Улица оборвалась столько неожиданно, что тело запротестовало: ему хотелось походить по лавкам, найти что-то очень важное.

Песок — впереди сплошной песок, с переливами самых нежных оттенков. Глаза отдыхали, лаская переходы от бледно-зелёного до оранжевых пятен, перетекающих в игриво-золотые и жёлтые до белизны. Эти пески могли порассказать, — стоило прислушаться, и перед глазами восстают картины прошлого: пески эти сколько раз побывали городами, вновь возвращались к первоначальному состоянию, терпеливо ожидали очередных зодчих, кто будет шлифовать мастерство на самом простом и податливом материале. Это стены крепостей и дворцов, с не повторными завязками и воплощениями, это охи и ахи туристов из более поздних поколений, это безжалостные приказы военных — разрушить до основания. И снова ветры перемалывают остатки цивилизации, в ожидании очередной.

Полковники и майоры — как это низко и мерзко, вместо того, чтобы проживать свои жизни, не иметь власти над собой, а просто послушать песнь песков. Рождения, свадьбы, расставания, и вновь рождения…

Старец простёр свободную руку — к нему примчало песчаное облако, пыль осела, и мы обнаружили наших, с Тобола. Наши красавицы, женские экипажи. Один из них, о чём мы, оказывается, на день не забывали. Тобол мы покидали в одинаковой форме добровольцев.

К руке старца потянулась вереница, он рукой повёл — образовали хоровод.

Теперь пришла очередь капитана. Старец как бы прикрылся за его спиной и принудил смотреть. Как золотая шестерёнка, мчали зубчики по кругу, капитан настраивался на особый нюх. Мне кажется, он искал с закрытыми глазами, иначе можно ошибиться.

Я находился ЮЖНЕЕ, и мне померещились Ворота. Волшебные столбы-великаны, в своём равнодушии к суете начинающих Путь, держали службу, перед Великими Воинами и предками держали Слово.

И вот с этого момента я не берусь судить, где Явь, где Явь другая. Мы оставались рядом, и не вместе, и зубчики шестерёнки нас как бы разделяли. Оба экипажа сливались, чтобы разойтись… Боюсь сорваться на неточность, но Сила нас разделяла на две другие части. Снова два экипажа, но уже смешанные.

Сердечко подпрыгнуло под самое горло, и ясность осознания, что КОМУ-ТО лучше известно, что полезней, наполняло изнутри закипающей Силой. Лёгкое шевеление в паху, пронзительный взгляд чудесных глаз. Как я жил без них, как многого не понимал — именно в эти минуты открывалось со всей очевидностью.

В пустыне этой разноцветной образовалась карусель. В сорок саженей диск лежал по горизонту, разбитый на сектора. Старец, не выпуская руки капитана, протянул свободную руку к хороводу. Из него выпорхнула птичкой красавица, кровь русов, чистейшая снаружи и внутри. В какой-то момент, лишь бросив взгляд на капитана, она опустила очи долу.

Старец подвёл обоих к карусели. Она взяла вращение по солнцу.

— Ложись! — старец указал на сектор и подтолкнул капитана сделать шаг. Выждав время, старец уложил и деву, мы поняли задачу. Пара должна собраться, голова к голове. И пошли добровольцы занимать сектора на вращающемся диске, под руководством старца.

Перед тем, как лечь, я успел взглянуть на ту, с чьей головкой мы окажемся рядом. Волшебство обряда ни у кого не вызывало сомнений. Мы столько лет шли друг другу навстречу, в других родах, через войны и жизнь мирных хранителей Рощ. Под разными стягами, с разными талантами, в мужских телах и в женских, преступниками и проститутками, поэтами и певцами, с детьми — разбросанными по вселенным, сего дня мы вернулись в точку, откуда начнём новый отсчёт.

Знаки на небесах начертали птицы. Свою единственную я узнал — и теперь смело глядел в её глаза. Мы снова вместе. Долго же нас испытывала Судьба, уму-разуму поучала, и что теперь?

Диск укачивает. Старец вроде отошёл, если не исчез, но его присутствие незримо ощущалось. Мы все его дети. Он нас долго собирал, по крупице, вёл каждого и выпрямлял дороги, ручьями врывающимися в единую и непобедимую Реку. Отныне страх не имеет силы, он побеждён. Мы под такой защитой, что, окажись за бортом, помощь придёт мгновенно. Ничто не случится без ведома Свыше.

В какой-то миг, я вывернул голову — полюбопытствовать. В центре диска сияло серебряное солнце, сотворённое талантами капитана. У отца два сына, с одним именем, разве это редкость для тысяч лет? Боги русов, числом в сто восемь, для первых триста лет жизни довольно славить и принимать дары от двадцати четырёх. Таланты и беЗсмертие, терпения уроки и битвы, мирные ремёсла, и полная Роща потомков, кто в свой час продолжит Род.

Через круженье, мы вспомнили все прошлые жизни, и совсем иначе распознали членов экипажа. Сёстрами и братьями, жёнами и мужьями, — во всех ипостасях побывали мы. Среди врагов мы разгадали братьев, кто ринулся ходить на поводу ушедших в тень. Мальчишками — поднимались на защиту матерей, когда отцов убили. В девичьих руках рождались вышивки и обереги на одеждах из крапивы и конопли, других — уничтоженных врагами растений. Мы шили обувь, строили дома в пять стен, мы реки славили, которые плотин не знали. Их строили враги, нашими руками. Мы по двадцать пять лет царям чужим служили, кровь проливали, которая стала нефтью. Мы подгоняли Время, чтобы пробил этот самый Час.

И всё ради того, чтобы встреча состоялась — здесь и сей час.

Крупные звёзды сложились в спирали, мы понимали, что вот тут и там не дотянули. И метеоры-пули указывали места, где надо силы приложить. В какой-то миг, очнулись будто, мы на ноги поднялись. Я попытался сосчитать, — упражнение с детства, когда горошины мечешь в угол и на лету сочти, попробуй.

Мне не позволили узнать. Ник чему. Зато мы молча ликовали. Сбылось! И смелость взялась ниоткуда, я руку избранницы уместил в ладони. Глаза немного с робостью поборолись, последнюю преграду одолели. И вот мы — вновь, как прежде, вместе. Я весь в тебе, и ты во мне. Своя вселенная, хотя другие рядом, и нам помехою не будут. Мы каждый шаг отныне будем делать вместе. Подумаем о детях, кто в очереди огромной так давно стоят и подгоняют Время.

Они будут рождены для РА-дости, по какому мы соскучились изрядно, терпению учились и прошли основной экзамен. А мелкие — друг другу точно пособим. Вселенную размером ограничим, нам лишнего не нужно. В порядок малое, там будет и в большом.

Сиреневые сумерки окружили незаметно, туманы чем-то напоминали скошенные травы. И ложе уж готово для каждой пары, где деве главная роль отведена. Её рукой влекомый, муж следует на ложе, и до утра нового они наедине.

— Па-адъём! — как горное эхо, почудился незнакомый голос. Я поднял голову. Все ещё спали. Кому это там не спится?

Я привстал на колено, осмотрелся. Некому орать. Наверное, я сам и крикнул. Прошу прощения, сорвалось. Привычка — тоже голос имеет.

Но поднялись все, как один. Капитан суженую не выпускал, — я подумал, всё: мы ему не интересны. Из-за красавицы, он и про корабль готов забыть.

Ну-у, да, встречаются, из-за кого голову можно потерять.

— Пойдём город смотреть?

— ООО! — оба экипажа высказались единодушно. Щиты наваждений пали, мы снова видим начало улицы, бегущей на Юг.

— Щит, — я проходил мимо конструкции, которая таяла на глазах. А в правой руке я удерживал самое ценное сокровище. Колечко на пальце оказалось кстати. Его вибрации очень подходили обоим. Если та девчушка, сделавшая подарок, и есть моя дочь, только из будущего. Мы тебя родим, обязательно!

Чудеса — да и только: время остановилось будто. Для двух экипажей старец устроил каникулы, это словцо как бы и чужое, но смысл передаёт верно. Всякий день мы водили хороводы, копили Силу по своим обычаям и по здешним, они кое в чём отличаются. Как слова в одной местности могут поставить в тупик пришлого.

Два капитана — в одном хороводе, и они по очереди ведут наши песни. Как только голоса сливаются в одном ритме, на окраине появляются мастера с жёнами, слушают и радуются за нас.