- Чего?!

Ох, надо же, вырвалось откуда-то из темных глубин подсознания. Для здешних обитателей слово совершенно неизвестное, непонятное, и потому вдвойне обидное. По крайней мере, Йожеф Сабо, который приклеился к нему после удаления Турянчика, попер на молодого нападающего с налитыми кровью глазами. Точно разъяренный бык. И, не обращая внимания на предупреждающие крики товарищей, сильно толкнул Данилу в грудь. А тому только того и надо было. Рухнул, как подкошенный.

Длинный свисток, подлетевший судья, шум и гам над головой сцепившихся футболистов, а Мельник все продолжал демонстрировать страдания молодого Вертера. Хитрость маленькая есть, в момент удара нужно чуть-чуть пододвинуться навстречу к бьющему. Тогда прилетит не так сильно. Со стороны не заметно, но действенно. Что там, вставать можно? Ага, Сабо покидает газон. Оглядывается, матерится, грозит Даниле кулаком. Пой, пташка, пой. Для тебя нынче все уже закончилось. Некрасиво, скажете? Неспортивно? Расскажите это Марко Матерацци!

- Малой, в норме? Чего тогда валяешься, вставай, простудишься.

Никакого, понимаешь, сочувствия к ведущему актеру больших и малых академических театров. Кряхтя, Мельник поднялся и, демонстративно растирая грудь, пошел потихоньку к воротам Банникова. Ах, я самый больной человек на свете. Блин, почти, как на пленках для аутотренинга. Только там: «Ты самый быстрый! Твой удар как из пушки! Ты неутомим!» Ладно, главное, чтобы Число сообразил.

Динамовцы Киева выстроили очередную стенку, повинуясь указаниям голкипера, и приготовились к отражению удара. А Игорь, умница, не подвел и аккуратно, резаным ударом взял, да и перебросил защитный редут, запустив круглого точно на дальнюю штангу, куда уже подкрался мнимый инвалид Мельник. И Данила прыгнул рыбкой, зависнув на мгновение почти параллельно земле. Удачно прыгнул, встретился с пятнистым там, где и хотел. И вколотил его опять головой, как гвоздь молотком, точно в сетку. 3-2

Кто молодец? Данила – молодец! Блин, да что ж ко мне этот долбанный аутотренинг привязался?!

1968 год. Москва. Август

- Ты перед Сабо извинился? – строго спросил Бесков, когда динамовцы расселись по своим местам в автобусе.

- Да, Константин Иванович, сразу после игры зашел к ним в раздевалку и попросил прощения, - Данила виновато улыбнулся. В самом деле, не следовало так перегибать палку и оскорблять хорошего игрока.

- Тебя не побили там? – хохотнул Маслов.

- Ну, как, - смутился Мельник. – Встретили совсем не ласково. Но оно и понятно, продули ведь. В какой-то момент и правда уже приготовился отмахиваться, разве что не рычали. Потом, вроде, смягчились малость, когда узнали, зачем я пришел. Сабо как раз из душа вышел, ну я и извинился. Он побурчал немного – о, кстати, Валер, а он кто по национальности, ни фига язык не узнал?

- Венгр, - ответил за приятеля Аничкин. Капитан сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Можно было подумать, что он спит. Но нет, оказывается, внимательно слушает. – У них еще Медвидь тоже венгр.

- Так он же Федор? – удивился Данила. – Что за венгр с таким именем.

- Это его так переиначили. А на самом деле Ференц.

- Ничего себе, - изумился парень. – Спасибо, не знал.

- Век живи, век учись, - философски заметил Аничкин. - Вот, к примеру, мы следующий матч с кем проводим?

- С ЦСКА.

- Правильно. Центральным защитником и капитаном у них Шестернев. В паспорте записано Альберт, но близкие его зовут исключительно Валерием. А почему? Он родился за два дня до начала войны. У матери еще двое к тому времени на руках. Поехала регистрировать, сотрудница ЗАГСа почему-то записала его Альбертом. Причем, мать даже имени такого не знала. А документы не проверила, потому что торопились со сборами – в эвакуацию уезжали. Так и осталось все, менять не стали. Вот ведь как в жизни-то оно бывает.

- Да, в войну и не такое творилось, - тяжело вздохнул Яшин. И, ссутулившись, отвернулся к окну. Видать, что-то свое вспомнил.

- О, в «Черноморце» еще Секеч, нападающий, Иштван, - вспомнил Маслов, заметив реакцию Льва Ивановича и, видимо решил отвлечь. – Хороший такой игрочок, забивной. Да ты его должен помнить, Малой, в Одессе же дебютировал.

- Какое там, - честно признался Данила. – У меня тогда все, как в тумане было. Руки-ноги трясутся, сердце вот-вот из груди выскочит. Боялся, жутко, что напортачу.

- Да это почти у всех так, - засмеялся Яшин, оттаяв. – В своем первом матче я такую «бабочку» со страху запустил, сейчас даже вспомнить смешно – от чужого вратаря.

- Как это? – обалдел Мельник. – Там же расстояние ого-го.

- Ветер сильный был, как раз в мою сторону, - начал объяснять Лев Иванович. – Плюс, я неправильно рассчитал момент выхода, столкнулся со своим же защитником. Упали оба, а мяч так в ворота и допрыгал. Хохоту на трибунах было, страшно вспомнить! Где же это было?

- Да со сталинградским «Трактором», Лева, - пришел ему на помощь Бесков. - 49 или 50-ый год. Ты за дубль стоял. Мы тогда матч этот смотрели, действительно чуть со смеху не лопнули. По-моему, Вася Карцев тогда еще сказал, мол, ну и вратаря нам сосватали! А оно видишь, как все обернулось. Да, бывает. - Старший тренер ностальгически улыбнулся. – А ты, Мельник, - выражение лица резко сменилось на угрожающее, - еще раз язык свой длинный распустишь, вырву на хрен! Соперника надо голами наказывать, а не хамством. Представь, что будет, если ты также себя будешь вести, когда мы в Европе играть будем – тебя же выгонят в момент. И, значит, подведешь всю команду.

- Так он первый, - попытался оправдаться Данила. – Он ведь первый начал. Москалем обозвал, пообещал в кресло инвалидное усадить.

- Терпи! – отрезал Бесков. – Молчи и терпи. Кстати, это всех касается! – Константин Иванович повысил голос и повернулся к салону. Притихли даже картежники на галерке. – Игровая дисциплина…

- Ну, бля, началось! – тоскливо проговорил вполголоса Маслов и потихоньку потянул из кармана пиджака ватные шарики. Сидевшие с ним рядом футболисты завистливо вздохнули.

На следующий день Бесков лютовал на тренировке. Так, словно и не выиграли они у киевлян, а, наоборот позорно проиграли. Футболисты ворчали, но не слишком громко – попасть под горячую руку Константина Ивановича не улыбалось никому. А ведь с утра, хорошенько попарившись в баньке, все ожидали, что вечерняя тренировка пройдет на расслабоне.

- Малой, - обратился к Даниле Рябов. Дышал защитник тяжело, со свистом. – Подкинь Бесу идейку какую-нибудь, дай передыху. Пусть он отвлечется, загонял уже!

Идейку. Как там говорят, вам надо песен – их есть у меня!

- Константин Иванович, можно вопросик?

- Опять ты, - отозвался тренер с кислой миной. – Что на этот раз?

- Я вот чего подумал. Мы с Киевом когда играли, то обратил внимание, насколько у них нападающие острые, взрывные, все время перед нашими защитниками барражируют, ждут паса на выход.

- Ну, - Бесков посмотрел с легким интересом. – Дальше-то что?

Аничкин, который стоял у него за спиной, показал большой палец и беззвучно, одними губами, произнес: «Тяни время!»

Как дети малые, проснулся в голове тот, взрослый Данила. Так и норовят обмануть наставника. Словно шкодливые пацаны в школе перед строгой училкой. Правдами и неправдами сорвать годовую контрольную работу. Хотя, если без обид, у многих из динамовцев что за душой в плане образования имеется? Три класса, четыре коридора. Вон, Лев Иванович в войну на станке работал, как проклятый, когда ему университеты было заканчивать? Вот и ведут себя, порой, соответственно. Хотя и старается руководство футбольное отправить их учиться. Институт физкультуры есть, кое-какие иные заведения. Выбирай! Не, не хочу.

- Тут какое дело, - изобразил глубокую задумчивость Мельник. – Мы когда в со шведами играть ездили, нам Андрей Петрович рассказывал, как он однажды принимал участие в матче между сборными командами Москвы и Одессы. Давно, еще перед войной. И вот в этом матче одесситы раз сорок их поймали на выполнении искусственного офсайда. Вот я после вчерашнего матча сидел и думал, а что, если бы и мы киевлян в эту ловушку загоняли?