– Алексей Михайлович, – прервал Гоманьков, – ну почему вы не хотите сделать всё по-нормальному, по-человечески? Ну не надо, пожалуйста, вот этих экспериментов сомнительных. Вдруг не пойдёт? Вдруг не выйдет? Вдруг кто что испортит, украдёт. Давайте всё устроим, как у людей. Большой театр, европейские музыканты, фуршет! Зачем самим создавать себе дополнительные проблемы? У нас что, их мало, что ли? Да они везде, куда ни кинь. Вон вчера опять банкомат обчистили. У нас только с проблемами нет проблем. Нет, конечно, чем больше проблем, тем каждая в отдельности меньше кажется. Если так, то таки да…

Юрьев довольно улыбнулся. Колкости нужны были Ивану Ивановичу, как иголки ёжику, чтобы отстаивать своё мнение. Подобные монологи звучали регулярно. Сначала он принимал их за желание побузить, но потом убедился: Гоманьков просто любит провоцировать окружающих и пробовать разные идеи на прочность. А когда решение принято, работает на успех и вкладывается по полной.

– Ворчание – знак согласия. Большой театр, европейские музыканты, фуршет ни о чём, – сказал он. – Все так делают. Завтра никто и не вспомнит, кто там в Большом приём устраивал. Так, какие-то парни с деньгами. Нам нужна хорошая история, необходимо отличиться. – Последнее слово банкир произнёс с нажимом.

– В историю надо ещё попасть, а не вляпаться… Ну, а если задача стоит отличиться… – с сомнением в голосе произнёс Гоманьков, – то мы отличимся. Вопрос только – как?

– А что скажет Ирина Васильевна? – спросил Юрьев.

– Надо проработать, – ответила та, о чём-то напряжённо размышляя. – То есть как идея – красиво. Но идея пока достаточно сырая. Дайте нам с Алёной пару дней, и мы набросаем концепцию мероприятия.

Пары дней не потребовалось. Дронова позвонила на следующее утро.

– Я придумала, – сказала она. – Нужен паровоз. Картина и фотография, которые вытянут всю выставку. И у нас такие есть.

Москва. Дорога ПортаБанк – Арт-музей

Воспоминания Юрьева о том, как родилась идея выставки, прервались телефонным звонком. На экране мобильника высветился незнакомый номер. Первой реакцией было сбросить вызов: разговаривать непонятно с кем, особенно в сложившихся недавно обстоятельствах, ни малейшего желания не было. Но, поколебавшись секунду, банкир всё же нажал иконку приёма. Сам не зная, почему он это сделал.

– Привет, дружище! – радостно отозвался голос в трубке. Смутно знакомый, но Юрьев с ходу не смог его узнать. – Как твоё ничего?

Банкир стиснул зубы. Мало что его так раздражало, как звонки полузнакомых людей, претендующих на то, чтобы их узнавали по голосу. Он считал подобное обращение изощрённой формой бытового хамства. Сам Алексей Михайлович всегда, звоня кому-то, здоровался и сразу представлялся, спрашивал, есть ли секундочка поговорить.

– Будьте любезны, представьтесь, пожалуйста, – попросил он.

– Да я это, я! Старичок, ты чё, не узнал, что ли?

– Ответить вежливо или честно?

– В каком смысле? Я чё-то тебя не пойму?

– В том смысле что вежливость – это разница между тем, что я честно думаю, и тем, что могу сказать незнакомому человеку. Я не могу сейчас говорить. Перезвоните, пожалуйста, в мой секретариат, если есть какие-то вопросы, – попытался закруглить беседу Юрьев, намереваясь сбросить звонок, а номер занести в чёрный список.

Ему показалось, что звонивший относится к разряду дешёвых телефонных мошенников, которых в последние годы развелось великое множество. Некоторые из них наугад обзванивают людей по спискам и начинают сразу разговор, как закадычные друзья, пытаясь под предлогом продажи театральных билетов или иными легендами найти наивных простачков, из которых можно вытянуть деньги или информацию, помогающую их заполучить. Задумавшись об этом, он продержал трубку лишнюю секунду возле уха. Что дало возможность собеседнику перехватить инициативу:

– Гусин это! Гусин! Чё ты прям как неродной!

Алексей Михайлович оторопело потряс головой. Этого звонка он не ждал и не особенно был ему рад.

Роман Гусин был назначен членом правления Порта-Банка ещё до прихода Юрьева. Он с самого начала раздражал. Мелкий суетливый блондинчик с водянистыми глазами, постоянно потеющий, с прилипшей ко лбу прядью – таким Гусин предстал впервые. Но говорил блондинчик вроде бы дельные вещи, и Алексей Михайлович решил с оценками повременить.

Дальнейшее знакомство первое неприятное впечатление усугубило. Гусин производил впечатление афериста. У него всё было какое-то сомнительное. Он любил пускать пыль в глаза, пытался выглядеть значительнее, чем был на самом деле. Зачем – бог знает: топ-менеджер крупнейшего банка, куда уж статусней. И тем не менее Роман всё время хвастался и привирал – то о знакомствах с мировыми знаменитостями, то о контактах в высших сферах, то о чём-то ещё. Его байки никогда не бывали полным враньём, они всегда чем-то подтверждались – чаще всего фотографией с телефона. Но было хорошо известно, что люди, которых Гусин называл друзьями, далеко не всегда могли без подсказок вспомнить о его существовании.

К Юрьеву Гусин тоже лез в друзья. Выражалось это, среди прочего, в каком-то запредельном панибратстве. Здороваясь, он не мог не похлопать своего начальника по плечу и не назвать «старичком». Алексей Михайлович со многими людьми в банке был «на ты в обе стороны», но Гусин выводил его из себя.

Он всё время пытался проявить какую-то активность, организуя то и дело посиделки, по которым в итоге платить приходилось не только организатору, но и присутствующим – вместе же гуляли! Узнав, что Юрьев не прочь порыбачить, Рома чуть ли не силой затащил его в какое-то подмосковное рыбхозяйство. От этой «рыбалки» было тошно. Пруд был зарыблен так, что карпы едва не ходили по спинам друг друга и кидались на голый крючок. А рядом уже дымился мангал, и обслуга расставляла бутылки. Это было всё равно что стрелять в привязанного к дереву циркового медведя. Юрьев-то предпочитал вырвать в суматохе дней пяток и махнуть на Камчатку или в Якутию, где не берёт мобильник, и там потягать жереха из хрустальной речки. Посидеть с другом у смолистого костра, хлопнуть обычной водки под огурчик, отгоняя свирепых таёжных комаров, норовивших отнять стакан. Это был отдых. А тут – обыкновенная пьянка с антуражем. Точно так же можно устроить её у большого аквариума в фойе банка… В общем Гусин чем-то был похож на таракана. Он не мешал жить, но находиться рядом с ним было неприятно.

– Извини, Роман, не могу разговаривать, еду на встречу, – попытался уйти от разговора Юрьев.

– Старичок, всё понимаю, мне буквально полсекундочки, очень надо, – ещё быстрее затараторил Гусин.

Банкир понял, что так просто не отделается: Рома, если ему было что-то надо, мог быть крайне доставучим.

– Ну только полсекундочки, – разрешил он.

– Сорока на хвосте принесла, у тебя выставоч-ка на днях. Ты можешь мне, как боевому товарищу, организовать пригласительный на первый день? В долгу не останусь, ты меня знаешь.

Да уж, Юрьев его знал. Поэтому и не сомневался, что Гусин в своём духе этот долг кредитору «простит». Интерес звонившего к выставке настораживал.

– Тяга к прекрасному? – поинтересовался председатель правления.

– Самым прекрасным там будет общество, – цинично ответил Роман. – Много старых знакомых. Я же родному банку из двадцати пяти лет больше половины отдал. Неужели забудете о нас, ветеранах движения?

– Тоже мне ветеран нашёлся. – Юрьев слегка улыбнулся. Гусин нисколько не изменился за прошедшие годы. Остался нахрапистым и нагловатым типом.

Роман почувствовал расположение собеседника и бросился закреплять успех.

– Ну, так что, старичок, подмогнёшь?

Обращение «старичок» Алексея Михайловича неизменно выбешивало. Это была какая-то тошнотворная смесь амикошонства со снисхождением.

– Чтобы ты на моей поляне пасся? – ответил он резче, чем стоило бы.

– Да ладно, ну ты чего, – тут же заюлил Гусин. – Какой я тебе конкурент? Разные лиги, разные весовые категории, кто я, кто ты…