— Значит, замуж ты больше не собираешься? — заметил Винченцо как бы в шутку.
— Не знаю. Надо с женихом определиться, — отшутилась Миара.
Она вцепилась в эту, темную, разодранную корку, зубами, едва не урча от жадности. Но и на такое неподобающее поведение никто не обратил внимания.
Винченцо покачал головой.
И сделал глоток.
Вода показалась ледяной, перехватила горло, и Винченцо закашлялся.
— А знаешь, — Миара посмотрела на него презадумчиво. — Пожалуй, ты прав. Мне стоит отдохнуть. И тебе не помешает. Завтра… завтра будет.
Она поднялась и оперлась на руку Винченцо. Поклонилась баронессе, которая ответила едва заметным кивком. И в этом вновь почудился призрак заговора.
— Какой-то ты нервный стал, дорогой брат, — Миара заглянула в глаза. — Я дам тебе хорошее успокоительное.
— Спасибо.
— Береги себя, — у двери на женскую половину Миара поднялась на цыпочки и коснулась губами лба. И поверь. Все будет хорошо.
— Конечно.
— А врать ты так и не научился.
Она коснулась пальцами его губ.
— Не делай глупостей…
Миара покачала головой и отступила.
— Иди.
И Винченцо подчинился.
Мелькнула мысль вернуться в залу, где гудела музыка и веселились люди, но он понял, что музыка эта, и люди, и все-то там несказанно раздражает. Да и лишним он будет там.
Не только там.
В городе.
У мешеков, до которых Винченцо так и не добрался, здесь, в этом богами забытом замке, везде-то он лишний. И найдется ли во всем мире место, которое он, наконец, сможет назвать домом?
Странные мысли.
Тяжелые.
Он сам не понял, как оказался в подвалах.
Темнота.
И ощущение пустоты в груди. Пламя факела дрожит, оползает, грозя того и гляди угаснуть. И тогда темнота подберется близко. Она присматривается к Винченцо. Она готова попробовать его на вкус, заглянуть внутрь. Что там обнаружится?
Шепот в голове.
Или в ушах.
И острое, почти непреодолимое желание сломать преграду. Наверное, хорошо, что дар его оказался заперт, иначе Винченцо не удержался бы. Он и теперь не удержался, саданул по серебряному металлу кулаком. Дурак. Но боль хотя бы отрезвила.
— Нет, — сказали ему. И Винченцо обернулся.
Девочка в грязном бархатном платье сидела на ступеньках. Волосы её короткие и жесткие торчали иглами. В них запуталась паутина и какой-то мусор. Из-под драного — и явно не случайно — подола торчали тонкие ноги.
Босые.
— Здравствуй, — сказал Винченцо.
Девочка склонила голову.
— Здравствуй, — повторила она, как показалось, с насмешкой. И встала. — Большой. Больной. Здесь.
И снова постучала, правда, на сей раз по его лбу. А он и не заметил, как эта девочка оказалась рядом. От нее пахло пылью и розовым маслом.
— Ты заблудилась? — осторожно поинтересовался Винченцо, пытаясь задавить нехорошие предчувствия. — Пойдем, я отведу тебя наверх.
— Дурак, что ли?
Она чуть склонила голову набок. А глаза черные-черные, и жуткие до того, что хочется отпрянуть с криком, но Винченцо не сумел отвести взгляд.
Палец был горячим.
Очень горячим.
Настолько, что показалось, будто он слышит, как шипит кожа. И запах паленой плоти ощущает.
— Ты собираешься меня убить? — уточнил Винченцо. Странно, но страх прошел. Напротив, он чувствовал огромное облегчение.
— Дурак, — сказала девочка.
— Ты другие слова знаешь?
— Знаю.
Жар проникал внутрь. Наверное, это было совершенно неразумно, стоять и позволять этой пигалице делать то, что она делала.
— Запутаться, — сказала она со вздохом и как-то совсем уж по-взрослому. — Плохо?
— Плохо, — неожиданно для себя согласился Винченцо. И ведь не соврал. — Поможешь?
— Надо?
— Тебе решать. Я… не понимаю, что со мной происходит. Наверное, и вправду запутался. И здесь тошно. Почему у меня сил нет, а у тебя есть?
— Есть.
— Я чувствую. Ты мне голову прожжешь.
— Нет.
Но руку она не убрала. Винченцо явственно ощущал тонкий палец там, внутри. А еще понимал, что стоит, согнувшись, что иначе она бы не достала. Но он не помнил, как сгибался. И стоять неудобно. Вообще все тело закостенело.
Однако, как ни странно, становилось легче.
Внутри.
Исчезло это ощущение безысходности. И тоски. И желания сдохнуть. Загрохотали и заткнулись барабаны, а из носу что-то потекло. Кажется, кровь.
— Спасибо, — выдавил Винченцо. — Что бы это ни было, спасибо.
— Пожалста, — ответила девочка, сосредоточенно вглядываясь в его лицо.
А ведь она некрасивая.
Слишком темная кожа, которая здесь, внизу, кажется почти черной. Плоское лицо. Узкие глаза. Резкие черты и с возрастом вряд ли они станут мягче. След татуировки, которого хочется коснуться, прочесть странные незнакомые символы.
Но он просто стоит.
Смотрит.
— Ты маг.
— Да.
— Маг убить мама.
— Вряд ли это был я. Да и мстить ты не собираешься. Так?
— Не ты. Найду. Поможешь. Ты мне, я ты.
— Помогу, — согласился Винченцо. — Только вряд ли выйдет толк.
— Почему?
— Твоя мама ведь не отсюда? Так? Я еще не встречал полукровок, даже на приграничных землях. Значит, она жила там, в империи. Верно?
Девочка кивнула.
А она хорошо понимает речь. Куда лучше, чем ему представлялось.
— И была не из простых людей, если кто-то рискнул связаться с магами, чтобы убить её. Это… непросто.
— Да.
— И дорого. Если бы ты знала, до чего непросто кого-то убить. Так что… это был яд?
— Нет.
— Проклятье?
— Да.
— Проклятийников немного, но они свято хранят свои тайны. И тайны клиентов. Я не хочу обещать невозможное.
— Помочь?
— Постараюсь.
— Хорошо, — нажим усилился. — Закрыть глаза. Быть больно.
И не соврала ведь.
Было очень и очень больно.
Винченцо очнулся на полу. Тело сотрясала мелкая дрожь, с которой он не мог справится, хотя и пытался. Стоило пошевелиться, и боль вернулась, правда, не такая оглушающая.
И барабаны смолкли.
И… внутри в голове пустота странная. Непривычная.
Винченцо закрыл глаза, потому как даже неровный свет факелов выжигал глаза. Он поднял было руку, пытаясь заслониться от него, но рука слушалась плохо.
— Голова, — раздался голос. Девочка сидела рядом, устроившись прямо на камнях. — Голова тяжело. Править.
Винченцо промычал что-то невнятное.
Боль утихала. Вспышками.
И с нею, если подумать, можно свыкнуться.
— Что… ты… сделала?
— Тут, — палец ткнулся в голову. — Чужое. Одно. Два. Три. Четыре. Старое. Держало. Убить.
Она все-таки не настолько хорошо говорила.
— На кровь.
— Кровная клятва, — Винченцо продолжал лежать, раздумывая, сумеет ли вовсе подняться или останется таким вот, беспомощным и слабым. — Отцу. Миара поставила новую печать. Поверху. Закрыла.
— Ага. Новое. Сверху. Плохо. Убрать.
— Ты убрала?
— Да.
То-то ему настолько погано, странно, что Винченцо вовсе выжил.
— И другое. Запутало. Теперь голова поправить, — ободрила его девочка и протянула руку. — Будешь здоров. Сильный. Помогать.
— Я помню, — он коснулся темных исцарапанных пальцев. — Что ты здесь вообще делаешь?
— Сила. Слышишь?
— Я ничего не слышу, голова разламывается, — он сумел сесть. И пальцы перестали трястись, что было, несомненно, хорошо… очень хорошо.
Отлично даже.
Твою ж…
— Та. Другая. Твоя кровь. Путать.
— Ты про Миару? Да, с ней сложно, но она мне сестра. У тебя есть сестры?
— Нет.
— А братья?
— Нет.
— Не знаю, посочувствовать тебе или позавидовать.
Девочка фыркнула. Кажется, она не нуждалась ни в том, ни в другом. Но если ей верить, Миара-таки не удержалась, покопалась в его голове. А верить ли? Сестре или этой вот, темнокожей и черноглазой? Что Винченцо о ней знает?
Ничего.
И помощь её как бы не оказалась чем-то иным.
И…
Он потер виски.