– Никто, я сам до этого додумался.

– Нелепо!… Немыслимо!… Исключено! – распалялся мой постоянный заместитель, и остановить его теперь было невозможно. – Ваша идея… подрубает корни… к чему это приведет… к отмене монархии…

Я попросил его не говорить глупостей. Это привело сэра Хамфри в еще большую ярость.

– Нет никакого смысла изменять систему, которая так прекрасно зарекомендовала себя в прошлом!

– Она себя не зарекомендовала…

– Любая система требует проверки временем. Прежде всего надо быть объективным и справедливым.

На первый взгляд, вполне логично, однако не следует забывать, что орден Подвязки, например, был основан королем Эдуардом III в 1348 году. Тоже требуется проверка временем?

Тогда Хамфри попробовал зайти с другой стороны. Он заявил, что ставить награды в зависимость от экономических соображений – значит создавать опасный прецедент. Иначе говоря, правильно поступая сейчас, мы будем вынуждены правильно поступать и в будущем – вот что он имел в виду под «опасным прецедентом». Если следовать такой логике, то лучше вообще никогда и ничего не делать. (Вносим ясность: в принципе можно делать, что угодно, но упаси боже делать что-либо впервые. – Ред.)

Почувствовав мою непреклонность, сэр Хамфри, изменив тактику, лицемерно заверил меня, что он, дескать, полностью разделяет мои устремления и безусловно приложит все силы для скорейшего претворения их в жизнь.

На прямой вопрос, как он намерен претворить в жизнь разделяемые им устремления, мой постоянный заместитель предложил создать авторитетный межведомственный комитет. Его рекомендации, сказал он, позволят нам учесть все возможные последствия и принять решение, основанное не на сиюминутных, а на долгосрочных соображениях. (Другими словами – никак! – Ред.)

Мне надоело (в который раз!) выслушивать его маловразумительные, витиеватые отговорки, и я потребовал немедленных действий. Хамфри побледнел. Я добавил, что считаю награды нездоровым явлением в основе своей, что ни один здравомыслящий человек не может испытывать в них нужду, они только поощряют угодничество, снобизм, зависть.

– И с какой, собственно, стати все они достаются вам? Это несправедливо, – твердо сказал я.

Как и следовало ожидать, сэр Хамфри со мной не согласился.

– Вполне справедливо. Мы – государственные служащие! – многозначительно произнес он.

– Ну да, конечно, – ухмыльнулся я. – И потому, чтобы произвести впечатление на простачков, ставите после своих фамилий такие загадочные буквы. Знали бы они, что эти буквы означают, то-то удивились бы. КОБ!… Кавалер ордена Бани? Потрясающе! Они бы приняли вас за водопроводчика.

Сэр Хамфри даже не улыбнулся.

– Очень остроумно! – язвительно заметил он. – Но ведь и вы, господин министр, любите буковки после собственной фамилии: ТС[67], ЧП[68] и даже БН[69] (экономических), если не ошибаюсь? – с откровенной издевкой спросил он и брезгливо сморщил свой надменный нос.

– Свою степень я, по крайней мере, заслужил, – парировал я. – В отличие от вашей МИ[70]. Говорят, в Оксфорде их дают просто так… любому.

– Не просто так, а за четыре гинеи, – гордо отозвался мой постоянный заместитель.

Устав от бессмысленной перепалки (к тому же цель была достигнута – Хамфри ушел в глухую оборону), я довел до его сведения, что решение принято и не требует дальнейших обсуждений.

– Да, вы, кажется, хотели спросить меня о чем-то еще?

Сэр Хамфри был настолько потрясен моей непреклонностью и веской аргументацией, что забыл свой второй вопрос. Впрочем, скоро вспомнил.

Оказывается, новые правила платы за обучение для иностранных студентов поставят оксфордский Бейли-колледж в крайне сложное положение.

По его словам, в Бейли были бы просто счастливы заполучить студентов-англичан (никто в этом и не сомневался!), но, поскольку в настоящее время там обучаются преимущественно иностранцы, новые правила поставят под удар факультеты тропической медицины и международного права. А факультет арабистики, возможно, придется закрыть вообще.

Их страдания вызывают у меня искреннее сочувствие, однако прецедентов здесь быть не может. Мне, например, непонятно, почему мы должны обучать иностранцев за счет британских налогоплательщиков.

– Не просто иностранцев, господин министр, – возразил сэр Хамфри. – Если нам, допустим, будет негде обучать арабистов, то можете себе представить последствия для нашей дипломатии – вплоть до произраильского министерства иностранных дел! А что будет с нашей нефтяной политикой?…

Я посоветовал посылать их обучаться куда-нибудь еще.

– Где же еще они могут изучать арабский? – недоуменно спросил он.

– В арабских странах, – предположил я.

Мой постоянный заместитель открыл рот, но не смог вымолвить и слова. Его выручил Бернард.

– Господин министр, – сказал он, – позвольте вам напомнить о блестящей репутации Бейли. Его выпускники провели немало лет в тюрьмах Британской империи.

Такая рекомендация мне мало что говорила, поэтому я попросил Бернарда высказаться яснее.

– Как вам известно, – начал он, – в странах Содружества право называться УБ считается высшей честью…

– УБ?

– Узники Британии, – с готовностью подхватил сэр Хамфри, вновь обретя дар речи. – Ганди, Нкрума, Макариос, Бен-Гурион, Кеньятта, Неру, Мугабе… Перечень УБ можно продолжать до бесконечности, и среди них немало наших выпускников.

Наших выпускников? Он сказал «наших выпускников»?! Вот все и встало на свои места. Я понимающе улыбнулся.

– А вы из какого колледжа, Хамфри?

– Я? Э-э… это не имеет отношения к делу, господин министр.

Да, сегодня ему явно не везет.

– А почему бы нам не обсудить и то, что не имеет отношения к делу? Иногда это полезно. Так что же вы кончали, Хамфри? Случайно, не Бейли?

– Да, Бейли, – выдавил он, – но, повторяю, это не имеет ни малейшего касательства…

Как только у него язык поворачивается говорить такое мне! Неужели он считает меня законченным идиотом?

В этот момент раздался звонок, возвещавший о начале голосования, и Хамфри был спасен от полного позора.

У дверей кабинета я вспомнил, что забыл спросить у Бернарда, как мне голосовать: «за» или «против»?

– Против, – сказал он и принялся объяснять, что речь идет о поправке оппозиции…

Но меня уже не было. Бернард ничего не смыслит в наших делах. Суть дебатов не имеет никакого значения. Я просто не хочу перепутать лобби.

(Слухи о намерении Хэкера связать вручение наград с достигнутой экономией стремительно распространялись по Уайтхоллу через шоферов и личных секретарей и уже через несколько часов дошли до секретаря кабинета сэра Арнольда Робинсона. Тот немедленно пригласил к себе сэра Хамфри, и между ними состоялась беседа, весьма поучительная не только для сэра Хамфри, но и для историков, поскольку из нее явствует, что, хотя секретарь кабинета теоретически считается primus inter pares[71], на практике он значит куда больше, чем просто primus. Практика также подтверждает, что «все постоянные заместители равны, но некоторые из них более равны, чем другие».

Записи о беседе с сэром Хамфри Эплби мы обнаружили в архивах государственной службы в Уолтхэмстоу, куда получили доступ по окончании тридцатилетнего срока хранения секретной документации.

Сэр Хамфри, естественно, не имел возможности ознакомиться с записями. Это было бы нарушением правил игры. – Ред.)