– Вы открыли мне глаза на царящую там атмосферу коррупции! – воскликнул он.
– Нет, нет! – запротестовал я.
– Да, да! – не уступал он.
Меня вовсе не устраивало, что Хамфри приписывал мне слова о коррупции. Может, я и говорил что-то в этом роде, но теперь уже не уверен (Мы тоже не уверены, в чем именно не был уверен Хэкер: в том ли, что не хочет ссылок на свои слова о коррупции, или в том, что в Брюсселе царит такая атмосфера. – Ред.) и поэтому многозначительно заметил, что ему безусловно удалось меня убедить. Сейчас я отчетливо понимаю: в Брюсселе действительно немало честных и старательных государственных служащих, которым приходится переносить тяготы утомительных командировок и, прямо скажем, утомительных «развлечений».
– Шампанское и икра, – осуждающе произнес сэр Хамфри. – «Мерседесы» с кондиционерами и личные самолеты.
Я напомнил ему, что умеренная роскошь смазывает колеса дипломатии.
– По уши в кормушке, – не унимался мой постоянный заместитель.
Я указал ему на неуместность подобного сравнения.
– Простите, господин министр, случайно сорвалось с языка. Ума не приложу, от кого я это слышал.
В заключение я сообщил ему, что на следующей неделе мы все отправляемся в Брюссель на конференцию, как он того хотел.
Уже у дверей кабинета сэр Хамфри вдруг остановился и спросил, действительно ли я изменил свое мнение о Брюсселе под воздействием его доводов.
Естественно, я сказал «да».
Он не поверил.
– А не связано ли это со слухами о вакансии комиссара в Брюсселе?
Догадался все-таки!
– Такие подозрения недостойны вас, Хамфри, – с упреком сказал я. А затем, вспомнив наш разговор с Энни и с трудом удерживаясь от смеха, добавил: – Еще, слава богу, существует такое понятие, как порядочность политического деятеля.
Хамфри смутился.
(Позднее в тот же день сэр Хамфри Эплби обедал с секретарем кабинета сэром Арнольдом Робинсоном в клубе «Реформ». Запись этой беседы мы обнаружили в личных бумагах сэра Хамфри. – Ред.)
«Я поделился с Арнольдом своими опасениями относительно возможного назначения Корбета министром административных дел. Лично мне такая перспектива представляется по меньшей мере катастрофой.
Арнольд говорит, что не в его силах это предотвратить, так как членов кабинета назначает только премьер-министр. Я отказался принять такое объяснение: все прекрасно знают, что перестановки – забота секретаря кабинета. О чем я ему и сказал.
Арнольд не отрицал этого, но продолжал настаивать, что, если ПМ настроился на некий конкретный вариант, секретарь кабинета – хочешь, не хочешь – должен подчиниться.
И все же я убежден, что Арнольд по-прежнему держит руку на штурвале».
(Через несколько дней сэр Арнольд Робинсон и сэр Хамфри Эплби обменялись нижеприведенными записками. – Ред.)
Дорогой Хампи!
Внимательно обдумал вашу проблему и пришел к выводу, что единственный способ ее решения – отказ Дж. Хэкера от Брюсселя.
Дорогой Арнольд!
Боюсь, Дж. Х. склонен принять это предложение. По его словам, он верит в европейский идеал! Непостижимо, не правда ли? Полагаю, он стал жертвой собственных речей. К тому же ему, очевидно, не дает покоя опасение, что он не добился выдающихся успехов в МАДе.
Дорогой Хамфри!
В том, что он порет горячку, есть и твоя вина. Ты постоянно блокировал его (естественно, в интересах более разумного управления). В ближайшие пару дней Хэкеру нужна какая-нибудь эффектная и успешная акция. Рекомендую помочь ему в этом.
Арнольд!
Эффектная и успешная акция? В ближайшие пару дней? Какого рода?
Хампи!
Любого, дорогой мой. ПМ должен сам убедиться, что целесообразнее оставить Хэкера в МАДе. Для Корбета у нас имеется другая вакансия – министерство занятости. Фреду, безусловно, придется уйти, так как он спит на всех заседаниях кабинета. Я знаю – не он один, однако Фред уже дошел до того, что засыпает даже во время собственных выступлений.
22 июля
По-прежнему болтаюсь между небом и землей. Неопределенность убивает всякое желание работать.
Утром спросил у Хамфри, нет ли у него новостей. Нет, ответил он. Мне известно, что в конце недели он обедал с секретарем кабинета. И Арнольд Робинсон ничего ему не сказал? Исключено!
– Вам наверняка что-нибудь да известно, Хамфри.
Небольшая пауза. Наконец он соизволил ответить:
– Господин министр, мне известно только то, что о перестановках будет объявлено в понедельник. А у вас есть новости?
Я недоуменно посмотрел на него.
– Относительно Брюсселя, – уточнил он. – Вы принимаете предложение стать комиссаром ЕЭС?
Я постарался объяснить ему двусмысленность своего положения:
– Понимаете, Хамфри, для члена парламента перевод в ЕЭС, безусловно, неприемлем, а для члена кабинета, напротив, он сулит определенные преимущества. Вместе с тем для поборника европейского единства тут есть свои «за» и «против».
Боже мой, что я несу! Очевидно, Хамфри и Бернард думали то же самое, гадая, в каком обличье я выступаю в данный момент.
Хамфри после долгого молчания предпринял отчаянную попытку разобраться в моих чувствах.
– Господин министр, следует ли понимать ваши слова как готовность принять предложение Брюсселя?
– Как вам сказать?… И да, и нет.
Впервые за последние дни ситуация показалась мне даже забавной.
Очевидно, решив поставить точки над «i», мой постоянный заместитель попросил меня назвать все «за» и «против», чем опять поверг меня в смятение. Я сказал, что не могу это сделать: все зависит от того, как у меня выходит на посту министра.
Хамфри ответил, что, по его мнению, у меня выходит нормально.
Чертовщина! Опять я в замкнутом круге. Если у меня выходит нормально, то есть в прямом смысле нормально, – значит, я остаюсь, потому что тогда все будет нормально. Если же у меня выходит всего лишь нормально и не более того, оставаться для меня было бы ненормально, не так ли?
Тут моему постоянному заместителю пришла в голову интересная идея.
– Господин министр, – сказал он. – Мне кажется, сейчас вам нужен крупный личный успех.
Прекрасная мысль! Очень кстати.
– Даже триумф, – уточнил Хамфри.
– Например?
– Например, реклама одного из ваших гениальных политических решений.
Я крайне возбудился и нетерпеливо ждал продолжения, однако его не последовало. Пришлось самому обратиться к Хамфри:
– Э-э… так что же вы имеете в виду?
– Ничего конкретного, господин министр. Просто так, подумалось…
Только душу растравил!
Может, он хотя бы скажет, что даст мне этот гипотетический триумф. По мнению сэра Арнольда, объяснил он, если триумф станет реальностью до перестановок, ПМ не сможет переставить меня вниз.
Вне всяких сомнений. Хотя в данной ситуации меня, пожалуй, больше тревожит другое – отсутствие какой-либо перспективы быть переставленным наверх.
Я поделился своими опасениями с Хамфри. Увы, надо быть реалистом, ответил он. У меня есть слабая надежда, что он попросту не отдает себе отчета, насколько оскорбительны его слова.
