Боня, само собой, петухом налетел на него, осыпая ударами. Дрался он явно лучше, но вот именно сейчас ему не хватало задора, бился он с какой-то недопустимой ленцой, надеясь на свои силы. Иногда сил для победы мало – нужно ещё и безумие.

Серия ударов руками, потом Боня извернулся и пнул Мякиша в колено. Стало больно: не только в ноге, Антону показалось, что всё его тело пропустили через мясорубку. Но он отвечал – да ещё как отвечал, откуда только взялся такой боевой запал! Ударил прямой в лицо и пробил, попал. Боня вскрикнул и отпрянул назад, зажав левой рукой разбитый рот: вон кровь как потекла сквозь пальцы.

– Врёшь, не возьмёшь! – выдохнул Мякиш и вновь атаковал. Противнику пришлось убрать руку от лица, защищаясь. Перемазанные кровью губы делали его похожим на недавно отведавшего пищи вампира.

– Урою, урою, урою, – как поломавшаяся китайская игрушка, приговаривал Боня.

Само собой, остальные плюнули на приказ стоять на руках и кольцом сгрудились вокруг, подбадривая любимчика Судака. Ни одного слова в свою поддержку Мякиш не услышал, даже Принц молчал. Особенно, он – а ведь мог бы и крикнуть что-нибудь вроде: «Бей, Тоха, бей его!». Ведь ночью же советовал.

Но то – ночью. И один на один. На публике побледневший усталый Алексей был молчалив.

– Вот это хорошо! Это правильно! – довольно прокомментировал Филат, не сходя с места. Его никто не слушал и не слышал, да это было и не важно. – Спортивная злость – это прекрасно! Коронарх постоянно говорит нам о необходимости…

Дальше никто вообще ничего не расслышал, потому что Боня заорал дурным голосом, выставил вперёд голову и, словно безумный таран, прыгнул на врага, норовя снести его с ног одним ударом, а потом, уже на земле, добить – руками, ногами, чем придётся.

Мякиш успел шагнуть в сторону и поймать в неожиданно удачный захват шею противника. Хотя самого Антона и крутануло на месте, на ногах он удержался, пережав сцепленными в замок руками Боню, который бессильно молотил по воздуху, почти не попадая в цель. Лицо врага, и без того безобразное, покраснело и надулось, глаза выкатились ещё больше: вот-вот и выпадут на тонких ниточках наружу.

– Ша, пацаны! – внезапно сказал Судак и шагнул вперёд, к скульптурной группе «Самсон, душащий писающего мальчика». – Не до смерти, чур! Филату это не понравится.

Говорил он тихо, очень спокойно и настолько уверенно в своей правоте, что Мякиш послушался. Зажим он расцеплять не стал, но и давить изо всех сил, пытаясь если не сломать шею, то задушить, перестал. Боня смог вздохнуть и вдруг смачно пукнул от натуги.

Судак рассмеялся – так же тихо и уверенно, как перед тем говорил. Весь отряд заржал следом, только Принц так и стоял подобно статуе. И Мишка не смеялся – вот уж чего Мякиш не ожидал вовсе.

Филат, увидев вмешательство пахана, отвернулся, словно происходящее его не касалось. Стоял себе, рассматривая стену с Воротами, будто искренне заинтересовался памятником архитектуры и фортификации.

– Ты его отпусти, плакса, не наживай проблем. Видишь, уже бздит паренёк, проиграл, значит. Почти как лежачий – а лежачих же не бьют. Верно, мужики?

Раздались одобрительные крики. Антон вдруг подумал, что облако злобы и несправедливости, душащее его здесь второй день, рассеялось с этой победой. Сейчас он отпусти Боню, всё станет хорошо и правильно. А ночью они снова пойдут с Принцем на крышу, смотреть на лазурный луч и говорить, говорить обо всём на свете. Это же здорово! А что трусоват приятель… Ну, так все мы не без греха.

Он отпустил шею Бони, тот не без труда разогнулся, сплюнул кровью под ноги и вместо признания поражения набросился на Мякиша вновь с кулаками, рыча что-то вовсе невнятное. Антон ударил в ответ, снова попав по разбитым губам.

Он уже ничего не боялся.

Ничего и никого.

Так казалось…

Судак подскочил ближе и включился в драку. Почему-то левую руку он держал за спиной, напоминая пародию на джентльмена-фехтовальщика на дуэли, но и могучий удар левой был что надо: в голове Мякиша зазвенело, он едва не упал, отшатнувшись назад. Но остатками сознания понимал – надо стоять. Пока может, надо стоять насмерть.

– Какие ж вы твари! – своим неожиданным басом взревел Мишка и кинулся на подмогу Антону, оттолкнув его в сторону от следующего удара пахана. Ударил Судака один раз, второй, мешая заодно и Боне пробиться к противнику, давая драгоценные секунды отдыха.

Главарь пошатнулся. Потом выдернул из-за спины руку, в которой блеснул короткий широкий нож, и загнал его Мишке в солнечное сплетение, одним давно отработанным ударом, словно положил некую деталь механизма на своё место.

Ссыкун застыл, обводя всех мутным взглядом, потом опустил голову и уставился на клинок в груди. Схватил его за рукоять, будто надеясь вынуть и продолжить драку, но не смог. Изо рта струйкой потекла кровь, придав его некрасивому лицу нечто сардоническое. После этого ноги разом подогнулись, он упал на колени, постоял так мгновение, затем завалился набок, в неудобной позе, никак не присущей живым.

– Это что за дела?! – заорал Филат и соизволил обернуться. Глаза его блистали яростью. – Вы что, охренели, подопечные? Кто это сделал?

Он уже нёсся в круг, к лежащему Мишкиному телу, один словно серая крыса среди разгорячённых розовых мышей.

– Ну-ка отвечайте, кто? Ну!

Судак поднял руку и ткнул пальцем в грудь Мякиша:

– Да вот он это! Как спятил, на всех кидался, а Ссыкуна зарезал.

Словно и после смерти Мишка решил подтвердить своё мерзкое прозвище – по земле из-под лежащего тела расширялось тёмное пятно мочи, рисуя карту неизвестного континента.

Филат немного растерялся. Посмотрел на Судака, потом медленно перевёл взгляд на Боню: тот снова сплюнул кровью, стараясь попасть на Мишку, и кивнул.

– Да он это, он! – загомонили пацаны отряда. – Плакса это озверел, откуда что взялось!

– Серьёзно? – усомнился командир. – А нож где взял?

– Ну это ж талисман, Филат. Бывает, дают с собой сюда пронести иногда. У него вот нож. Небось, бандюга раньше был знатный, – спокойно, привычно растягивая гласные, ответил Судак и почесал толстую ляжку, словно его цапнул комар, и не было сейчас ничего важнее, чем всласть подрать место укуса.

Мякиш стоял молча. Понятно было, что спорить, объяснять и обвинять бесполезно. Коллектив всегда прав, не ссы против ветра и ещё сотня народных мудростей.

Филат глянул на него, но спрашивать ничего не стал. Вместо этого шагнул к Алексею, уставившемуся в землю, поднял пальцем подбородок и заглянул в тёмные серьёзные глаза:

– Ну, Принц, а ты что скажешь? Кто с ножом был?

Тот молчал, да и все вокруг затаили дыхание. Пауза затягивалась, словно вся спортплощадка была одним большим стоп-кадром невесёлого кино.

– Плакса это, – наконец сказал Принц. – Антон. Мякиш.

На этом пауза кончилась, лопнув, как перетянутая струна на гитаре, со звоном в ушах, хлестнув жгучим обрывком по пальцам, по голым телам, по и так растрёпанным нервам Антона. Он вскрикнул – но не только и не столько от боли предательства: Мишкино тело, о котором все забыли, внезапно стало менять цвет, подёрнулось густой сетью тёмно-коричневых капилляров, какие бывают на давно упавших с дерева осенью и уже гниющих листьях. Плотной-плотной сетью, изменяя черты, делая мёртвого человека чем-то похожим на тюк ткани, брошенный под ноги ничего не ценящим живым. Потом эта масса, казалось, шевельнулась и начала растекаться по земле, частично впитываясь в неё, частично развеиваясь в воздухе, как плотный дым.

– Ничё! – гавкнул Судак. – Скоро вернётся, тогда и продолжим.

На этом Мякиш не выдержал и побежал к стене, расталкивая не очень-то и сопротивляющихся человекообразных. Боня пытался было ухватить его за плечо, но пальцы скользнули по мокрому потному телу, рука повисла в воздухе.

Антон бежал вдоль канавы, ставя какой-то немыслимый рекорд даже не скорости – исполнения желаний. Он хотел быть где угодно, но не здесь. Не с этими людьми, если их так вообще можно называть.