— Если ты заявишь, это опозорит в первую очередь самого Кейджи. Не нужно. Ему доучиться надо. Сама понимаешь.
Она молчала. Конечно, я был прав. Клеймо на Акааши будет несмываемым. Зачем ему такие испытания? В итоге мама согласилась, но приказала мне сидеть здесь, потому что хотела поговорить с Акааши. Я остался в гостиной один. Задумался, откинувшись на спинку дивана. Почему в этом году все настолько странно? Что стало с Акааши? Все было тихо, он иногда досаждал мне, мешал жить, но не так, как это происходило сейчас. Изо дня в день я переживал гамму эмоций именно по причине того, как себя вел Кейджи. Думая о том, чем он тут занимался с Томэ, я сел прямо, окинул комнату придирчивым взглядом. Заглянул даже под диван и устыдился своих мыслей. Я искал презервативы. Вдруг их планы зашли далеко, а мама просто помешала? Блять, а ведь я верил, что Кейджи оставит эти идиотские отношения с Китогавой. Какого хрена он продолжает?
Заведясь по новой, я услышал шаги на лестнице. Удивленно отметил — прошло почти сорок минут, пока я сидел здесь в одиночестве, и в гостиную заглянула мама. Она была бледной и как-то рассеянно бросила, словно не просила меня сидеть тут, пока не вернется:
— Ко, малыш, ты не у себя?
— Как бы… нет, — осторожно буркнул я, всматриваясь в ее лицо, и только хотел спросить, как они там поговорили, мама внезапно выдала:
— Твой брат — гей. Я прошу отнестись к этому с пониманием. Посмеешь гнобить его, Ко, не прощу тебя, — произнесла и ушла на кухню.
Я как пригвожденный сидел на месте несколько минут. Отлично. Не я мать успокаиваю после такого открытия, а она меня. Просто нечто.
— Не буду его гнобить, мам, — отозвался, встав на пороге кухни, поправил сумку на плече, и поинтересовался: — Это все, о чем вы говорили?
Поскольку мама стояла ко мне спиной, я отчетливо подметил, как дрогнули ее плечи. Однако ответила она ложью, и это хорошо ощущалось.
— Да, все. Иди к себе сынок. Мне нужно приготовить ужин.
— Отдохни. Не думаю, что Кейджи спустится сегодня. Я тоже не хочу есть.
— Ничего подобного, мы поужинаем все вместе.
Да, маме было плохо, я видел это, но трогать ее в такие моменты или спорить с ней — абсолютно бесполезно. Пусть немного переварит случившееся.
Я ушел к себе, успел переодеться и даже уселся за домашку, ни черта не вникая в суть задания. В конце концов решил сходить в душ, хотя по-быстрому помылся в спортклубе. Это придало немного бодрости и, вернувшись, я обнаружил сообщение от Юны. Долго не хотел открывать, пытался сосредоточиться на задании, ничего не выходило. Тогда все же посмотрел, что она мне там сбросила, и глаза сразу повлажнели от накатившего возбуждения. Эта дура сфоткалась в кружевном черном бельишке. Я сглотнул, морщась от сухости в горле, и будучи уверенным, что сюда никто не войдет, из нижнего ящика стола вынул коробку салфеток. Да, я вел себя как тупой баран, но сегодня, несмотря на тренировку, во мне кипела агрессия. Этому требовалось освобождение. Я должен был спустить эти гневные эмоции, и раз они обратились в простое животное «хочу», так тому и быть.
Жидкое мыло на ладонь, я и принялся за дело. Фото стало мало. Я надел наушники, подключенные к компьютеру, запустил видео и продолжил. В какой-то момент понял, что вообще не могу на это смотреть. Потея и активно двигая запястьем, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Кончики пальцев покалывало. Лицо покраснело, а сердце выскакивало из груди. Какие-то смутные образы в голове были все еще размытыми, но я уже нафантазировал чего-то там особенного для себя. Понимал, вот-вот кончу, и близко к разрядке, когда все поджалось, а член в руке заметно потяжелел, перед глазами словно заискрило. Я дернулся, потому что понял — с губ слетело: «Акааши», и сперма ударила в ладонь. Все поплыло, когда я распахнул глаза. Не понимая, почему в момент оргазма представил губы Акааши, приоткрытые и влажные, я, тяжело дыша, потянулся к столу за салфеткой, и замер. Не верил своим ощущениям, но на меня кто-то смотрел. Стянув наушники, я медленно повернулся к двери. Там, закрыв ее за собой и прислонившись к ней, стоял Кейджи. Почему? Почему он сделал это вновь? Зачем вошел сюда? Мое тело все еще подрагивало, а лицо горело. Я не мог разозлиться на него, а он смотрел на меня так пристально, что я понял — хочет. Скользнув глазами по телу Акааши, я остановился на бугре в области паха. Вновь взглянул ему в глаза.
— Может, правда сломать тебе что-нибудь? Тогда ты перестанешь сюда ходить?
Акааши явно не мог говорить, поэтому прошептал:
— Научись запираться на замок, когда занимаешься такими вещами. Что если бы это была мама? — Он помолчал, но все равно добил меня с этой своей сучьей улыбкой. — Ты звал меня, когда кончал.
Что ответить? «Это не то, что ты подумал?». В самом деле? Или «нет, Акааши, я просто случайно тебя вспомнил и тут же кончил». Так что ли? Бред. Обратной дороги не было. Понимая это, я встал, поправил штаны, медленно вытерся салфетками и подошел к Кейджи. Дежавю. Так же я чувствовал себя тогда, у ресторана, когда зажал его у стены. И так же, как тогда, он задрожал и натянулся. Но сегодня Кейджи не отворачивался. Он смотрел на меня как человек, которого приговорили к казни. Это правда именно так и выглядело. Его волнение и дрожь передались и мне. Я с ужасом понял, что все еще не остыл после дрочки и даже заново завожусь. Мое сердце тревожно билось в груди, гоняя кровь, ставшую подобной огненной лаве, по венам, в висках пульсировало. Но я не мог остановиться. Я хотел бы оправдаться тем, что мой мозг отключился, однако нет, это было вовсе не так. Отчетливо все чувствуя и понимая, я просто придвинулся к Кейджи катастрофически близко и уставился на его губы, когда смотреть в глаза уже сил не было. Отрицать очевидное было странно: я сгорал от любопытства. Каково это — поцеловать парня? Каково это — поцеловать Кейджи? Я заметил, как на его шее трепещет пульс, потому что склонил голову на бок, и вдруг коснулся этого места пальцами, надавил на него. Вдруг, потому что происходящее было совершенно ново для меня, необычно, нестандартно, чересчур опасно. С губ Кейджи сорвался короткий стон — то ли было больно, то ли он не справлялся с напряжением — и я опять впился в его глаза взглядом, наверняка жутким, поскольку чувствовал — мои зрачки просто огромные. В этот тяжелый момент, когда от меня все еще пахло спермой, когда я только что звал его, Акааши показался мне таким же, каким был, когда я хлестнул его по лицу. Тогда, сидя у моих ног, он был словно в моем подчинении. Сейчас, вспомнив об этом, меня вновь окатило волной жара. Я задохнулся, потому-то и двинулся к Кейджи. Наклонился резко, к самым его губам, пересохшим от частого дыхания. Я с остервенением думал, как сильно хочу эти губы, но стоял, не двигаясь. Думал, что сделает он — отодвинется или сам поцелует? Но отодвинуться было некуда. Я придавил его телом к двери. Только руки Акааши схватились за мои плечи. Меня в самом деле колотило. Я знал, он чувствует мою эрекцию, как и я чувствую твердость его члена на своем бедре. Но было плевать. Мы дышали друг другу в губы. Застыли как статуи. Или будто с нас сейчас писали картину и запретили двигаться. Я ведь не люблю парней, мне совсем не нравится Акааши. Это праздное любопытство. Однако… почему так больно, когда он с Китогавой? Почему я постоянно после такого хочу его ударить? И его, и того ублюдка? Какого хрена я трясусь над Акааши, смущаюсь, избегаю, дрочу на него? Блять. Я встрял. Во что я влез? Меня перемкнуло?
— Ко, — шепнул он, не особо-то упираясь в мои плечи, скорее, просто держался, — что ты хочешь сделать?
Заебись. Вовремя спросил.
Назад. Дороги. Нет.
Я не ответил. Мои губы коснулись его сухих губ. Все тело прошибло током. Я с силой уперся ладонями в стену, чтобы не трогать его. И опять содрогнулся, потому что его язык прошелся по моей нижней губе. Опомнившись, я отскочил от Акааши. Попятился, во все глаза таращась на него, и прижал ко рту ладонь, как бы собираясь вытереться. Что я творю? Это же мой младший брат. Блять. Что я делаю? Боже.