– Что?…

– Теперь все будут знать… вернее, уже знают: дома ты говоришь то же, что и на работе, – о валовом национальном продукте, о необходимости субсидировать государственный сектор, о повестке предстоящей партийной конференции…

Я объяснил ей, что имел в виду совсем другое. Сам факт подслушивания наших семейных разговоров.

– Вот как? Я об этом и не подумала… «Ключи от машины у тебя?…» – «Нет, я думала, они у тебя…» – «Да нет же, я отдал их тебе…» О господи, это точно приведет к падению правительства!

Я начал сердиться.

– Энни, ты слишком легкомысленно к этому относишься.

– Ты так считаешь?

– Неужели тебе до сих пор не ясно? Они вторглись в нашу личную жизнь! Ведь они… они, возможно, прослушивали наши разговоры… даже в постели!

– Ну и что из этого? – спросила она с притворным удивлением. – У тебя что, храп шифрованный?

Кажется, она на что-то намекает. Не далее, как на прошлой неделе она уже поставила меня в неловкое положение своим интервью какому-то женскому журналу. На вопрос, не сотрясается ли мир, когда она ложится со мной в постель, Энни ответила: «Нет, и даже кровать не сотрясается».

По-моему, это начало семейной кампании против меня.

Я не ошибся, так как ровно через минуту она сказала:

– Послушай, Джим, скоро пасха. Почему бы нам не устроить себе небольшие каникулы… Денька на два-три? Помнишь, как бывало?

Вначале подумал, что вряд ли смогу, а потом: «Почему бы и нет?» И не нашел против этого довода никаких возражений. В конце концов, государственным деятелям тоже нужно отдыхать!

– Давай съездим в Кингсбери-даун, – предложила она.

– Отлично! Где это?

Она с удивлением посмотрела на меня.

– Как где? Там, где мы провели свой медовый месяц, дорогой.

Странно, название начисто стерлось в памяти. Я попытался представить себе, как выглядит то местечко.

– Там ты мне впервые объяснил закон о воздействии темпов оборота на чистую прибыль… Помнишь?

– Ну конечно же! Теперь я все вспомнил.

Энни наклонилась к настольной лампе.

– Записали, ребята? – пробормотала она, выключая свет.

(На следующий день случилось нечто из ряда вон выходящее. Спецслужба[61] проинформировала сэра Хамфри Эплби и Бернарда, что ею был обнаружен список лиц, приговоренных террористами к смерти, и Джеймс Хэкер в их числе.

По имеющимся данным, список был составлен известной террористической группой, называвшей себя «Всемирная армия освобождения». – Ред.)

«Мы и представить себе не могли, что кому-то придет в голову покушаться на жизнь нашего министра – он ведь абсолютно никому не мешал.

И тем не менее мы с сэром Хамфри Эплби пришли к единодушному решению: мы не имеем права рисковать жизнью министра, поэтому необходимо срочно принять надлежащие меры безопасности».

Сегодня утром Бернард, встретив меня в министерстве, принялся кудахтать, словно наседка, заботливо расспрашивая о моем самочувствии.

– Хуже некуда, – буркнул я, полагая, что его интерес вызван моим опозданием на работу. – До утра не мог заснуть.

– Их работа… – трагически прошептал Бернард сэру Хамфри. Тогда я не понял этой загадочной фразы, но теперь… теперь считаю ее верхом бестактности.

А ведь в целом настроение у меня было превосходное. Утечка сработала, и в «Экспресс» уже появилась статья «от нашего парламентского корреспондента» под заголовком «ХЭКЕР ТВЕРДО НАМЕРЕН ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ ПРОСЛУШИВАНИЮ ТЕЛЕФОНОВ!» Как мы и договорились, Уолтер сослался на «информированный источник».

Не обращаясь ни к кому в отдельности, но вопросительно взглянув на меня, сэр Хамфри поинтересовался, откуда у них эта информация. Естественно, я и не подумал признаваться.

(В те времена у чиновников Уайтхолла было популярно изречение: «Сверху дает течь лишь корабль государственной власти». – Ред.)

– Как бы там ни было, – заявил я, – эта утечка еще больше укрепляет мою решимость довести дело до конца.

Хамфри спросил, хорошо ли я подумал о возможных последствиях. (На языке Уайтхолла это означает: «Понимаете ли вы, что мелете вздор?» – Ред.) В данном случае, как вскоре выяснилось, о последствиях я и не подумал.

– Граждане свободной страны имеют право на личную жизнь. Абсолютное право! – ответил я.

И как мне пришло в голову сказать такое?! Но тогда я еще не знал – ведь эти негодяи просто не сочли нужным своевременно поставить меня в известность!

– Ну а предположим, МИ-5 имеет основание подозревать, что некоторые из этих «свободных граждан» намерены совершить политическое убийство, скажем… э-э… министра Ее Величества? – предположил Хамфри.

И тут меня понесло. Я произнес высокопарную речь о свободе британских граждан, о том, что она несравненно важнее, чем жизнь отдельных министров.

– Свободу ничем не заменишь, – изрек я, – тогда как министров можно и заменить. Государственные деятели должны свыкнуться с мыслью о возможности стать мишенью для всякого рода безумцев и фанатиков. Долг любого министра Ее Величества – не думая о собственной шкуре, грудью встретить грозящую опасность, не искать трусливо убежища за потайными микрофонами и прочими чудовищными атрибутами полицейского государства, а встать и гордо бросить им вызов: «Вот он я, делайте свое черное дело!»

О боже, почему ты не укоротил мой длинный, глупый язык?!

Сэр Хамфри многозначительно взглянул на Бернарда. Он явно порывался что-то объяснить, но я дал ему понять, что не желаю слушать никаких возражений.

– С меня довольно, Хамфри! Вы постоянно виляете или говорите загадками. Политический деятель свободной страны должен быть поборником свободы и правды, я убежден в этом. И не нуждаюсь в набивших оскомину доводах в пользу негласного контроля. Если они мне понадобятся, я обращусь к мемуарам Сталина…

– Между прочим, – вставил Бернард, – Сталин никогда не писал мемуаров. Он был слишком мнителен и боялся, что люди когда-нибудь их прочитают…

– Господин министр, – перебил нас Хамфри, – я убедительно прошу вас позволить мне высказаться еще по одному аспекту данной проблемы.

Я нехотя согласился, но предупредил, чтобы он выразил свою мысль как можно короче – одной, в крайнем случае двумя фразами.

– Спецслужба обнаружила ваше имя в списке приговоренных к смерти.

– Что? – переспросил я, решив, что не расслышал.

– Спецслужба обнаружила ваше имя в списке приговоренных к смерти, – повторил он.

Список приговоренных?… Чушь какая-то! А при чем здесь я?

– Список приговоренных к смерти? Что вы имеете в виду, Хамфри?

– Список лиц, которых собираются убить.

Временами он поразительно глуп.

– Я знаю, что такое «список приговоренных к смерти», но… что вы имеете в виду, Хамфри?

Мой постоянный заместитель развел руками.

– Простите, господин министр, но я не понимаю, как можно выразиться яснее.

Господи, ну как ему объяснить? Я хочу знать, что это за список, откуда он взялся и почему в нем значится мое имя. Однако я, видимо, был так ошарашен необычным известием, что не мог связно излагать свои мысли.

Но до сэра Хамфри, слава богу, дошло.

– Если говорить со всей прямотой, господин министр, то суть дела заключается в следующем. В результате негласных расследований стало известно о существовании неких документов. Источник их пока не установлен, но содержание позволяет предполагать, что они нацелены на создание вакансий в кабинете и проведение внеочередных дополнительных выборов.

Я потребовал более подробных разъяснений.

– Вы в списке приговоренных к смерти, господин министр.

Мы ходили по замкнутому кругу.

– Но кто?… – сорвался я. – Что за…

Он понимающе кивнул.

– Это ВАО – Всемирная армия освобождения. Судя по всему, новая группа городских экстремистов.