Нехорошая мысль.

Неправильная.

Ирграм поспешно задавил её.

— Боюсь, что никогда. Она перестала быть Отражением в полной мере, однако и связь её с вашей дочерью не оборвалась. Возможно, и к лучшему.

— Почему?

— Известны случаи, когда погибал тот, с кого создавались Отражения. Следом уходили и они. Месяц или два, и они гасли. Даже тогда, когда в них была великая нужда.

Ирграм замолчал.

Не рассказывать же о великой смуте, которая приключилась, когда угасла нить тринадцатого из числа Великих родов?

— Значит, моя дочь жива, — Император чуть склонил голову.

А ведь он и без того знал. И потому сдерживал ярость, что клокотала внутри.

Пока еще сдерживал.

— Что ж. Я буду рад встретить дочь твоего господина. Ей окажут должный прием.

Император поднялся, и девочка замерла, уставившись на него темными, почти черными глазами. На коже её еще остались пятна, но со временем они побледнеют, а то и вовсе затянутся.

— Иди сюда, — ласково произнес он. — Пора кушать. И отдыхать.

Она потянулась, доверчиво обвив шею самого жуткого человека, которого Ирграму приходилось встречать. Но ребенок приник, тихо вздохнул и улыбнулся, ласково, счастливо.

А ведь господин избавился бы от ненужного Отражения.

Слишком уж они непредсказуемы.

Слишком опасны.

Почему теперь это казалось неправильным?

У покоев Императора Ирграма ждали, и уже знакомый жрец приветствовал мага поклоном. Коротким, но довольно глубоким.

— Верховный желает беседовать с вами, — сказали ему.

— Буду счастлив.

Ирграм тайком смахнул пот. Опять он. Слабое тело. Рыхлое. И здесь, в городе, где телесная крепость являлась важнейшим достоинством, он чувствовал себя особенно слабым. И даже больным.

Жрец ступал неспешно, явно подстраиваясь под шаг Ирграма. И в этом вновь же виделся призрак если не уважения, то чего-то вроде.

Нужности?

Он им необходим. И мешеки начали это понимать.

— Он весьма доволен, — жрец заговорил первым.

Он вывел в узкий коридор, отличный от прочих. Коридор был темен и тесен, и похоже, создавался для слуг. Но ныне в нем было пусто.

— Император?

— Император тоже доволен.

— Я не понимаю, — Ирграм решился. В конце концов, он не скажет ничего, что могло бы быть истолковано превратно. — У моего господина есть дети. И утрата любого, даже не самого ценного из числа отпрысков, привела бы его в ярость.

— Все дети одинаково ценны, — сказал жрец с легким упреком.

— Но это дитя, она ведь не дочь!

— Дочь. Когда девочке стало легче настолько, чтобы она могла понимать происходящее, Император представил её богам и духам рода. Духи приняли новое дитя.

— То есть, она теперь тоже наследница?

— Не совсем. Она наследует имя и положение, но не истинную силу рода, — жрец коснулся стены, и та поддалась под его рукой. Лестница, что вела вниз, показалась крутой и бесконечной. В лицо пыхнуло жаром факелов, что горели здесь, и тяжелым застоявшимся воздухом. — Однако лучше, если все объяснит тот, кто умеет беседовать с магами.

— А вы нет?

— Мне постоянно хочется вас убить, — признался жрец с улыбкой.

Ирграм сглотнул и посмотрел на лестницу.

— И куда мы идем? — осторожно уточнил он.

— В пыточную.

Мальчишка вскочил на ноги сам, и даже устоять умудрился, нелепо взмахнув руками, словно крыльями.

— Ты! — голос его породил эхо, которое понеслось над болотами.

— Не ори, — попросил Миха. — Вдруг услышат.

— Кто? — мальчишка оглянулся, но за спиной были равнины, чуть подернутые туманом.

— Мало ли.

— Как ты смеешь? — парень вспомнил, что он барон и его пнули под зад.

— Смею.

— Ты…

— Господин! — опять взвыл старик, но шепотом. Как это у него вышло, Миха так и не понял, но главное, что получилось. — Господин, умоляю вас проявить благоразумие!

— Он ведь поклялся…

— И исполнит клятву, ибо иначе боги и сила покарают его!

Так, с силой ладно, про силу Миха уже все понял. А с богами-то что? Мир-то непростой, и боги могут оказаться вовсе даже не абстракцией.

Дикарь внутри обиделся.

Все знают, что боги живут на небе и смотрят вниз каждую ночь. А великие шаманы умеют с ними говорить. Шаманы жгут огни и приносят дары, за что боги даруют удачу в охоте.

А если не даруют?

Вот совсем не даруют?

Дикарь был непоколебим в своей вере: если удачу не даруют, то жгут шамана.

— Надо же, — Миха почесал нос. — Никогда бы не подумал, что такая опасная работа.

— Простите? — старик обернулся.

— Ничего. Все просто. Надо уйти с острова. Сюда и вправду могут вернуться. Проверить. Ночью бы не поперлись, а день — другое дело, — сложно говорить много, но Миха старается. Заодно и собственные мысли формулирует. — Он или идет, или остается.

— Но я ранен!

— Костыль сделаем. Когда найдем, из чего.

— Вы можете опереться на меня, господин!

— Или он может меня нести.

Пожалуй, Миха и вправду мог, но к чему позволять садиться себе на шею?

— Нет. Помочь — да. Нести — нет.

— Но… ты клялся!

— Клялся, — согласился Миха, мысленно дав и себе пинка. — Не пойдешь сам — помогу.

И на ноги посмотрел.

Босые, между прочим. И выглядит он наверняка знатным оборванцем. Но ничего, глядишь, приоденется со временем.

— Но… но… — аргументы у парнишки явно иссякли. А может, дошло, что спорить с человеком, который способен вытащить его из дерьма — не совсем правильно. — Куда идти-то?

— Без понятия, — честно признался Миха.

А что? Он в этих краях чужой. Откуда ему знать, куда тут люди ходят. И стоит ли вообще к этим людям соваться.

— Думаю, — старик откашлялся. — Я могу помочь. Мы явно находимся на одном из островов Медвежьей пади…

Мальчишка скривился.

А зря. Миха вот слушал.

— И привели нас коротким путем, надо полагать, давно облюбованным разбойниками. Следовательно, возвращаться этим путем нельзя. Кто знает? У вашего отца, господин, много не только союзников, но и врагов.

Это Миха и сам понял.

А мальчишка губу выпятил.

— Поэтому разумнее всего было бы двигаться на север, вдоль кромки болот.

— Тут трясина!

— Её вполне можно обойти.

Миха кивнул. Можно. Если осторожно.

— Болота скроют след. По стылой воде не пройдут ни собаки, ни големы.

А вот это интересно. И старик тоже очень интересный. Хорошо, что Миха не стал его убивать. Уже узнал больше, чем за пару прошедших недель.

— И если мы выберемся на севере, то весьма вероятно, что окажемся или на землях вашего отца, или на землях кого-то из его вассалов.

Звучало довольно-таки разумно.

— Хорошо, — процедил мальчишка сквозь зубы. — Но я все равно далеко не уйду!

— Имя, — Миха подошел и присел рядом. Показалось в какой-то момент, что парень с трудом сдерживает желание отвесить ответного пинка, но ведь сдерживает.

То ли благоразумие.

То ли рана.

— Что?

— Имя. Твое.

— С каких это пор благородный…

Тычок в здоровую ногу заставил его упасть.

— Ты… сволочь! Дикарь!

— Еще какой, — честно ответил Миха и вопрос повторил.

Звали пацаненка Джеррайя.

— Джер будешь, — решил Миха, сдирая спекшуюся корку из мха и крови. — Сиди смирно.

Послушался.

Надо же, оказывается, воспитывать детей не так и сложно. А еще от раны не воняло. Что тоже было неплохо. Кажется, жизнь потихоньку налаживалась.

Миара тронула тело ножкой и сморщила носик.

— Уберите, — велела она, строго глянув на начальника охраны. И тот слегка побледнел.

Сглотнул.

И уставился на Винченцо, ожидая подтверждения. Тот не стал мучить человека и кивнул, сказав:

— И вправду. Уберите. Или похороните, раз уж получилось так. Неприятно.

— Сжечь? — на всякий случай уточнил почтенный Виргорт, последние двадцать лет служивший семейству Ульграх верой и правдой. А потому прекрасно понимавший всю неоднозначность ситуации.