— Это великое событие, безусловно. Сейчас оно может так называться. Но что это было тогда? Мы помним всего лишь безумную идею, предложенную нам мистером Фернандесом. В той версии, которую нам подали, сразу чувствовалась неопытность, незрелость, а может, какой-то грязный розыгрыш. Правда, сейчас я начинаю думать, что даже такой вариант был бы обречён на успех, спасибо рекламе CIMun. М-м-м, вообще я рад, что всё обошлось и мы с мистером Фернандесом пришли к консенсусу. 20000 километров нравятся всем, совершенно честный обмен между нами и дорогими зрителями, — рассказывал Сен Цзи.

Мир ликовал, пока на пилотах продолжала лежать огромная ответственность. Всеобщий фаворит, Джеральд, предпочитал оставаться у себя на корабле. На шкафчике висела фотография Джилл. Джеральд легко снимал её, проведя пальцем по дверце, и садился за стол. Так он мог часами проводить свой досуг. И в самом деле, воспоминаний было достаточно. Тоскливый отец не мог смириться с мыслью о том, что в жизни дочери больше не будет ничего интересного. Он помнил славные вечера на загородной даче, когда Джилл впервые сказала своё первое слово — "папа", когда она научилась ходить, когда она нарисовала портрет с собой, мамой и папой. Он, кстати, висел внутри "Рассвета", на стене у выхода. Типичные карикатурные человечки, нарисованные слабенькой ручкой, ещё не способной твёрдо держать в руках карандаш. Джерри хранил этот шедевр как зеницу ока, поскольку в будущем это будет единственным, что останется от Джилл.

— Я спасу тебя, моя милая… Я ещё утру им носы, — обещал себе Джеральд, разглядывая фотографию. Улыбающийся темноволосый ребёнок с пухленькими щёчками и длинными волосами, слегка сгорбившийся, стоял у дуба в аллее. На землю опали осенние листья, возвещая об уходящей жизни. Фотография была сделана супругой Джеральда полгода назад, когда Джилл ещё можно было гулять. В последнее время она заперта дома в полностью безопасном помещении, где невозможно пораниться. Периодически её переводят в больницу. В последний раз, когда Джеральд связался с женой и дочерью, последней стало плохо, из-за чего за ней прилетел автоволяр скорой помощи. К счастью, сейчас с ней всё хорошо. По крайней мере, Джеральд надеялся на благополучный исход.

Он покинул Джилл, потому что боялся. Боялся своей беспомощности, боялся смерти. Довольно успешный, действительно талантливый, Джеральд ещё был слишком молод, чтобы взглянуть неизбежности в глаза. Его презирала жена, не понимали ближайшие родственники… Он тоже чувствовал себя предателем, хотя не мог поступить иначе. Его внутренняя природа жаждала освобождения для себя и дочери, а долгое ожидание не привело бы к положительному результату. Супруга неоднократно заявляла, что чуда быть не может. "Оно есть. Чтобы оно было, нужно действовать, а не верить!" — считал Джеральд. Свои слова пилот подкреплял действиями.

Давление со стороны близких людей, внутренняя тревога и изначальные садистские наклонности привели к тому, что Джеральд разучился себя контролировать. Он мог в припадке гнева, несмотря на все попытки сдерживаться, нанести самому себе ущерб: повредить оборудование, разбить кулаки об стену или даже убить безобидную крыску, пробегающую по коридорам "Рассвета". Всё, что угодно! Напуганный неконтролируемой реакцией, Джеральд спрятал на корабле револьвер с одной-единственной пулей. Зная, насколько далеко может зайти, он подготовился заранее, поэтому в случае чего ничто не помешает ставшему опасным для окружающих Джеральду совершить суицид.

На следующий день после звонка супруге Джеральд редко покидал корабль. Археологи занимались своим делом и активно общались с Алхимиком. Насчёт Венди он ничего не знал. Остин часто заходил на "Рассвет" и помогал по мелочам, пока Эсил следил за "Цифровой утопией". Операторы, получившие право снимать внутри кораблей (но только с разрешения пилотов), иногда наведывались к двоице и просили говорить на самые насущные темы. Изобретательный и язвительный, Джеральд переходил к обсуждению кактусов. Он хвалил цереусы, которые в огромных количествах выращивал в квартире. Недовольные продюсеры пускали все моменты со столь неуместным упоминанием кактусов под нож, и зрители так никогда и не узнали о странном увлечении своего кумира.

Пока другие пилоты никак не блистали, на короткий момент звездой реалити-шоу стал Алхимик с его исключительными перлами, постоянно попадавший под объективы камер. Казалось, он вообще не беспокоится за своё инкогнито, а получает искреннее удовольствие. Интернет был взорван фразой Алхимика "Я, конечно, не специалист, но это дыра. Причём глубокая". Уже через пять он обронил ещё одну мудрую мысль, только уже по поводу личных мнений: "Я считаю, что вам здесь считать ничего не нужно". Косноязычие Алхимика сделало своё дело: теперь за ним пристально следили все юмористы планеты.

После полудня главный герой дня остепенился и ушёл к себе, убедившись, что ничего нового не будет. Операторы заскучали, и тогда на сцену вышла группа из двух человек, впущенная охраной в сектор кораблей. Семейная пара долго ковыляла до "Рассвета" по заваленной мелкими камушками тропинке, и шла бы ещё дольше, если бы не помощь со стороны бравых операторов. Последние помогли им и двери открыть. Достопочтенные родители тихо вошли внутрь. В это время Джеральд обсуждал с Остином натхенизм — идеологию одного из самых противоречивых политических деятелей всей истории Сайры. Ничто не предвещало беды ровно до того момента, как Джеральд отвлёкся от смешной прибаутки от Остина. После этого улыбка слетела с его лица.

— Здравствуй, Джеральд, сыночек! — поприветствовала мать, полетевшая его обнимать. В её движениях Джерри чувствовал только фальш и ничего более.

— Здравствуйте. Рокфер, — познакомился с Остином отец.

— Остин, — ответил тот.

Джерри чувствовал себя максимально неуютно в такой компании. Его глаза с умолением смотрели на Остина, а последний никак не реагировал: дескать, извини, но помочь не могу ничем.

— А вы, наверное, этот самый Остин. Надо же, хорошо сохранились для 20-летнего. Меня зовут Элиза, я мама Джеральда. Да, оставайтесь, — согласилась мать, которая стояла в самом центре помещения, как огромная башня. — Уверена, Джеральд тоже очень скучал по нам, но у него была причина не звонить.

— Да, очень рад вас видеть, — голос Джеральда между тем утверждал обратное. — Чай будете?

— Да, будем. Но ты так и не ответил на прямой вопрос, — возмутилась Элиза.

— Какой ещё?

— Мне же не нужно ещё раз повторять?

— Забей, — встрепенулся Джеральд, наливая воду в чашки из электрочайника. — Лучше попей чайку.

— Ну что значит "забей"? Я как бы мать твоя, имею право спросить родного сына о чëм угодно.

Джеральд почти незаметно вздохнул и налил всем чай. Затем он пригласил родителей и Остина за стол. Разговор предстоял, мягко говоря, нелёгкий. Рокфер и Элиза были довольно агрессивны: Джеральд, очевидно, разочаровал их. Остин не хотел присутствовать на семейной драме, и забавном, что чуть позже ему пришлось в ней ещё и поучаствовать.

— Вы зачем прилетели сюда? Я же говорил, что после Арканы у меня будет время, а так вечно занят, — изъчснял ситуацию Джерри. По правде говоря, он лукавил, потому что истинной причиной двухнедельного молчания была взращëнная годами мучений ненависть к родителям. Он хотел забыть о них, а потом, может, и вовсе навсегда бросить их. Но Элиза была готова к такому вопросу:

— Что значит "зачем"!? Мы твои родители, забыл? Нам надоело на даче, поэтому я и Рокфер решили переселиться на время сюда. Мы будем тебя поддерживать.

«Уж лучше жестокая ненависть врага, чем такая поддержка и от них. Суки вы бешеные» — подумал Джерри.

— Рад слышать, — не моргая, сказал он.

Так и ели пару минут, пока не закончили и не сели за вино, привезённое Рокфером. Элиза как раз вспомнила проверенный способ придраться к Джеральду.