— Ко?

— Выйди.

Это все, на что меня хватило. Я надеялся, что Акааши не ослушается, но, приоткрыв дверь, он сказал:

— Я позвал Китогаву, чтобы снять видео и сдать в полицию, просто знай это. Но ты ведь уговорил маму не заявлять, не так ли?

Я молчал. Наконец, хлопнула дверь. Он ушел. Стоило только остаться одному, как меня тут же согнуло пополам. Я уселся прямо на пол у кровати, изо всех сил игнорируя тяжесть в паху. У меня разрывало и грудь, и голову от того, как бурлила кровь. Я поцеловал его? Я коснулся его губами? Что за дерьмо творится в моей башке? Как я докатился до этого? Он ведь знает, я не такой, я не интересуюсь подобным. Даже если интересуюсь, пусть так, но не им ведь, не Акааши. Мы вместе столько лет, под одной крышей. Какого… Я готов был целовать его, хотел этого и даже больше… У меня все еще пульсировало в штанах. Твою ж мать.

Я растянулся на полу, уставился в потолок, потом перевел взгляд в темное ночное небо за окном. Надо успокоиться. Я просто ублюдок, как Томэ, вот и решил попробовать Акааши. Сука, какой же я дерьмовый человек. Накрыв лицо ладонями, я слушал ветер за окном, что врывался в комнату. Но пахло Кейджи, даже цветы на улице не перебивали этот запах. Моя кожа, когда мы соприкоснулись с ним губами, мгновенно впитала аромат лотосов. Кейджи… Его волосы были влажными… Он пришел ко мне из душа, потому окутал своим запахом, и я не мог остановиться — вдыхал и вдыхал, лежа на полу. Устало смотрел в небо, думал. Мой поцелуй с Акааши. Меня ошеломило это. Сколько раз было с Юной, но поцелуй с Кейджи не шел ни в какое сравнение. Пусть и короткое касание, пусть даже легкий мазок языком по моей губе — все равно отложилось и ошарашило. Я был потрясен. Вот я ненавижу Кейджи, вот я пытаюсь его поцеловать. Двуличная мразь ты, Бокуто Котаро. А еще отбитый собственник. Возомнил себя невесть кем, бесишься, гоняешь Китогаву, а потом твердишь и себе, и Акааши, что это все случайность и ничего не значит.

Может, и не значит, но ебало я Томэ точно начищу. Больше он не тронет Кейджи. Но если тот сам захочет быть с ним…

Да, пожалуй, я начищу Томэ его поганую рожу.

========== VII. “Акааши делал из меня кого-то другого…” ==========

Я смотрел на Акааши. Постоянно. Ничего не мог с собой поделать. Занимался ли он с мамой цветами у дома, просто заваривал себе чай, или же делал домашнее задание в гостиной, я всегда переводил на него взгляд. Я стал замечать, какие у него чистые глаза, когда он не злится, не расстроен и не напуган. Как его черные волосы блестят в свете солнца. И та россыпь родинок над ключицей — я не видел этого раньше. Он улыбался, если ловил меня за этим «преступлением», а я краснел, злился, отворачивался, но все равно вскоре вновь обращал к нему взгляд. И его губы — я хотел его губы. Не поцелуев в засос, не чего-то грязного и пошлого. Я хотел касаться своими губами его губ, срывать с них дыхание, ловить его и ни за что не позволять себе большего, потому что, знаю, я мог озвереть. Я мечтал о целомудренных прикосновениях к Кейджи и в то же время хотел его как животное. Но… я боялся… Как можно быть грубым с таким телом? Как можно причинить ему боль?

Я так боялся осквернить Кейджи…

Но как и прежде я был настроен решительно — не подавать Акааши надежды, не подпитывать его чувств. И главное, не подпускать себя к нему.

Знал бы я тогда, как был близок к провалу. Все это время ходил по самому краю.

***

До июня оставалось меньше двух недель и ровно месяц до летних каникул. Было немного странно, что наш дом вдруг стал таким тихим и спокойным. Поначалу, сразу после того вечера, когда мама узнала правду о Кейджи, я напрягался, все всматривался в его лицо, выискивал скрытые эмоции, но потом сдался. Расслабившись так же, как мама, как сам Акааши, я просто переключился на школьные заботы. А их хватало. Промежуточный тест по математике для меня стал провальным. Куроо — этот умник — высмеял меня, но, надо сказать, именно благодаря ему я смог пересдать на средний балл. Тетсу таскал меня в библиотеку пять дней, где упорно вдалбливал в мою тупую голову азы, в конце концов я удосужился сам решить несколько задач, чем и вытянул тест. Мне казалось, с моими мозгами полный порядок, а на деле я был абсолютным болваном. За несколько недель скатился в дно. Возможно, я преувеличивал свои «косяки», но в конце концов у меня всегда так было: я просто не мог быть хуже других, не умел мириться с этим.

Поскольку с тестами мы все расквитались в итоге неплохо, физкультура проходила бодро и шумно. Укай-сан гонял нас по спортзалу — а сегодня по плану был баскетбол — и мы с Тетсуро боролись за мяч, подначивая друг друга. Физрук умел пошутить — поставил меня в одну команду, а Куроо — в другую. Те, кто сидел на скамейке запасных, непрестанно свистели и громко угорали. Мы с этим гадом толкались, нарушали правила и ржали как кони. В конце концов, оглохнув от свистка Укая, были усажены туда же — в запас. Теперь отрывались близнецы Мия.

Я, привычно дергая ногой, оглядел свою грудь, встряхнул потную майку своей формы — номер семь — и принял от Куроо бутылку с водой. Вот тогда, задрав голову и поднеся ее к губам, и наткнулся взглядом на… Вначале увидел рыжего — этот малой был как факел, что каждый раз давал мне знак «рядом Акааши», а затем заметил и его самого. Едва не поперхнувшись, потому что Кейджи взглянул прямо на меня (они с Хинатой устроились наверху, на небольшой трибуне, встав у самых перил), и я, потупившись, на мгновение отвел глаза. Но затем вновь покосился на него. Так происходило все время, что шла игра. Я не мог пересилить себя и принудить следить за тем, что вытворял Атсуму, но когда мяч едва не прилетел мне в лицо, сосредоточился, наконец, на баскетболе. Правда надолго меня все же не хватило. Вновь я исподтишка зыркнул наверх и оторопел. Точно не ожидал такой острой реакции, но, похоже, теперь это было моим нормальным состоянием. Китогава Томэ, встав слева от Акааши, что-то ему говорил, и тот сразу же, даже слишком резко, повернулся ко мне. Все мое смущение и волнение, что все чаще охватывало при виде Акааши, как рукой сняло. Я уверенно встал, проигнорировал Куроо с его вопросами и двинулся к двери, за которой была лестница наверх. Китогаве деваться было некуда, и он заметался, когда я проходил внизу, уставившись на него. У самой двери оглянувшись на физрука, который, к счастью, был увлечен судейством, я сунул руки в карманы шорт, ногой пнул дверь и направился прямо к ребятам.

— Идиот, зачем нарываешься? Вот он тебе сейчас все кости переломает, — донесся до меня бодрый голосок рыжего, и я с удовольствием подумал: «Ты чертовски прав».

Я, намеренно в голове прокручивая все то, что случилось из-за этого урода Китогавы, медленно приближался. Акааши успел увидеть меня мельком, потому что я, скрываясь от Укая, резко схватил Томэ за шиворот и дернул на себя. Уже утаскивая его на лестницу, услышал:

— Котаро, не надо.

Бросив на Акааши мрачный взгляд, я мигом натянул на лицо улыбку. Он был напуган. Искренне напуган. Это остудило меня, но я не отступился. Упрямо насупившись, отрицательно качнул головой и бросил в сторону Кейджи:

— Да ладно тебе, мы всего-то немного поболтаем.

Разумеется, я выпендривался. Драться уже не хотелось — этот, блять, Акааши с его глазищами — поэтому, просто придавив мальца на лестнице к стене, я процедил:

— Слушай внимательно, мудила: или ты навсегда оставишь Акааши в покое, и тогда я тебя не трону, или все твое вонючее сталкерское дерьмо всплывет наружу.

Томэ, которому дышать было тяжело, потому что мое предплечье давило на его кадык, с трудом прохрипел:

— Тогда все и о тебе с ним узнают…

— Да что ты, — ухмыльнулся я, — обыграть все так, чтобы мы оказались жертвами, проще простого, уебок. Ты слишком тупой для настоящего соперничества, — и наклонившись к нему, я прибавил: — Ты все уяснил? Чтобы духу твоего не было рядом с Акааши.

— Погоди… — заерзал ногами по полу Китогава и выкрутился из моей хватки, — стой ты… он ведь педик. Ты знал? Он с ума по тебе сходит. Всю инфу на тебя рыл. Обещал мне себя, если я выведаю, сколько времени ты проводишь со своими телками.