— Учимся у лучших, как говорится, — рассмеялся главный аналитик W&C, — Но официально это был просто новый заказ от неизвестного, который совершенно случайно отлично лёг на политическую обстановку.

— Всё так и было, я даже проверил счета, — хитро улыбнулся Рихтер, — Этот заказчик умудрился пройти мимо меня, так что для меня он совершенно неизвестен.

— А на самом деле, всё это было, чтобы заполучить эту девочку, — усмехнулась Нина и спросила с долей иронии, — Слушай, Эдик, а ты после всего этого с нашей спасённой волшебницей говорил хоть?

— Нет, её как увезли в Москву, так и всё, — помотал тот головой, — Не лезть же туда с вопросами.

— Ну, Свят Вениаминович разговаривал после с ней, — глава аналитиков снова затянулся сигарой, — Бедная шокированная девочка. Готова на всё, чтобы начать новую жизнь.

— Ещё бы, — Нина выпустила из своей вейпа облако пара, — Тот, кого ты считала наставником, оказывается маньяком. Единственный в стране, кому ты интересна, тоже. А тот, с кем ты пошла на свидание, так ему вообще за это заплатили.

— Так и становятся феминистками… — отозвался Эдик.

— Да иди ты, — засмеялась рыжеволосая девушка и пихнула его в плечо, — Но вообще проведать её стоит. Всё-таки целую неделю вы провели вместе.

— Ну, не надо, не настолько уж и вместе, — запротестовал юноша.

— Скажи, она в зеркалах-то хоть отражается? — рассмеялся Михаил, — А то ты опасался.

— А вот не знаю, — скривился Рихтер, — Мы только за ручки держались. В зеркала не смотрелись.

— Скука какая. Надо было мне идти, — снова засмеялась Нина.

— Тогда бы операция закончилась быстрее, — ухмыльнулся глава аналитиков.

— Эй, я вообще сыграл одну из главных ролей в операции! — картинно возмутился Эдик.

— Главное, в Лондоне не говори об этом, а то вдруг там остались фанаты мистера Смита.

— Кстати, я так и не поняла, а что случилось с Льюисом Дижоном? — спросила девушка.

— Вроде бы жив, но задержан БНД и передан немецкому отделению Интерпола, — произнёс Михаил, пожав плечами.

— Быстро работают…

— Ну, мы некоторым образом посодействовали в этом, спросив товарища Дижона, а где деньги за проведённую операцию?

— И он привёз их, — Эдик поднял бокал и отпил из него.

— Какой-то он не очень сообразительный, — саркастически заметила Нина.

(31 июля)

Большой чёрный жук копошился на подоконнике. Он неудачно перевернулся на спину и поэтому смешно сучил лапками. В оконное стекло стучали крупные капли дождя, но насекомому было не до них, тот всеми своими силами старался перевернуться обратно, перевернуться и улететь. Но не мог.

Марте было уже девять, она уже почти считалась в доме взрослой, однако по-прежнему мама с папой не брали её с собой на разговоры в гостиную, когда к ним приходили гости. Мама Агата каждый раз говорила Марте, что у взрослых есть свои секреты, и просила пойти играть в доме со своими младшими братьями, Гельмутом и Матиасом.

И вот сегодня, когда к папе с мамой пришли тётя Урсула и дядя Юрген, Марту точно также попросили пойти погулять, но с утра Гельмут с Матиасом ушли играть на берег. Потому догонять их у Марты не было никакого желания, тем более, что уже пытался начаться дождь, а ещё тут оказался такой интересный жук на подоконнике в коридоре, что девочка тут же забыла про взрослых, по своему обыкновению заперевшихся в гостиной.

— Юрген, это безумие! — громкий голос отца оторвал её от созерцания жука. Девочке стало любопытно, она подкралась к двери и попыталась послушать.

— Генрих, мы не можем быть в стороне, — голос дяди Юргена был спокойным, но немного раздражённым.

— Можем, это не наша война, — голос отца звучал также громко, теперь Марта и в его голосе услышала усталое раздражение, — Ты хочешь снова, чтобы орлы взмыли над Европой?

Марта прижалась к двери и перестала дышать, после слов папы она вспомнила, что ей рассказывала мама про историю её страны. И про две большие войны, которые залили кровью всю Европу.

— Мы не хотим, чтобы орлы вновь взмыли, это было бы черезчур, — голос тёти Урсулы был спокойным, — Но нельзя просто так взять и смотреть, как у них начнётся сейчас революция. Нам нужен новый Бонапарт?

— Урсула, ты правда думаешь, что то, что произошло, это повод к повторению истории? — в голосе матери Марты сквозило непонимание.

— Это возможность… — Марта отвлеклась от голоса тёти Урсулы и прислушалась, по коридору за её спиной звучали тяжёлые шаги. Девочка решила, что её точно наругают, если заметят, что она подслушивает взрослые разговоры, потому своевременно спряталась за тяжёлую портьеру возле окна.

Немного торопливые, но уверенные шаги проследовали по коридору мимо неё, затем некто учтиво постучался в дверь. После вошёл, не затворив ту за собой.

— Ганс! — до Марты донёсся голос матери.

— Мы тут не причём! — голос дяди Юргена звучал взволнованно.

— Я знаю, но это уже неважно, — до Марты донёсся совершенно безэмоциональный незнакомый ей голос.

— Ганс, ты находишься в нашем доме, — голос отца девочки немного дрожал от волнения, — Прошу всё же соблюдать нормы приличия.

— Я их уже исполнил, когда послал вам письмо о своём прибытии… — голос того, кого назвали Гансом, звучал всё также совершенно без эмоций.

— Мы не получали письмо, — отвечала ему мать Марты.

— Что ж, это не так существенно, — немного разочарованно ответил тот, кто только что зашёл в комнату.

Девочка ощутила какое-то смутное чувство тревоги, когда вокруг повисла тишина. Она схватила портьеру и сжала в ладошке. Сердце учащённо забилось, предчувствуя беду.

— Тотеметайнем ворт! — даже сквозь ткань, за которой Марта пряталась, было видно, что вход в гостиную осветился зеленоватым светом.

Затем раздались дикие крики ужаса, от которых всё её тело затряслось от страха.

— Тотеметайнем ворт[1]! — девочка никогда раньше не слышала этих слов, но сейчас наблюдала зелёное свечение из дверного проёма, и всё её естество кричало, чтобы она бежала, бежала без оглядки отсюда, — Тотеметайнем ворт!

Повисла тишина, хотя после трёх зелёных вспышек Марта понимала рассудком, что хотя бы кто-то из взрослых пока ещё жив. Но затем к ней пришло осознание, что этому взрослому точно также до ужаса страшно, как и ей, маленькой девятилетней девочке, которая сейчас, чтобы не кричать, зажимает рот портьерой.

— Тотеметайнем ворт! — четвёртая зелёная вспышка раздалась за дверным проёмом гостиной. Затем долгих пять минут ничего не происходило. Девочка осела на колени, так у неё от страха тряслись ноги, и боялась выйти в коридор.

И вот мимо неё прошёл в обратном направлении тот, кто до этого точно также заходил в гостиную, тот, кого назвали Гансом те, кто сейчас лежал бездыханным на полу этой самой гостиной.

Когда шаги стихли в конце коридора, Марта заревела в голос.

(01 августа)

В строгом кабинете одного из замков Баварии горел свет.

Летняя погода в этом году окончательно испортилась, мелкий косой дождь и низкие тучи погружали эти древние земли в полумрак, в котором, как когда-то давным-давно шептались крестьяне, творились жуткие вещи. Шепотки эти, как ни странно, до сих пор то и дела слышатся среди простых людей, однако сегодня в этом кабинете собрались те, кто привык говорить чётко, ясно и при ярком свете. Здесь любили пользоваться газовым освещением и посмеивались над теми, кто до сих пор жёг свечи, хотя за окном уже давным давно стоял XXI век.

У чуть приоткрытого окна, вдыхая сырой воздух, стояла женщина средних лет в строгом чёрном платье в пол, он перебирала рукописные тексты, которые держала в руках. Перебирала, пробегаясь по ним глазами, и тяжело вздыхала.

На гостевом диванчике сидело двое мужчин, один в чёрном костюме фасона начала прошлого столетия, другой — в тёмно-синем мундире и галифе. Они пили кофе и негромко переговаривались между собой.