— Ну, если эта французская девка решила, что я что-то нехорошее сделал с этим мальчиком, — Отто задумался, переведя взгляд на огонь в камине, — Если она так решила, то скорее всего скоро к тебе будут вопросы.

— Это как? — не понял Притвиц.

— Всё просто, я сообщил, что меня послал твой департамент.

— Дьявол! — дёрнул плечами Якоб, развернулся и ударил ладонью по подоконнику, а после развернулся и закричал, — Ты вообще представляешь, что наделал?! Ты вообще думал, когда говорил?!

— Да, — хищное лицо Отто было непроницаемым.

— И что же ты думал?! Что это шутка такая?! — в крике стали слышны охрипшие нотки.

— Что твоя игра проиграна.

— Что? — Якоб опешил, словно его окатили холодной водой.

Отто пожал плечами и неспеша поднялся на ноги. Он размял шею, прошёлся до камина, встал возле него и стал смотреть в огонь. Притвиц же остался неподвижно стоять в лунном свете с недоумённым лицом.

— Что ты теперь будешь говорить на заседании Бундестага, Якоб? — Отто не поворачивался к собеседнику.

— Ты вообще о чём?

— Августа одновременно уравняла нас в правах с остальными магами Германии и поставила вне закона, — усмехнулся собеседник Притвица, — Может, надо было с ней союз заключать, а? — он повернул голову к Якобу и ехидно прищурился.

— Да пошёл ты! — зашипел тот.

— Так что ты собрался говорить в Бундестаге? Августа призвала турок на нашу землю и сотрудничает с теми, кто их укрывает?

— Вон, — голос Якоба задрожал от сдерживаемой ярости, — Пшёл вон.

— Ты разрываешь с нами союз? — усмехнулся Отто.

Притвиц ничего не ответил, просто вызвал домового эльфа.

— Где мальчики, Якоб? — не меняя насмешливого тона, гость Притвица повернулся к появившемуся эльфу.

— Выведи нашего гостя отсюда, — процедил сквозь зубы хозяин дома, глядя на своего слугу, — И больше никогда не пускай.

— Что, Якоб, ты осознал, что весь твой план пошёл по швам? — рассмеялся Отто, — А теперь обижаешься, словно ребёнок?

— Ты сам угробил весь этот план!! — закричал тот так громко, что даже домовой эльф вздрогнул. Тот медлил, видя, что хозяин всё ещё не закончил со своим гостем, а по правилам, заведённым в этой семье, нельзя мешать хозяину разговаривать с другим человеком, даже если разговор грозит перерасти в драку.

— Да неужели? — тем временем голос гостя был предельно спокоен.

— Ты просто отпустил их! И перед этим объявил им, что от меня пришёл!! — Якоб схватил подсвечник, стоявшей на полке у окна, и метнул в Отто. В него он не попал, подсвечник врезался в стену и с громким звоном отскочил на пол, выронив свечу. От удара её пламя погасло.

— Просто у меня было трое подопечных в Шарите́, - совершенно спокойно отвечал собеседник Притвица, — Я на самом деле их проведать пришёл. А до Рихарда особо дела не было мне.

Якоб жестом показал слуге, что закончил со своим гостем. Эльф сделал буквально шаг в сторону Отто, как тот ловким пируэтом развернулся к нему. В руке у него оказалась волшебная палочка:

— Тотеметайнем ворт! — кабинет осветила зелёная вспышка. Домовой эльф запнулся и бездыханный распластался на полу.

— Ты… — выдохнул Якоб и вытащил свою палочку, но Отто уже подскочил к нему и коснулся его своей палочкой.

— Гебитен, — глаза немца на мгновение стали ярко-синими, затем он склонился к уху Притвица и произнёс несколько фраз. Тот расплылся в благостной улыбке, казалось даже некоторые морщины на его лице разгладились.

Якоб фон Притвиц спрятал палочку обратно, затем улыбнулся Отто и, поманив его за собой, вышел из кабинета, совершенно не обратив внимание на тело домового эльфа. Его гость проследовал за ним следом.

(18 августа)

Полутёмная комната, где обычно принимал посетителей Хаким внешне вроде бы осталась прежней, но что-то в ней изменилось, неумолимо стало другим. Вроде бы всё тот же полумрак царит под балдахинами с золотой бахромой, всё те же разноцветные узорчатые подушки были разложены во множестве на полу.

Али Демир, молодой человек лет двадцати пяти от роду, стоял среди этого убранства, утопая ногами в мягком ковровом ворсе. Одет Али был в белую дишдашу[1], голову его покрывала гутра, подпоясанная игалем[2]. И выглядел он скорее как приехавший с Персидского залива араб, чем турецкий подданный.

Где-то снаружи, на два этажа выше них, шумел Берлин, только-только проснувшийся, здесь было тихо, прохладно, пахло сандалом, миррой и чем-то ещё неуловимым, запах чего юноша не мог опознать.

Али нервным движением огладил свою чёрную бороду и осклабился, вглядываясь в полумрак. В прошлый раз где-то там впереди то и дело разгорались угли кальяна, и откуда-то, где сидел Хаким, появлялся белёсый дым. Сейчас полумрак был пуст, по крайней мере, глаза молодого турка не различали там ничего.

— Ты позвал меня, Хаким-бей, чтобы я просто постоял здесь? — произнёс Али Демир с вызовом, уперев руки с свой пояс и выпятив грудь.

— Я позвал тебя, Али-бей, а ты сам не хочешь присаживаться, — раздался бархатный глубокий голос Хакима, раздался сразу отовсюду.

— Ты чем-то недоволен? — голос Демира не менялся, а сам турок пытался рассмотреть, где же всё-таки в полумраке притаился его собеседник. Но нигде не было даже намёка на турецкого волшебника.

— Ты в курсе, что произошло сегодня возле мечети Омара ибн Хаттаба? — интонация голоса Хакима не менялась, и он по-прежнему звучал отовсюду.

— В курсе, — глухо отозвался Али.

— Ты же не был там, да? — голос словно сконцентрировался позади юноши, тот нервно обернулся, но там никого не оказалось, — Ты же не видел последствия собственных дел?

— По твоему я виноват в этом?! — Демир было повысил голос, но вдруг осознал, что окружающая темнота гасит звук, потому фраза, что должна была раскатиться под потолком, оказалась еле слышной.

— Да, — голос Хакима заполнил всю комнату, хотя турок сам не повышал голоса.

— Ты сам просил сделать это, — вновь с вызовом произнёс юноша, но его голос звучал ещё тише, чем раньше.

— Прими последствия своих дел, как мужчина, — бархатный голос сконцентрировался позади Али, тот начал разворачиваться, но тут же позади него появился крепкий черноволосый мужчина с аккуратно подстриженной бородой. Одной рукой он крепко обхватил грудь Демира, а второй приставил клинок к его шее. Кожа под лезвием натянулась, юноша дёрнулся, пытаясь высвободиться, но добился лишь того, что лезвие надрезало кожу. По его шее потекла струйка крови.

— Хаким-бей, ты… попросил… меня… сам… — голос Али Демира звучал зло, однако же становился с каждым словом всё глуше.

— Ты в курсе, что русские сделали с Мустафой? — вкрадчиво произнёс Хаким ему на ухо, юноша осознал, что от этого голоса по его спине пробежал холодок.

— Он был трусливым… жалким… — он не договорил, нож Хакима полоснул ему по шее, неглубоко разрезая кожу, а потом опустился рукоятью на его затылок так, что свет перед глазами известного турецкого террориста померк.

Сколько он пробыл в беспамятстве, Демир не понял, но очнулся от резкой боли в животе и голоса Хакима:

— Вставай, трусливый и жалкий потомок Эртогула, — нога Хакима ещё раз ударила юношу в живот, — Пора отвечать за свои слова.

Али застонал, попытался что-то сказать, но голоса не было, его рот просто беззвучно открывался. В сердце юноши зародился страх, он облизал пересохшие губы и поднял взгляд. Над ним возвышался Хаким, глава Глубинного Государства на немецких землях, волшебник, чьего лица мало кто в жизни видел. Над ним возвышался крупный мужчина во вполне европейской одежде: белой рубашке, серой жилетке и таких же брюках. Демир вспомнил, что кто-то ему рассказывал, что если Хакима поставить в ряд с младотурками[3], то его будет совершенно не отличить от них.

— Вставай, — лакированная туфля турка снова ударила в живот известного террориста, — Отвечай за свои слова.

Демир застонал, дёрнулся и схватил ртом воздух.

Хаким отошёл на пару шагов и посмотрел на свой чёрный изогнутый кинжал, словно удивившись ему.