Вы не успеете оглянуться, как уборка окажет свое воздействие даже на решения, которые вы принимаете. Вы больше не захотите совершать импульсивные покупки, зато появится желание заботиться о том, чтобы в доме были только те предметы, которые искренне вам нравятся.

Помните, с чего всё началось? Порядок притягивает удачу. Ничто не может принести больше счастья, чем выбирать в жизни только то, что приносит нам радость. Это удача, и приведение дома в порядок – лучший способ достичь этой цели.

Текст Елены Григорьевой

Книга Марка Уолинна «Это началось не с тебя» – синтез эмпирических наблюдений, которые автор сделал во время работы в Институте семейной констелляции в Сан-Франциско, и последних открытий нейронаук, эпигенетики и языкознания.

Последние научные исследования говорят, что эффект от травматического события в жизни может передаваться от одного поколения к другому. Подобное явление сейчас называют наследственной семейной травмой, и факты подтверждают, что это вполне реальный феномен.

Большое внимание в книге уделяется определению наследственных семейных паттернов – страхов, чувств и типов поведения, которые люди неосознанно усвоили и которые из поколения в поколение поддерживают цикл страданий.

Марк Уолинн приводит пример опыт из собственной жизни: как он начал терять зрение и его карьера была поставлена под удар и что ему пришлось пережить для того, чтобы найти причины заболевания. И как оказалось, эти причины скрывались в отношениях с родителями. Марку удалось исправить ситуацию и, как результат, восстановить зрение.

«Всё, что с нами происходит, несет свой смысл, вне зависимости от того понимаем мы его или нет. Всё, что случается в нашей жизни, в конце концов, ведет нас к чему-то».

Бессознательно человек может реагировать на определенных людей, события или ситуации тем или иным знакомым способом, который перекликается с прошлым. Когда человек вновь переживает свой травмирующий опыт, это оказывает повреждающее воздействие на лобные доли головного мозга. В результате ему трудно думать и говорить. Он уже не способен объяснить самому себе или кому-то другому, что в точности происходит. Слова, образы и импульсы, которые распались на фрагменты после травмирующего инцидента, возрождаются и формируют тайный язык страданий, который человек несет в себе.

Автор приводит пример молодого человека, страдающего бессонницей:

Юноша, которого звали Джесси, на протяжении долгих месяцев просыпался каждую ночь в 3,3 утра, его колотил озноб и он не мог согреться. В процессе терапии выяснилось, что у его матери трагически погиб старший брат, замерзнув до смерти во время снежной бури. Теперь, три десятилетия спустя, Джесси неосознанно переживал обстоятельства смерти дяди. С помощью техник, предложенным автором и описанных в книге, Джесси смог отделить себя от травмирующего опыта своего дяди. Молодой человек освободился от бессонницы.

В попытках объяснить случаи, подобные истории Джесси, ученые обнаружили так называемые биологические маркеры – свидетельство того, что травматические переживания могут передаваться и передаются от одного поколения другому. Исследования Рашель Иегуды (профессора психиатрии и нейробиологии из медицинского института Маунт-Синай в Нью-Йорке) показывают, что люди в три раза больше предрасположены к проявлению симптомов ПТСР (посттравматического стрессового расстройства), если оно было у кого-то из родителей, и как следствие, человек будет страдать от депрессии или тревожности.

В природе человека заложено: когда боль слишком сильна, он старается избежать ее. Но когда он блокирует чувства, то неосознанно тормозит необходимый процесс исцеления, который привел бы к естественной переработке ситуации. Однако наследуемые травмы или опыт, получаемый непосредственно, могут формировать преемственность не только стресса, но и силы и устойчивости, которые проявятся в последующих поколениях.

Опираясь на исследования профессора Иегуды и других ученых о том, как наследуется стресс, можно понять, каким образом биологические следы травмирующих событий, которые переживала мать или бабушка, могут передаваться последующим поколениям.

Один из ведущих клеточных биологов Брюс Липтон продемонстрировал, как на ДНК человека могут влиять негативные и позитивные мысли, убеждения и эмоции. Согласно Липтону, «эмоции матери, такие как страх, гнев, любовь, надежда, способны биохимически изменить экспрессию генов ее ребенка». Сигналы из окружающей среды способны проникать сквозь клеточную мембрану, контролируя поведение и физиологию клетки. А это, в свою очередь, может активировать ген или отключить его.

Итак, благодаря научным исследованиям выяснилось, что травма родителей становится собственной травмой ребенка и его поведение и проблемы оказываются отражением поведения проблем родителей. Например, дети, чьи родители пострадали от геноцида в Камбодже, имеют тенденцию к депрессии и тревоге. У детей австралийских ветеранов войны во Вьетнаме процент самоубийств выше, чем у населения страны в целом. Можно привести яркий пример:

Многие молодые люди, рожденные в Руанде после 1994 года и не ставшие свидетелями бессмысленного убийства примерно 800 000 человек, имеют те же симптомы посттравматического стресса, как и те, кто видел и пережил эту жестокость. Речь идет о геноциде в Руанде, который произошел в 1994 году. Представители африканского народа хуту по приказу своего правительства совершили массовое убийство руандских тутси. По разным оценкам, погибло от 500 000 до 1 000 000 человек. В среднем было убито примерно 20 % всего населения страны. Молодые жители Руанды говорят о том, что испытывают чувство острой тревоги и навязчивые видения, сходные с кошмарами, которые появились с самого раннего детства.

Травмирующий опыт не только от пережитой войны или геноцида, но и просто от других значительных событий способен нарушить эмоциональное равновесие семьи.

Дети, рожденные от одних и тех же родителей, живущие в одном доме, воспитывающиеся вместе, скорее всего, унаследуют разные травмы и проживут разные судьбы. Например, сын-первенец, вероятнее, наследует то, что в свое время не решил для себя его отец, а дочь примет на себя то, что остается нерешенным для матери. Если братья и сестры пережили ранний разрыв эмоциональной связи «мать – дитя», они часто проявляют гнев и ревность в отношении друг друга или не испытывают тесных родственных связей.

За последнее время идея использования визуализации в медицинской практике получила широкое распространение. Визуализируя позитивный опыт, можно заменить негативные последствия эмоциональной травмы. Тем самым человек способствует выработке нейромедиаторов, ответственных за хорошее настроение, – серотонина и дофамина, а также «гормона счастья» окситоцина. Те самые гены, которые участвуют в реакции организма на стресс, могут повести себя иным, улучшенным образом. Новый опыт может создавать новые нейронные связи. Эти связи усиливаются в результате повторений и углубляются благодаря фокусированному вниманию. То есть чем больше человек практикуется в чем-то, тем больше тренируются изменения в мозгу. Понадобятся фразы, ритуалы, практики или упражнения, чтобы создался новый образ. С новыми мыслями, чувствами, ощущениями и новой картой мозга начнется формирование нового опыта благополучия, который будет соперничать с привычными реакциями на старые травмы и противостоять им.

Когда внутри человека проявляются фрагменты прошлой травмы, они оставляют ключи-подсказки в виде эмоционально заряженных слов и предложений. Вербальное их выражение в книге называется «ключевым языком». Когда событие становится настолько непереносимым, что теряются слова, человек не может точно записать, или «задекларировать», его в памяти в виде истории, так как для этого требуется язык. Фрагменты опыта остаются безымянными и исчезают из виду. Невыраженный словами опыт, живущий в подсознании, окружает человека везде. Он проявляется в странноватых словечках речи. Он выражает себя в хронической симптоматике и необъяснимом поведении. Он вылезает на поверхность в тех повторяющихся проблемах, с которыми человек борется в жизни. Весь этот невыраженный словами опыт формирует основу ключевого языка. Глубокие и настойчивые слова, которыми человек характеризует самые сильные страхи, и будут ключевым языком. Ключевой язык помогает «продекларировать», то есть высказать словами, воспоминания, которые остались «недекларированными», позволяя соединить вместе события и опыт, которые раньше невозможно было собрать в одно целое или даже вспомнить.