— Места у нас тут много, — глава W&C по-прежнему деловито забивал табак в трубку, — Тюрингия далековато, я жду разрешения на свободный проезд от властей. Это облегчит нам дорогу.
— Примерно час на сбор и разговоры, ещё примерно часа три до Саксонской Швейцарии… — рассуждал глава аналитиков, — Не раньше, чем после полудня пойдёт колонна оттуда.
— Позже, пока не прибудет Клим с Бранденбурга, бойцов Игната я отправлять никуда не буду. Тут главное, чтобы турки в теплицы раньше не сунулись, — Салтыков запалил трубку и начал раскуривать, — Ежли спохватятся, то да, это будет проблемой. Я не до конца понимаю, что они могут. Кубань очень удивится.
— А в Тюрингии кто, напомни?
— Раввин, — трубка раскурилась, и от неё снова поднялось облачко дыма, — Ему тоже несладко придётся.
— И пока у нас не будет разрешение на проезд на руках, даже ребята отсюда не выдвинутся, — на эту фразу Салтыков кивнул, — А ещё у нас больница забита нашими ранеными. Шваниц там просил…
— Плевать на Шваница, — Свят Вениаминович перебил подчинённого и забарабанил пальцами по столу, — А вот на наших не плевать. Туда, говоришь, и турок свезли?
— Да, думаю, Али Демир не будет ничего устраивать в Шарите́.
— Нет, он не будет, думаешь, зря Шваниц паникует?
— Я бы выставил охрану, — Романов пожал плечами, — Будь у меня свободные люди.
— Как ты понимаешь, единственные сейчас свободные люди, это охрана базы.
— Снимать с базы их тоже нельзя.
— Самый страшный для нас сценарий, это если на нас нападут до подхода колонны Клима. А бойцов Игната надо будет экстренно дёрнуть куда-то. — Салтыков усмехнулся, — Придётся вспоминать, каково это рвать людей когтями.
— Надеюсь, так уж не сойдутся звёзды, — очень хмуро усмехнулся Михаил.
— Ладно, по теплицам просто сидим и ждём, — Свят Вениаминович выпустил облако дыма из трубки и задумался.
Кабинет снова погрузился в молчание. Было слышно лишь, как дождь барабанит по оконному стеклу.
— Не идёт у меня из головы Шарите́ эта, — наконец после нескольких минут тишины пробасил Салтыков, — Давай-ка сам съезди, глянь, что там да как? Только сделай так, чтобы в твоём отделе похороны завтра были только одни.
— Сделаю всё возможное, — сухо отозвался Михаил.
— Тебе ещё Рудольфу потом всё объяснять.
— Речь-то у тебя, конечно, мотивирующая, — очень мрачно отозвался его подчинённый.
— Такие времена, трость не забудь, когда в Шарите́ поедешь.
— Хорошо, — кивнул Михаил и поднялся из-за стола.
— Ты не думай, что мне всё равно, — в тоне Свята Вениаминовича мелькнули извиняющиеся нотки.
— Я и не думаю, — улыбнулся ему в ответ глава аналитиков, — Всё ж понимаю, просто дела наши нынче ни к чёрту.
— Останься в клинике, пожалуйста, мне так спокойнее будет.
— Пришлёшь всё-таки бойцов?
— Как наши с теплиц доедут, вышлю. Но ты же понимаешь, как это нескоро может быть?
— Надеюсь, там кормят хорошо, — усмехнулся Михаил и направился к выходу, оставив главу War&Consulting докуривать трубку в одиночестве.
* * *
(18 августа)
В ординаторскую клиники Шарите́ зашёл уставший Герман Штольц и опустился на диван, откинувшись на его спинку. Вчера после взрывов прибыло два десятка пострадавших, все в разном состоянии, и до утра шли операции, чтобы избавить раненых от кусков проклятого металла в их телах.
А с утра случилось нападение на кайнцауберскую турецкую мечеть и Канцлер Магической Германии постановила после консультаций со своим визави из кайнцауберского Правительства, что всех их также следует вести в магический блок Шарите́, потому что основная масса пострадавших получила ранения от применения атакующих чар.
От такого решения персонал клиники грязно выругался и сдвинул койки в общей палате, вынеся все возможные кушетки со склада — волшебное крыло больницы было рассчитано на приём одновременно до полусотни пациентов в тяжёлом состоянии, и на утро эта цифра была достигнута. Шарите́ буквально в одночасье превратилась в военный госпиталь неподалёку от линии фронта.
Усугублялось положение тем, что все прибывшие сегодня были до смерти напуганы. И это был не обычный человеческий страх, который можно унять, они все оказались под воздействием заклинания животного ужаса. Но когда глава клиники, Вальдемар Хоффман, известнейший в волшебном сообществе специалист по ментальным травмам, начал осматривать поступивших к нему пациентов, то выяснилось, что даже он не в силах им помочь — воздействие было куда сильнее, чем то, с чем он обычно имел дело. И тут уже Хоффман принял решение погрузить всех новоприбывших в сон, пока не будет найден способ помочь им, и лечить те телесные увечья, с которыми его сотрудники хотя бы могли справиться.
Но новых пациентов было настолько много, что сейчас в клинике работали все имеющиеся медики, вне зависимости от того, чья была смена.
— Герр Штольц, вот остался кофе, — турчанка Айше Доган, бывшая медсестрой при больнице, подняла голову от записей, буквально метнулась к кофейному столику и в два шага оказалась у дивана, — Жаль, подостыл уже немного.
Штольц потёр глаза, зевнул, взял кружку и устало улыбнулся. Кофе и впрямь был подостывшим, но вкусным и крепким. Как бы он сам не относился к туркам в целом, и к этой турчанке в частности — не всегда расторопной и подчас неуклюжей, но кофе она делала отменный. Возможно, подумал врач, именно из-за кофе Хоффман и отказался выгонять её из клиники после распоряжения фрау Канцлера. Хотя, конечно, не за это, просто глава Шарите́ здраво оценил, что выгонять из больницы рабочие руки в такое время — это несусветная глупость.
— Вам что-то ещё нужно, или я могу вернуться к бумагам? — чёрные глаза девушки внимательно смотрели на него, и так преданно, что Герман невольно улыбнулся.
— Нет, Айше, ты писала, продолжай.
Та кивнула и вернулась к своему столу.
— Ты же тоже должна была быть на службе в той мечети сегодня? — неожиданно для самого себя спросил немец.
— Да, — смущённо улыбнулась девушка, — Но герр Хоффман попросил задержаться из-за пациентов.
Штольц кивнул, он сам видел, что она до утра провела всё время на ногах, ассистируя во время операций. А когда стали привозить её соотечественников после утренней бойни, и Вальдемар сказал, что если ей тяжело, то она может идти, она лишь попросилась остаться писать бумаги, а не выходить в общую залу к пациентам. В эту мечеть она обычно ходила с матерью и сейчас совершенно не представляла, что с той могло произойти.
Дверь открылась и вошла ещё одна медсестра, Клара Леманн, вечно улыбчивая миниатюрная девушка с милыми белыми кудряшками, с начала утра она была чернее тучи.
— Там всё стабильно? — спросил Герман кивая на дверь.
— Да, фрау Вульф отправила меня немного отдохнуть, — кивнула та, — Всё по-прежнему там. Только герр Петерс просил в приёмный покой Вас зайти. Там что-то наплыв простых пациентов. Если Вы не заняты.
— Сейчас зайду, отдыхай, — он встал, протянул девушке свой кофе и вышел в коридор.
Волшебное крыло Шарите́ состояло из огромного зала, в который сейчас набилось полсотни пострадавших и приёмного покоя, где обычно принимали пациентов, которых в текущем режиме прибывали ежедневно: неудачное применение заклинаний, ошибка в экспериментах, повреждение от магических тварей — всех пострадавших в Бранденбурге, Мекленбурге, Тюрингии и Саксонии доставляли сюда. Потому и сейчас поток, естественно, не ослабевал.
Ординаторская располагалась по коридору строго между залом и приёмным покоем, именно в этот коридор Герман Штольц сейчас вышел. В зале, кроме Хоффмана, оставались Клара Леманн и Фелиция Вульф, опытные медики, которые не участвовали в ночных операциях и были относительно бодрыми и свежими, а вот в приёмный покой отправили буквально падавшего с ног Морица Петерса, заместителя Хоффмана, который все прошедшие сутки как раз и руководил лечением пострадавших. Именно он принял решение отослать Клару и Фелицию по домам прошлым вечером, чтобы они смогли хотя бы немного поспать. И сейчас все, включая самого Штольца, благодарили Петерса за это решение — это дало сейчас остальным возможность хотя бы немного отдохнуть.