. Потом из сумки достал сигареты и закурил. Мои глаза все еще не насытились Акааши, я продолжал пялиться на него, запоминая образ развратного, опустошенного после оргазма парня. Развратного, но такого невинного. Думая, что буду делать с ним дальше, я искал подходящие под ситуацию слова, в итоге сказал:

— Не знаю, почему ты меня возбуждаешь, но это правда. Я заламывать руки и ныть о том, что все это ошибка, не буду. Скажу прямо — вставил бы тебе. Только вот, кажется, твои чувства отличаются от моих, верно? — Я затянулся, замечая, как лицо Кейджи меняется. Он словно похолодел. — Мне приходится быть с тобой честным, Акааши. Я пытаюсь изображать из себя старшего брата, а выходит вот эта ерунда. Ничего не могу с собой сделать. Выбирай: или держись от меня подальше, или мы в итоге переспим, и твое сердце будет разбито.

Акааши заметно сглотнул. Разумеется, он не упал к моим ногам с мольбами — еще чего — и как обычно лукаво ухмыльнулся.

— Готов на второе. Давай переспим, Бокуто-сан.

Меня хлестнуло. Вновь в груди сжалось. Я задохнулся от его прямоты и от тех мыслей, что зашевелились в моей голове. Какие у него глаза во время оргазма? Я не успел разглядеть. Но тут же словно холодком обдало. Вот таким ты видишь Акааши? Он кто для тебя — способ достижения удовольствия? Надо же. А недавно ты и думать об этом не хотел, но сейчас вот стоишь и пожираешь его глазами, только потому, что он сказал «давай переспим».

Сделав последнюю глубокую затяжку, я выбросил окурок, повесил сумку на плечо и, поддаваясь каким-то своим темным сущностям, сказал ему:

— Вот это у меня брат, вот это неожиданность. Хм, поехали домой, Акааши.

Я не стал наблюдать за тем, как он там помрачнел, обиделся или что-то еще. Сейчас во мне клокотала злость. Я поддался ему, он этого и хотел, а еще он знал лучше, чем я — мое тело отзывается на него. И это было ему только на руку. Как бы я ни сопротивлялся, Акааши Кейджи все равно доберется до меня, сведет с ума, и мы действительно совершим серьезную ошибку. Вот только ошибка эта как запретный плод, к которому я уже тяну свои руки. Акааши, дьявол, почему ты так в меня вцепился?

========== VIII. “Я не люблю тебя. Прости.” ==========

Я и не думал, что Акааши может так утомить меня. Это был вечер пятницы, и мы вместе с ним и мамой сидели в гостиной. Акааши занимался домашкой, но вскоре так разговорился, что я, за всю жизнь не слыша от него столько слов, подозрительно косился в его сторону. В конце концов мама, весело поддерживая эту пустую болтовню, позвала нас ужинать. Акааши ушел вместе с ней, а я все лежал и пялился на его книги. Потом присел, оглянулся на дверь, и потянулся за конспектом. Я рассматривал почерк Акааши с придирчивостью, присущей занудам, серьезно, я ведь не был таким, но вот сейчас мне хотелось узнать о нем немного больше. И я провел пальцами по чернилам, только осторожно, чтобы не размазать.

— Мама зовет тебя, Ко, — донесся до меня тихий голос Акааши, и я бросил его тетрадь на место, резко встал и, отвернувшись от него, буркнул:

— Ага, иду.

Я не вышел из гостиной до тех пор, пока не угомонил свое сердце. Зато потом выглядел уже невозмутимо, а стоило усесться за стол, как Кейджи снова стал рассказывать про школу. Кажется, его болтовня была о Козуме Кенме. Я почти не слушал его, молча ел и все. Но в какой-то момент так погрузился в себя, что не сразу понял — мама обратилась ко мне. Вскинув на нее глаза, я заметил — Акааши тоже пялится на меня.