Разве что деревце в рощице, на которое твоя случайная подруга может удобно опереться? И восхитительно гибкая спинка, что так волнительно прогибается – точно гимнастка, не соврали. И жаркий бессвязный шепот в темноте: «Да не дергай так, трусы порвешь…как Бобик Жучку…Ох, Данечка!»

Кровь прилила к щекам, а по затылку пробежала горячая сладкая волна. Надо же, как обернулось все. Только неясно, что не так с этой девицей? Как ее звали, Зина вроде?

- Вижу, вспомнили? – констатировал с удовлетворением Семенов. – Молодец. А теперь слушай сюда внимательно? – тон чиновника резко изменился. Маска добродушия улетела к черту и на Данилу смотрел безжалостный хищник, готовый порвать любого, кто встанет на его пути. – К девушке этой ты больше не приблизишься! Молчать, не перебивать! – рявкнул он на Мельника, который хотел что-то сказать в свое оправдание. – Повторяю, ни на шаг. Увидел на улице, перебежал на другую сторону. Позвонит – положишь трубку. Придет – скажешься больным. Узнаю, и в Федерации мигом окажется бумага, где двадцать пять уважаемых торговцев с Центрального рынка напишут, как передавали тебе деньги за слитый матч. Вовек не отмоешься. Грузчиком нигде не возьмут. Ты меня понял?!

- Да понял я, понял, – Данила криво улыбнулся. – Ни при каких раскладах с этой девушкой не общаться. Я только никак в толк не возьму, она что – шпионка?

- Кто?! – Семенов побагровел так, что парень опасливо отодвинулся, не лопнул бы невзначай. – Шпионка?! – Дмитрий Петрович начал смеяться. Да что там, ржать он начал, как конь ездовой, аж голову запрокинул. До-олго так, Мельник успел уже сначала обидеться, потом вежливо поулыбаться – уж больно заразительно хохочет, гад, а потом и заскучать. – Шпионка! – чиновник достал носовой платок и начал вытирать выступившие слезы. – Ну и дурак же ты!

- Не нужно меня обзывать, – мгновенно окрысился Данила. – Вы мне не отец родной, чтобы так говорить.

- Ну, извини! – благодушно взмахнул рукой Семенов.- Просто ты такую глупость сейчас ляпнул. Ох, ладно. Короче, объясняю проще, чтобы ты себе чего ненужного не нафантазировал. Девушка эта, как и ее ухажер – в сборной команде страны готовятся к летней Олимпиаде в Мексике. Скоро у них должна состояться свадьба. Но это не самое важное. А что для нас главное?

- Что? – послушно спросил Мельник.

- Главное – это психологический комфорт людей, которые будут защищать честь нашей с тобой Родины, Мельник. Ведь, как учит нас партия, мы должны сделать, наконец, из нашего советского спорта такое социальное явление, которое будет достойно нашей страны и нашего общества! Пора уйти от абсолютной «местечковости» спорта, от людей в застиранном тренировочном костюме с вытянутыми коленками и теннисной ракеткой под мышкой. Спорт – это целый мир, где место не только голам, очкам, секундам, но и людям искусства, литературы, науки!

«Во, чешет, – восхитился невольно Данила, – как по писанному. Интересно, если ему дать такую возможность, сколько он брехать без остановки может: час, два, три? А если ему еще при этом стопарь налить?»

В памяти всплыл забавный случай, о котором ему как-то рассказывал приятель. Выбирали первого секретаря то ли райкома, то ли горкома, не суть. Кандидат вышел на трибуну и начал читать доклад. Перед ним графин с водой и стакан. Доклад-то длинный, вдруг горло пересохнет? Но фишка была в том, что перед началом заседания, группа шалунов-комсомольцев в этот графин налила вместо воды водку. И вот человек говорит, говорит, а потом наливает стакан и…выпивает! При этом, даже не поморщился! А потом… потом за пару часов, пока делался доклад, он данный графин приговорил целиком! Но не это шокировало тех, кто решил устроить каверзу, вовсе нет. Самым большим потрясением явилось то, что этот матерый партийный функционер ушел на своих двоих со сцены и даже не покачнулся!

«Выбрали? – С интересом поинтересовался тогда Мельник. – А как же, охотно ответил приятель, – Единогласно проголосовали! Поняли, что надежный товарищ. Проверенный».

- А если вспомнить слова Михаила Андреевича Суслова, который сказал недавно на пленуме ЦК ВЛКСМ, что спорт – это дело партийное, социалистическое… – продолжал тем временем разливаться курским соловьем Семенов. – Э, Мельник, я смотрю, ты заскучал? – Вот черт глазастый, спалил! Что ответить? – Ладно, я понял, – чиновник немного помолчал, а потом сказал тихо, но о-очень проникновенно. – Если ты, сопляк, помешаешь им выиграть золото Олимпиады – вольно или невольно – я тебе лично сначала ноги оторву, а потом письку твою шаловливую. Усек?

- Да так бы сразу и сказали, Дмитрий Петрович, – ухмыльнулся Данила. – Что я враг себе? Узелком все завяжу, но к гимнастке этой ни-ни, зуб даю!

- Ну ты и кадр, – снова захохотал Семенов. – Скройся с глаз моих. Да…и позови там следующего.

1968 год. Швеция. Стокгольм. Июль

На магазинчик этот Данила набрел совершенно случайно. Фланировали с Долбоносовым по улицам Стокгольма на сон грядущий в поисках чего-то интересного. Мельник, в принципе, особо ничего не требовалось, но Володька впился в него, как клещ, и потащил с собой – по одиночке ведь не ходим, правда? – на шопинг. Товарищу требовалось всего и сразу. Вовка недавно женился и, с подачи супруги, активно заполнял семейное гнездышко предметами первой необходимости. А если учесть, что он как-то признался: недавно самым бессовестным образом спер две вилки и две ложки из клубной столовой, а обеденный стол им заменяет чемодан, то…

- Малой, ну на кой тебе эти пластинки, у тебя даже проигрывателя нету? – жалобно канючил Володя. – Давай лучше вон в ту лавку зайдем, я на витрине джинсы видел, всего семь долларов!

- Это как ты высчитал? – смеялся Мельник, заходя в музыкальный магазин под мелодичное бряканье колокольчика на двери.

- Да было бы, что считать, – горестно вздыхал приятель. – Семьдесят ихних крон, отнимаем нолик, получается семь долларов. Малой, дрянь такая, пошли за джинсами, вдруг кончатся?

- Гу квэль[29], – приветливо обратился к ним молодой бородатый парень с длинными, как у хиппи волосами, перехваченными кожаным шнурком, в цветастой рубахе навыпуск. А после начал радостно лопотать на шведском уже и вовсе что-то невообразимое.

- Сорри, а донт андестенд ю, – выдал с сожалением Мельник на автомате. Нет, помнил он кое-что из курса английского, но, как-то так сложилась прежняя жизнь, что переводчиком у него в поездках обычно выступала жена – учитель как раз английского и французского в престижной гимназии.

Продавец понятливо улыбнулся, показал на клубные пиджаки с динамовским логотипом с левой стороны и поинтересовался:

- Москоу? Футбол?

- Йес, – подтвердил Данила и показал на пластинки. – Уи кэн си?

- Плиз, – опять улыбнулся продавец и широким жестом пригласил приятелей самостоятельно ознакомиться с ассортиментом. Сам же так и остался стоять за прилавком у кассы, с интересом разглядывая неожиданных гостей.

А посмотреть в магазинчике было на что: повсюду на полках и стеллажах стояли коробки, в которых стройными рядами расположились разноцветные конверты с грампластинками. Клондайк. Да что там, Эльдорадо! Глаза разбегались, а душа истошно вопила: «Хочу! Все и сразу! Заверните!!!» Не то, чтобы Мельник являлся таким уж завзятым меломаном, но воткнуть во время поездки в уши беспроводные «затычки» и послушать скачанный накануне новый альбом какой-нибудь интересной группы – это запросто. Причем, в плане музыкальных предпочтений он, наверное, не смог бы сказать определенно, что именно ему нравится больше всего. С детства тяготел к року. Особенно к тяжелому. Но с тем же успехом мог закинуть в телефон и панк, и попсу. Вот с классикой – тут да, пожалуй, мимо. Разве что, в переделанном формате.

- Малой, а ты что ему сказал? – осторожно поинтересовался Долбоносов, настороженно косясь на продавца.

- Да он спросил, ты ли тот футболист, что хочет остаться и играть за местный АИК? – рассеянно ответил Данила, перебирая конверты.