– Кит! – воскликнула я, отирая слезы и не веря своим глазам. – Ты что, успел обокрасть ее?! Да у тебя точно руки волшебные!

– Надеюсь, – злобно проклекотал Эйвинд, рассматривая добычу Кита, – ее новый добрый хозяин всыплет ей как следует!

Ранение Кита было несерьезным, его лишь слегка оцарапало, а вот у Эйвинда рана была посерьезнее. Дротик пронзил его бок глубоко. Эльф вытащил его, но кровь не унималась. Эльф постанывал, прижимая рану ладонью, пальцы его были перепачканы густой красной жидкостью. От этого делалось тревожно и страшно.

– Плохо дело, – экспертно произнес Кит. Он как— то очень быстро привел себя в порядок, даже кровь на рукаве его куртки потускнела, стала не такая яркая. – Дай— ка я посмотрю, в чем дело.

– Нет, зачем, – воспротивился Эйв. – Само пройдет.

Кит грозно нахмурил брови.

– Ты ведешь себя как мальчишка, который разбил коленки, порвал чулки, и боится показать матери! – строго произнес он. – Тебя что, злые лекари в детстве часто мазали жгучими отварами? Сию минуту дай мне посмотреть!

– Да уже почти не болит, – наивно изворачивался эльф. В его голосе я слышала жгучий стыд; он как будто стеснялся раздеваться при мне и туже стягивал на шее ворот своей ветхой одежонки.

– Сию минуту! – злобно процедил Кит, уничтожающим взглядом глядя на эльфа, у которого даже кончики ушей от стыда пылали. – Я лекарь. Передо мной даже девицы раздевались, и ничего!

– Так— таки и раздевались!

– Раздевались, – Кит не стал паясничать. Он кивнул очень серьезно. В его темных глазах не было и тени смеха. – И я одну вылечил от воспаления легких, а вторую от воспаления кожи. Вот такой фурункул, раздуло что твой апельсин. Ну же. Как ты собираешься быть боевым магом, если стесняешься лекарей?! Тебе дракон ногу откусит, а ты будешь стыдливо упрямиться и не снимешь штаны?!

Эйв кинул на меня настороженный, полный стыда взгляд.

– Пусть она отвернется! – выпалил он, багровея от стыда. Кит только фыркнул.

– Какое трогательное целомудрие! – проворчал он, извлекая из своего узелка, пристроенного на пояс, склянку с прозрачной жидкостью. – Отвернись, Алиса. А то он тут помрет нам назло. Давай, парень, покажи мне кусочек голого секса.

Я ничего не сказала и послушно отвернулась, хотя мне до смерти было интересно, что там такого эльф скрывает под своей драной курткой.

Я честно не думала подсматривать, но прямо перед моим лицом оказалась ловушка клятв, старая и почему— то закопченная, словно ее долго использовали как обычный фонарь. И на ее стеклянной стенке все прекрасно отражалось. Так что я замерла, затаилась, и даже дышать перестала, чтоб не вспугнуть стыдливого эльфа.

Кит с деловым видом ополоснул остро и неприятно пахнущей жидкостью из бутылки руки, пока эльф раздевался.

– Ну— с, приступим! – важно произнес Кит, обернувшись к своему пациенту. – Давай, давай, задирай рубашку. Или нет, сними ее вовсе!

Эльф, жалобно постанывая, подчинился, и Кит склонился над его раной.

– Потерпи, сейчас больно будет, – произнес он и плеснул ему на бок своей таинственной жидкости. Эльф сцепил зубы и взвыл, жмурясь. Кровь смыло с его дрожащего бока, Кит склонился еще ниже, внимательно осматривая рану.

– А, ну, все понятно, – тоном знатока произнес он, рассмотрев ранение эльфа. – Дротик зазубренный был? Смотри, ты распорол кожу, когда его вынимал. И, кажется, он обломался. Наверное, старый был, или поврежденный. Вот торчит обломок. Сейчас я его вытащу, и все пройдет.

Кит снова склонился к своему узелку, а я с любопытством принялась разглядывать эльфа в отражении.

Ничего такого особого не было в его обнаженном теле. Обычное мальчишеское тело. Худощавое, гладкое, с торчащими ключицами, с четко очерченными мышцами под тонкой кожей. Эльф был изящен, красиво сложен. Светлокож, немного угловат, пожалуй. Но ничего уродливого и даже просто некрасивого в нем не было.

А на раненом боку, чуть выше порванной кожи, начерченный самой природой, был нанесен рисунок. Красивые цветы и переплетение трав.

Один цветок, самый крупный и выбивающийся своей инородностью из общей картины, был темен, сморщен и как будто бы увял.

Разглядывая это, я ощутила приступ удушливого стыда и горечь во рту, будто меня заставили выпить самое горькое лекарство в мире. Чужая тайна, которую я хотела узнать с таким глупым и эгоистичным любопытством, была не страшна и не постыдна.

Но для гордого эльфа, наверное, это было очень, очень мучительно.

«Отвергнутый, – поняла я, опуская лицо, чтоб не видеть увядшего цветка. – Вот почему ты меня дразнишь! У тебя есть все причины не любить девчонок… Эльфы же обручаются рано и на всю жизнь. А тут такое. Сначала она дала согласие, а потом отвергла. Лишила опоры и поддержки. Перечеркнула намеченный путь. Может, потому, что обеднел. Или потому что разлюбила. Наверное, соплеменники его порченным считают, шушукаются за спиной. И девушки— эльфийки на него и не смотрят. Смеются над ним, если не смог удержать ту, что себя ему пообещала. Одинокий и отвергнутый. Для кого ему теперь жить? Это даже человеку неприятно будет; а гордому эльфу, который сказал ей «навсегда», это вообще как пощечина, позор на весь мир. И такие раны на душе заживают долго, намного дольше, чем царапина на боку. А раз цветок все еще изображен на его коже, то, наверное, Эйв ее до сих пор не разлюбил. Да уж… ему точно не семнадцать!»

Кит же вел себя как профессионал.

Он ни звуком, ни жестом не выдал своего изумления, узнав маленькую стыдную тайну гордого эльфа. И вообще сделал вид, что не понял значения этого рисунка, хотя, наверное, в эту ложь не поверил бы и дурачок.

Но Кит молчал, вопросов не задавал, и вообще делал вид, что ничего особенного на эльфе нет, и эльф украдкой вздохнул с облегчением.

Наверное, умение притворяться в профессии Кита так же важно, как чуткие руки. Он извлек обломок дротика так ловко, что эльф не издал ни единого болезненного звука.

– Вот и все, – произнес Кит, сбросив этот крохотный металлический зубчик на пол. – А ты боялся. Сейчас я наложу повязку из травяного пластыря, и будет намного легче. А ты молодец, терпеливый. Из тебя выйдет толковый боевой маг!

– Да, спасибо, – пробормотал эльф. На бледные щеки его возвращался румянец. Он бросил на меня быстрый взгляд, но я честно стояла к нему спиной и не шевелилась.

Не знаю, каково было ему, а мне так очень стыдно.

Этот увядший цветок, наверное, причинял ему постоянную боль, сильнее, чем ранение, а я из праздного любопытства полезла смотреть… Пусть Эйв не знает, пусть он не заметил, как я тайком подглядываю, но мне— то теперь как с ним быть?! Он ведь продолжил ершиться и задирать меня. А я… если я поведу себя мягко, иначе, чем до сих пор, он поймет, что я знаю. И ему снова будет невыносимо стыдно и больно.

А отвечать на его колкости и дразнить его в ответ мне теперь будет неудобно. Это как бить по больному месту, зная, что оно итак мучительно ноет…

Никогда не стремитесь узнать чужую тайну!

Кит закончил свои лекарские манипуляции, Эйв поспешно натянул рубашку, и я услышала его облегченный вздох.

– Ну, вы все? – грубовато поинтересовалась я. – Закончили вы?

– Да, – ответил Кит, помогая своему пациенту одеться. – Боевые раны зализали, теперь можно заняться и клятвами.

Кит, спасибо тебе! Какой же ты хороший, какой умный и чуткий! Я, право, не знала, как я теперь буду смотреть Эйву в глаза, с чего начну разговор, чтобы он по моему неискренне звучащему голосу не понял, что я знаю больше чем полагается. А тут Кит подкинул тему для разговора!

– О, Кит! – обрадованно воскликнула я, оборачиваясь к мальчишкам и запуская руку в карман. – А почему клятвы две?! Вторую ты где взял?

– Да у нее же в кармане, – ответил Кит беспечно, отирая руки после произведенной операции.

У него были спокойные— спокойные глаза и губы. Словно ничего и не случилось. Словно он и не видел ничего, чего ему видеть не полагалось. Надо же, с каким мастерством он притворяется!