— Мы разберёмся, Готлиб Карлович, — подал голос следователь по особо важным делам Астахов, поднимая голову. Кувалда увидел пышные бакенбарды на обрюзгшем лице, набухшие веки и красные прожилки на щеках и носу, безошибочно выдающие пристрастие Астахова к алкоголю.

— Можете не допрашивать, я ничего не помню, — признался Кувалда.

— Отказыфаетесь признаваться? — зашипел Немец, но следователь властным жестом прервал его.

— Право, это лишнее, Готлиб Карлович. Позвольте, мы сами разберёмся. Вы здесь как представитель Гимназии, ответственный за поведение вашего воспитанника, а нашу работу оставьте нам, полицейским, — мягко произнёс Астахов.

Немец фыркнул и отвернулся, сложив руки на груди. Кувалда тайком улыбнулся, наблюдая, как ставят на место всемогущего директора, но радость оказалась недолгой. Следователь вскочил и ударил кулаком по столу, бешено вращая налитыми кровью глазами.

— Что ты сделал с английским послом?! Отвечай! — рявкнул он.

Краснослав не мог вспомнить ничего. Ни самого посла, ни того, что он, вероятно, с ним сделал.

— Я не помню, — честно сказал он.

Астахов побагровел.

— Отвечай, мразь! Английский посол, сэр Джордж Гамильтон! Обнаружен мёртвым! — рычал следак.

Готлиб Карлович обеспокоенно распахнул глаза и посмотрел на Астахова, потом грозно сверкнул глазами на Сычёва. Втягивать Гимназию в такой скандал…

— Понятия не имею, о чём вы говорите, господин следователь, — ответил Кувалда. — Клянусь честью.

Астахов грузно опустился обратно на стул, побарабанил пальцами по столу. Очевидно, следствие зашло в тупик.

— Ты, Сычёв, последний, кто общался с послом. Этому есть свидетели, которые в один голос утверждают, что у вас произошёл конфликт. После которого сэра Гамильтона находят мёртвым в переулке неподалёку, — обстоятельно, будто раскладывая мысли по полочкам, произнёс Астахов.

— Вы лично видели погибшего? — осмелился уточнить Кувалда.

— Здесь я вопросы задаю! — рявкнул следователь, но, скорее, просто для порядку. — Видел. Зрелище неприятное, хотя на службе я всякого повидал.

Астахов поморщился, вспоминая место преступления.

— От бедолаги остались только кожа и волосы. Одежда и документы на месте, по ним и опознали, — сказал он.

Капитан Кувалда втянул воздух носом, будто разъярённый бык. Он отлично знал, что это означает, но сказать ему следователь не дал.

— По нашим данным, у тебя личная сила не пробудилась или неизвестна. Поэтому я допускаю, что это могло быть твоих рук дело, — продолжил Астахов.

Краснослав задумался. Он не знал, насколько целесообразно рассказывать следователю о рептилоидах. Может случиться так, что его сочтут сумасшедшим и отправят навечно в дом с мягкими стенами, где здоровенные санитары будут кормить его с ложечки манной кашей. Кувалда знал о таких случаях, когда в захваченных рептилиями мирах любые слухи о них немедленно объявлялись бредом сумасшедшего. Зеленокожие нелюди отлично умели скрываться и уничтожать своих противников исподтишка.

С другой стороны, внизу, в камере, сидит живая рептилия, которую можно использовать как доказательство.

— Что вы знаете о рептилиях, господин следователь? — Краснослав начал издалека.

Повисла неловкая тишина. Спустя мгновение Астахов расхохотался. Немец захихикал вслед за ним.

— Забавная версия, юноша. Я понял к чему вы клоните, но люди кожу сбрасывать не умеют, — посмеиваясь, ответил Астахов. — Мы всё же думаем, что это убийство.

— Скандал, какой скандал… — буркнул Немец.

— Посольство Британского Союза пока не выдвинуло обвинений, но случай действительно вопиющий, — пожал плечами следователь.

Он снова вернулся к бумагам, перо заскрипело в цепких лапах служителя закона. Краснослав терпеливо ждал, пока следователь соизволит обратить на него внимание, разглядывая в это время скудно обставленный кабинет.

Похвастаться роскошью околоток точно не мог. Старая, обшарпанная мебель, грязные окна, портрет Императора Константина Второго, засиженный мухами. Ощущение порядка и ухоженности вызывал только стол самого Астахова, затянутый зелёным сукном, каждая папка или бумага лежала на своём месте. Вместо пресс-папье у него был мраморный бюстик, судя по всему, одного из старых Императоров.

— Теперь по второму делу, — хмыкнул следователь, откладывая перо.

— Второму? — спросил Краснослав.

Немец снова нахмурился и бросил на него злой обжигающий взгляд.

— Это вам ещё повезло, что господин Шнеерсон, владелец ресторации «Славянинъ», не стал выдвигать обвинения за нанесённый ущерб! — хохотнул следователь, развязывая тесёмки на картонной папке и убирая в неё исписанный лист.

Кувалда изо всех сил пытался вспомнить, что произошло, но так и не мог.

— Похоже, вы и правда не помните. Нападение на преображенцев? Драка? Дебош? — Астахов завалил его наводящими вопросами, но безуспешно.

Краснослав не мог поверить, что он в самом деле мог учинить что-то подобное. Это было совсем не в его стиле.

— Считайте, что фы уше исклютчены, Сычёфф, — злорадно произнёс Немец. — На каторге фас научат всему остальному. Чему не научились у нас.

Кувалда скривил лицо, будто от зубной боли. Немец раздражал его всё больше и больше.

— Но-но, Готлиб Карлович, вы торопите события, — вдруг произнёс Астахов.

— Посвольте мне распоряшаться свой Гимнасия сам, Виктор Всеволодович, — возразил Немец.

— Я имею в виду каторгу и всё остальное, — миролюбиво пояснил следователь. — Это будет решать дворянский суд, а не вы.

— Какие обвинения мне предъявлены? — спросил Кувалда.

Астахов почесал бакенбарды, полистал бумаги, выбирая, судя по всему, показания свидетелей.

— Неповиновение и оказание сопротивления сотруднику полиции при исполнении им служебных обязанностей, — сказал он, протягивая Краснославу листок. — Вот, можете прочитать, что вы натворили.

Кувалда жадно вчитался, восстанавливая в памяти события прошлого вечера. Потом перечитал ещё раз, понимая, что названное Астаховым обвинение рушится как карточный домик.

— Позвольте, — произнёс капитан Кувалда, возвращая лист с показаниями. — Ваши обвинения беспочвенны.

Следователь снова побагровел от гнева, но ждал пояснений.

— Я не сопротивлялся задержанию полицейскими, здесь же всё написано, — сказал Краснослав. — А преображенцы — солдаты, офицеры. Они не были при исполнении, они пришли пить водку. Как дворянин, я требую сатисфакции от каждого из них.

Снова повисло молчание. И директор, и следователь задумчиво смотрели на Краснослава, который ждал хоть какой-нибудь реакции на свою речь.

— Нет, ну каков наглец! — засмеялся Астахов спустя пару мгновений.

Краснослав по-прежнему стоял гордо и прямо, прилежно играя роль надменного барчука.

— Фосмутительно! — фыркнул Немец, но Краснослав даже ухом не повёл, полностью игнорируя директора.

— Юридически всё верно, — произнёс следователь. — Но ни о какой дуэли не может быть и речи. В Преображенском полку дуэли запрещены личным повелением Императора.

— Меня устроит публичное извинение, — произнёс Кувалда.

— Это уже не наше дело, — пожал плечами Астахов. — Разбирайтесь сами. Но по делу об убийстве посла — я буду вынужден взять с вас подписку о невыезде.

Кувалда только хмыкнул в ответ. Такой исход его устраивал.

— Невыезде откуда? — спросил он.

— Ну, где вы сейчас проживаете? В Гимназии? Вот, там и будете находиться, пока идёт следствие, — объяснил Астахов.

— Посвольте! — вмешался Немец. — Сычёфф будет исключён в самое ближайшее время!

Кувалда неприязненно посмотрел на директора, который, казалось, искал любые способы нагадить.

— Придётся с этим повременить, Готлиб Карлович. Закон, сами понимаете, — Астахов обмакнул перо в чернильницу и снова принялся что-то писать.

— Покидать Гимназию разрешается? — уточнил Краснослав.

— Не воспрещается. Но только в пределах Петрограда. Вас вызовут, если что. Подождите, я всё напишу, — произнёс Астахов.