— Акааши! Акааши! Где ты, черт подери? Акааши!
Конечно, даже при всем желании услышать хоть что-то в ответ было просто нереально. Я уперся руками в колени, пытался отдышаться и включить мозги, но страх так захватил меня, что я соображал очень хреново. Продолжая орать, я пошел дальше, снова остановился и огляделся. Над головой затрещали ветки. Пришлось снова рвануть бегом. Пронесшись так еще метров тридцать, я вдруг поскользнулся на влажной от хлынувшего дождя траве, и упал на колени. От злости на Акааши (быть может, на себя?) я вцепился руками в траву, рванул с корнями, снова встал, и когда очередная вспышка озарила лес, увидел, что стою у обрыва. Он был невысоким, а внизу блеснула водная гладь. Хватаясь за кусты и деревья, я пошел к озеру. Черт возьми, в любом случае стоять и вопить на всю округу было бесполезно, а сюда меня все-таки привела тропа. Значит, Акааши тоже мог пойти именно сюда. Громыхнуло. Где-то недалеко раздался оглушительный треск, вспыхнуло дерево, жалобно заскрипело. Я промок под налетевшим ливнем, хотя поначалу лишь моросило, швыряя капли в лицо порывами. Кейджи сидел на берегу, не шевелился даже.
— Акааши! — облегченно выкрикнул я, бросился к нему с бешено бьющимся сердцем, а он не отреагировал. Разумеется, ведь этот болван боится грозы до смерти. Набросив на его плечи свою олимпийку, я попытался поднять его, но Кейджи вдруг посмотрел на меня. Вспыхивало все чаще, оставаться здесь было крайне опасно, я хотел сказать ему это, но он сверлил меня немигающим взглядом, и внезапно сказал:
— Ты был с ней, да?
Я опустился рядом с ним на колено, потянул за плечи, не отвечая на вопрос. Вода хлестала его по лицу.
— Котаро, ты был с ней? — повторил Акааши настойчиво, и только потому, что я держал его за плечи, почувствовал, как он колотится от страха.
Пришлось кивнуть. Тогда Кейджи поджал губы, отвернулся и вдруг по его бледному лицу расползлась злая улыбка. Он поднял руку и указал пальцем на озеро.
— Этот идиот пытался меня изнасиловать. — И вновь его черные глаза пронзительно уставились на меня. — Из-за тебя, Бокуто.
— Я понял, — ответил, сглотнув, — где Китогава?
— Я толкнул его, ударил в лицо и толкнул. Мы плавали, когда он попытался…
Охренев от услышанного, я резко выпрямился и, метнувшись к озеру, на ходу стянул футболку, кеды и штаны.
— Телефон с собой? — выкрикнул я Акааши. Тот молчал, сидя там же. — Вызови помощь, Кейджи!
Блять, если Акааши утопил этого мудака, нам всем конец. Мама, прости своего младшенького ублюдка, он не заслуживает твоей любви. Этот чертов псих совсем о тебе не думает. Меня разрывало от гнева, видимо, поэтому я решился нырнуть в эту тьму. Если Кейджи трясся от грозы, то я был в ужасе от водоемов ночью. Но страх за маму был сильнее. Не дай бог, Томэ мертв. Столько свидетелей. Блять, я был циничен, думая об этом. А что оставалось? Мне вряд ли будет жаль Китогаву. Он — сукин сын. Но… Все же слишком молод, чтобы умереть. Впрочем, покончи Томэ с собой из-за неразделенной любви к Кейджи, я…
Мысли оборвались, потому что теперь паника стала затапливать меня вместе с бурлившей водой. Подчиняясь волнам, я все не мог наткнуться хоть на какое-то препятствие. Страх приближавшейся смерти заставил мое тело оцепенеть. Наверное, так и бывает, ты просто отдаешься во власть неизвестного. На миг вырвавшись на поверхность, я успел заметить кого-то, кто на четвереньках выбирался на берег, и поскольку там было два человека, понял — Томэ и Акааши. Но сил, чтобы доплыть до них, у меня уже не осталось. Стихия мотала мое тело, словно оно было кукольным. Я вдохнул поглубже. Кажется, услышал вопли Акааши, и уже уходя под воду от усталости, со злостью и негодованием заметил, как тот рванул в мою сторону. Ублюдок. Куда ты лезешь? Кто будет утешать маму? Мне стало обидно. Я не мог бороться за свою жизнь из-за того, что устал, ныряя и выискивая мразь, которая досаждала Кейджи. Рыдания рвались из меня. Вмиг превратившись в маленького мальчишку, напуганного тем, что происходит, я решил дать себе шанс. Расслабился всем телом и пошел ко дну. Воздуха оставалось мало. Вот-вот, всего миг, и я хлебну воды. Голова лопалась от напряжения. Грудь болела. Глаза лезли на лоб, а в глотке горело. Я кашлянул, выпуская остатки воздуха. Конец. Не могу больше. Но несмотря на это, я неожиданно почувствовал руки на спине. Меня обхватили поперек туловища сзади, и потащили наверх. Все же у самой воды, перед тем как выплыть, меня унесло. Был вначале звон в ушах, потом глоток гадкой воды, и все…
***
Мне показалось, я все же умер. Просто открывая глаза, сразу увидел не темноту леса, не молнии над головой, не ночное небо. Я увидел окно, по которому лупил дождь. Небо было серого цвета, что значило — наступило утро. Или это вечер? Понять оказалось сложно. Моя голова так трещала, а в горле настолько саднило, что хватило разок сглотнуть, и я сразу поморщился от боли. Перекатился набок и замер на несколько секунд. После этого сел. Я был в комнате, куда нас распределили с Тетсуро и другими ребятами, лежал, как оказалось, на футоне. Ничего не понимая — кто меня сюда приволок, кто откачал — я дополз до стула, снял со спинки свои штаны (наверное, свои), сидя там же, на полу, надел их и встал. Меня шатало из стороны в сторону, но мне казалось, что это раскачивают комнату. Приступ тошноты подавить не удалось. Я успел только рвануться в сторону окна, открыл, но немного облевал и подоконник. Вися через него, я извергал из себя все, что было, и трясся от холодного морского воздуха.
— Боже, Котаро, зачем ты встал? У тебя жар, — пробормотал кто-то, схватив меня за шиворот, и я смог повернуться только тогда, когда хорошенько проблевался.
Передо мной стоял Акааши. Бодренький, в полнейшем порядке и смотрел так, словно я сделал что-то очень плохое. Он потянул за мою футболку и наворчал на меня.
— Ну вот, перемазался, снимай.
Я не сводил с него глаз, но майку стащил, бросил на пол, чтобы он поднял. Да, блять, я злился, да так злился, что мои руки сжимались в кулаки.
— Ложись, — скомандовал он, подхватив футболку, потом отошел к тому же окну, закрыл его, салфеткой протер подоконник и повернулся. Нахмурился. — Котаро, ляг. Тебя мутит. Ты едва не утонул.
Тут ко мне вернулся дар речи. Я процедил:
— По чьей милости? — Акааши заметно сжал челюсти, и я собрался прибавить еще что-то более грубое, как он внезапно обсадил меня.
— По твоей милости, Котаро. — Он действительно верил в то, что говорит, а я, обомлев, пялился на него. — Если бы не твои шашни с Маямото, я не пошел бы искать тебя. А Китогава увязался за мной.
— Да ты хоть представляешь, что я пережил, ублюдок? Я испугался до смерти! — это уже вырвалось громко, хотя горло болело ужасно. — Я думал, ты утопил его!
— А что, разве не было бы лучше… Он… Он меня…
— «Он меня, он меня», — передразнил я, скривившись от лютого гнева и неприязни, потом шагнул к Кейджи, схватил его за грудки и выдавил, встряхнув: — Да ты ведь сам напрашиваешься на то, чтобы он тебя оттрахал, Акааши. Взгляни на себя… — Я видел, как расшились его зрачки, когда он ошеломленно смотрел на меня, повиснув на моей руке, и морщился от моего неприятного запаха. Но мне было так похуй. Я хотел убить его. — Ты вертишь им, используешь. Ты ничем не лучше Юны, которая скачет с члена на член. Акааши, взгляни на себя, — вновь повторил я, но мой голос почему-то пополз вниз, а глаза заметались по его лицу. — Тебя ведь может любой захотеть, стоит только вильнуть задом, стрельнуть глазками. — Я определенно нес хуйню. Это, наверное, из-за жара. — Конечно, он с ума по тебе сходит… — отчего-то эти слова я прошептал.
Кейджи всматривался в мои глаза так, словно пытался что-то разглядеть. Я ослабил хватку и в конце концов отпустил его.
— А ты, Котаро? Ты ведь тоже хочешь меня?
Дьявол. Это не человек. Он — дьявол. Я тяжело дышал, мне было больно после того, что случилось, но сейчас жар другого характера расползался по моему телу и собирался в области паха. Не понимая, почему стал так реагировать на Акааши, я отвернулся от него. Но он неожиданно схватил меня за руку, привлекая к себе внимание. Я был слаб, поэтому покачнулся.
