Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Мужики в поле работают, – разозлился первый «спортсмен» и с силой вдавил окурок в трафаретное НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ! на заплёванном стекле двери в темноту. – Самый умный, небось?

– А давай, Боня, тряхнём дядю! – тут же подключился второй. – Не хрена тут ему.

Он тоже бросил окурок, но просто под ноги, обхватил кулак левой руки пальцами правой и с силой нажал, хрустнув костяшками. Рыбак тут же отвернулся, делая вид, что его вообще здесь нет. Студентка молча разглядывала всех троих, но молчала.

Мякиша накрыло пьяноватое чувство всесилия и борьбы за справедливость. Он дёрнул плечом, роняя сумку, бросил её на пол и шагнул к шпане.

– Я вас сейчас сам тряхну, урки! – заявил он. Длинный, явно готовый к драке, казался опаснее. Его он и держал взглядом, но ошибся.

Поезд замедлял ход. Тик-так на стыках стал реже, слышались уже скрип тормозных колодок и астматические вздохи пневматики.

Драки не случилось: первый из «спортсменов», пучеглазый, выдернул из кармана мастерки выкидной нож, щёлкнул кнопкой и ударил Мякиша в грудь. Спасла кожанка – узкое тонкое лезвие скользнуло, оставив длинную царапину, и ушло вниз.

– Эй, хорош! – взвизгнула студентка, но её уже никто не слушал. Антон покачнулся от удара: всё-таки сильно ткнули. Размахнулся и ударил кулаком, целя в подбородок Бони с ножом. Попал, но как-то вяло, тот дёрнулся и устоял на ногах. Второй, так и оставшийся безымянным, бил сильнее и точнее Мякиша. Хлёсткая серия ударов, полёт через чемодан рыбака и закономерное приземление в углу узкого, но непривычно длинного тамбура, у второй двери.

– Сявка, – буркнул победитель, подскочил и наклонился над павшим героем, расстёгивая ему длинную «молнию». – Я, Боня, куртец возьму, а тебе сумка.

С неожиданной ловкостью он стянул с лежащего Мякиша кожанку, пока тот приходил в себя. Пучеглазый тем временем подхватил сумку. Поезд уже скрипел вовсю, он почти остановился. Одна надежда, что проводница выйдет открывать двери, полицию вызовет.

Эти мысли снулыми рыбами шевелились в голове Антона. Сил драться дальше не было. И холодно было без куртки, очень холодно.

Бандит напялил куртку – его куртку! – поверх спортивного костюма, сразу став похожим на одного из клонированных героев девяностых. Тогда их полные рынки были, а потом куда-то делись.

– Чё там в сумке, Боня?

– Барахло! – тот даже не стал брать её с собой, просто высыпал на пол тамбура кучу небогатых пожитков Мякиша и пошевелил ногой. – Носки-трусы-говно.

Антон с трудом поднялся, опираясь на дрожащую стену, сделал шаг. Потом другой. Заметно штормило, но и остаться без документов, денег, и – почему-то это казалось главным – заветного билетика, который надо отдать тёте Марте – никак. Вообще, никак.

– Паспорт отдай, урод! – проскрипел он. – Хрен с ней, с курткой.

Заполучивший его одежду бандит коротко зло рассмеялся, но не тронулся с места, а вот пучеглазый, обиженный отсутствием добычи, подскочил и ударил ножом в ничем теперь не прикрытый живот. Мякиш вздрогнул. Сразу стало горячо, клинок хоть и узкий, но угодил глубоко. Сердце забилось быстрее, по животу раскалённой струйкой текла кровь.

– Понял, дядя?

Поезд остановился, но двери распахнулись сами, без всякой проводницы и надежд на полицию. Да и кому бы она сейчас помогла, это полиция: Мякиш терял сознание, но не разом, а словно слой за слоем опускаясь в бездну, в марево. Он оттолкнулся рукой от стены тамбура, открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого харкнул кровью.

Потом качнулся и упал на спину, вниз головой вылетая из раскрытой двери. Кто-то крикнул вслед нечто визгливым голосом, но он уже не разобрал ни слова. Бездна поглотила его целиком, смяла и съела.

Тик-так.

Тик…

Интернат

1

…так.

Не было ничего, только темнота вокруг, окутывающая, ватная. Темнота – и искры в ней, словно некто невидимый усердно точил ножи о свистящий от натуги раскрученный камень. Его тонкое гудение Мякиш тоже слышал, но иногда. Казалось, уши то закладывает, как при резкой посадке самолёта, то отпускает, позволяя уловить фрагменты звуков.

Он почувствовал, что падает, но полёт вниз был недолгим. Мягко плюхнулся куда-то и остался лежать, приходя в себя, ощупывая онемевшими руками сперва голову – вроде бы на месте; затем провёл рукой по лицу – тоже есть, вот оно. Непривычно гладкие щёки, нос не сломан, пушистые ресницы шевельнулись под пальцами как пойманная бабочка.

– И… – тонким голосом произнёс Мякиш и замолчал.

Искры в темноте вспыхнули последний раз и погасли. Гудение точильного камня не затихло полностью, но заметно удалилось, перемещаясь где-то по краю слуха.

– И что? – наконец-то сказал он, вновь неприятно поразившись тембру.

Голос был не его. Тонкий, мальчишеский, да ещё срывающийся, будто перед этим пришлось пробежать с километр. Руки между тем ощупали плечи, почему-то очень худые, с торчащими из-под кожи валиками костей, перекладины ключиц.

Что-то было не так. Даже нет – всё было не так, но в чём отличия Мякиш сразу сказать бы не смог. Пальцы провели по длинному разрезу на боку футболки. Тем самым ножом? Вероятно, так. Но ни крови, ни чувства жжения, расползающегося по сторонам. Не удержался, сунул палец в прореху, дотронулся до неприятно холодного тела – никаких следов раны. И выступающие рёбра, как у африканских детей после вечного голода.

– Ничего не понимаю, – вновь сказал он вслух неприятным даже самому тонким голосом, в котором только иногда возникала на краях согласных нарождающаяся хрипота.

Слегка качало, будто некто невидимый пытался вновь погрузить его в сон. В сон или в небытие? Стоило бы открыть глаза, чтобы разобраться.

– Чего ты там шебаршишься? – грубовато поинтересовался тот самый кто-то, раскачивающий невидимую постель Мякиша. – Скоро приедем, не переживай. Давай, залётные!

Это уже не ему? Наверное.

В ватной темноте что-то всхрапнуло, фыркнуло, постель вновь качнуло. Пора было разбираться, что вообще происходит.

Он открыл глаза и увидел предрассветное небо. Звёзды уже замыло, а солнце пока не поднялось, вот и висела над Мякишем и его спутником белёсая дымка, прочерченная полосами чего-то розовато-фиолетового. Одуряюще пахло нагретой сухой травой, остро тянуло потом от затянутой в линялую бесцветную джинсовку гигантской спины – краем глаза он видел её впереди, а дальше… Наверное, это лошади. Мякиш таких больших не видел никогда, но, возможно, это просто обман зрения. От них остро тянуло ароматами мочи и чего-то дикого, как в зоопарке.

– Где я? – пискнул он.

Возница громко чмокнул губами, отчего левая из двух лошадей вновь фыркнула, и обернулся к лежащему на копне сена. Глянул, ответил и вновь повернулся спиной.

– Очухался? Вот и славно. Да скоро приедем, – повторил он. – Где ты, где ты… Здесь! Никто никогда и сказать-то толком не может, где он, так что ты не одинок в своём непонимании.

Был этот человек огромен и странен. Казалось, никогда не чёсанная грива чёрных с сединой волос сливалась со столь же густой и спутанной бородой, нависающей над тускло блеснувшими в утренних сумерках пуговицами куртки. Глаза, глубоко запрятанные под мощными бровями, смотрели со смешанным чувством: были там и сочувствие, и некая бесшабашная удаль, и лёгкое безумие, и вечная усталость. Могучий мужик. Но… какой-то он огромный, несуразно большой. Великан.

Возница взмахнул рукой с зажатыми в кулак поводьями, телега подпрыгнула на кочке и пошла ещё быстрее.

– Вас как зовут? – спросил спину Мякиш. Не то, чтобы его это сильно интересовало, но с чего-то разговор нужно было начинать.

– Харин меня кличут, – уже не оборачиваясь, откликнулся тот. – В этих краях меня все знают. И даже немного любят.

Харин и Харин, фамилия незнакомая, но нельзя же знать всех людей на свете. Зато гиганту она подходила как нельзя лучше.

3
{"b":"785811","o":1}