— И больше ты уже не пыталась?
— Иногда… время от времени. Но потом голова у меня начинала болеть и…
— Да. Понимаю.
Он все понял: мисс Тремейн обратилась к какому-то шарлатану — или сделала вид, что обратилась, — и Регина, доверчивый ребенок, поверила, что у нее действительно что-то не в порядке с головой! Маркус скрипнул зубами.
— Стало быть, ты вообще не умеешь читать? — осторожно спросил он. — Но как тебе удается это скрывать? Да еще постоянно бывая в обществе?
— О, у меня собственные хитрости! — робко улыбнулась Регина. — Обычно притворяюсь, что у меня устали глаза. Или что я оставила дома очки. Или просто говорю, что предпочитаю прочесть это, когда останусь одна.
В точности как она сделала вчера с запиской Луизы, вспомнил Маркус.
— А если кто-то очень уж настаивает, как ты вчера, например, тогда просто стараюсь перевести разговор на другое. Не все так настойчивы, знаешь ли. — Регина с хитрецой посмотрела на Маркуса. — Большинству моих знакомых и в голову бы не пришло попросить меня прочитать им вслух что-то фривольное — вроде твоей дарственной надписи.
— Откуда ты знаешь — ты же ведь не умеешь читать? Регина пожала плечами:
— Обычно Сайсели, улучив момент, старается незаметно шепнуть мне на ухо, о чем там написано. Вообще говоря, как правило, она читает мне вслух все, что только можно. Заранее покупает программку в оперу, чтобы прочесть мне содержание. Пишет и читает вслух все мои письма. И еще газеты и журналы, конечно.
— Вот, значит, как вам удавалось годами это скрывать, — сухо заметил Маркус. — Иначе тебя могли бы заставить учиться читать, и тогда мисс Тремейн оказалась бы не у дел.
Видимо, Регина догадалась, что он имеет в виду, потому что в глазах ее вспыхнул упрек.
— Маркус, Сайсели тут ни при чем. Она очень старалась. И она донельзя предана мне. Поверь, для нее это тоже нелегко — ведь приходится все время быть рядом, читать и писать за меня и при этом из кожи лезть вон, чтобы никто об этом не догадался. Стоит мне только заикнуться, что нужно что-то прочитать, как Сайсели тотчас вытаскивает из кармана очки.
И никогда не жалуется. — Все равно — это лучше, чем оказаться на улице.
Регина даже задохнулась от возмущения.
— Сайсели знает, что я никогда бы этого не сделала!
— Ты уверена? А вот твой братец с превеликой охотой отправил бы ее куда-нибудь на край света! Не будь она нужна тебе, он давным-давно уже избавился бы от нее. Вот поэтому-то она и не жалуется. Для бедной родственницы это еще не самый худший вариант, поверь мне.
Регина, рывком сев в постели, внимательно посмотрела ему в глаза:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что Сайсели намеренно подстроила все так…
— Нет-нет, что ты! — поспешно пробормотал Маркус, хотя, вообще говоря, именно это он и подозревал. — Мне кажется только, что она слегка… м-м-м… преувеличила твои проблемы, чтобы увериться, что ты всегда будешь зависеть от нее.
— Но мои мигрени! Их-то ведь никто не выдумывал! Ни она, ни я!
— Конечно, нет. — Тоже усевшись, Маркус погладил жену по щеке. — Но, дорогая, мигренью страдают многие, и от самых разных вещей. Однако это же не мешает им жить нормальной жизнью. И никто из них не боится, что с их головой случится что-то неладное.
Регина отвернулась. По ее щекам струились слезы.
— Ты не понимаешь…
— Все я понимаю. — Обняв Регину, Маркус повернул ее к себе. — Ей-богу, понимаю! Мигрени — это кошмар. Правда.
Сам я ими никогда не страдал, а вот Луиза — постоянно. И я хорошо знаю, что это такое. — Регина вся сжалась. — Послушай. — Ему показалось, он догадался, как ее убедить. — Ты ведь ездишь верхом?
— Конечно, — удивилась она.
— Вспомни, после того как ты в первый раз села на лошадь, разве у тебя потом несколько дней не ломило все тело? Неужто ты не отбила себе всю… хм… нижнюю часть, так что больно было садиться? А твои ноги разве не смахивали вначале на ходули?
Регина наморщила лоб.
— Да, — неуверенно кивнула она.
— Тогда ты тоже думала, что с твоими ногами не все в порядке? И дала себе слово больше никогда не садиться на лошадь?
— Нет, конечно. — Она явно недоумевала, гадая, куда он клонит. — Но ведь такое случается с каждым… и тело ломит, и ноги не гнутся. Просто всем известно, что нужно снова садиться в седло, и очень скоро все пройдет. А вот от чтения голова болит только у меня одной.
— А так ли это? Откуда ты знаешь? Ты кого-нибудь спрашивала? Может, своих приятельниц? Или девочек в школе? Да таких, как ты, возможно, сотни! А мужчины? Про них ты забыла? — рассердился Маркус.
Сердце Регины глухо заколотилось.
— Ты скрываешь это ото всех. — Маркус явно не собирался отступать. — Тогда, вероятно, и они тоже? Думаешь, кому-то хочется, чтобы его считали лентяем или тупицей? Откуда нам знать — может, таких «умственно отсталых», как ты, в Лондоне тысячи.
— Что ты говоришь? — ошеломленно пролепетала Регина.
— Я хочу сказать, что не верю, будто ты как-то повредишь себе, если все-таки попробуешь научиться. Как можно знать заранее, получится или нет, пока не попробуешь, верно?
Робкая надежда, вспыхнувшая в ее глазах, потрясла Маркуса. В душе его разом будто перевернулось что-то. Теперь он начинал понемногу понимать, почему она так тосковала, когда не имела возможности выезжать в свет, почему так боялась, что муж запрет ее в деревенской глуши. Для умной и образованной женщины вроде Регины провинциальная жизнь, посвященная только шитью и домашнему хозяйству, стала бы адом.
В Лондоне она могла по крайней мере ездить в оперу, ходить в театр. Ее бесчисленные поклонники, может, и не блистали особым умом, но они забавляли ее, отвлекая от мыслей о том, что она не «такая, как все».
А что ждет Регину здесь, в Каслмейне? Скука смертная. Поэтому, если он хочет, чтобы она предпочла остаться тут с ним…
— Попозже я съезжу в Каслмейн, — начал он. — Где-то там должен валяться букварь Луизы. Если мы начнем все сначала, не торопясь…
В глазах ее вспыхнула безумная надежда.
— Ты действительно надеешься, что я могу научиться?!
— Я не надеюсь — я уверен.
— О, Маркус, если бы я только сумела читать! Ты даже не понимаешь, что это для меня значит!
— Могу себе представить! Если бы у меня не было книг, я бы просто рехнулся, ей-богу!
Внезапно на лицо Регины набежало облачко.
— Но… что, если доктор был прав? Вдруг я превращусь в слабоумную идиотку…
— Не превратишься, я тебя уверяю. — Маркус осторожно приложил ей палец к губам. — И потом, я тебе этого не позволю, поняла? Ты же знаешь нас, драконов, — мы всегда все делаем по-своему. — Похоже, ее это не убедило. Тогда Маркус решил избрать другую тактику. — И потом, хватило же у меня храбрости из-за тебя отправиться в «Олмак»! Так почему бы тебе не сделать то же самое ради меня?
Может, если она не хочет рискнуть ради себя, то согласится пойти на риск ради него… хотя бы из чувства долга? Так или иначе, он научит ее читать, решил Маркус. Просто обязан. Это единственный способ ее удержать.
— Хорошо. — Со вздохом Регина прижалась к его груди. — Я обещаю.
Глава 20
Ваша питомица станет более охотно следовать вашим правилам, если она с самого начала убедится, что случается с теми, кто их нарушает.
Мисс Сайсели Тремейн. Идеальная компаньонка
Регина сдержала свое слово — она попыталась. Один раз… другой… третий. После четырех дней невыносимых мучений она остановилась на том же, с чего начала. Больше того — сейчас она готова была собственными руками придушить того, кто придумал это изощренное орудие пытки — букварь. А вместе с ним и Маркуса. А все потому, что он не намерен был отступать.
И вот наступило утро пятого дня их супружеской жизни. Молодожены сидели в кокетливой гостиной. Регина склонилась над букварем, который он притащил из господского дома. Ей хотелось плакать. Регина до смерти устала чувствовать себя непроходимой тупицей, видеть тревогу в его глазах, когда она начинала заикаться, будучи не в силах разобрать какое-нибудь простое слово, утомилась от его раздражения, которое было точной копией ее собственного.
