— Я имею в виду, я думаю…

— Ты можешь честно сказать мне, что не лежала в постели, снова и снова прокручивая в уме ту ночь с тех пор, как это случилось? — Он поднял руку, заправил мои волосы за ухо и сказал: — Я думал об этом без остановки. Я стал одержим воспоминаниями о звуках, которые ты издавала, и о том, как выглядело твое лицо, когда ты сказала мне показать тебе свои навыки.

Я таяла, но все еще понятия не имела, говорил ли он просто о сексе или о чем-то большем.

— Колин…

— Почему бы не последовать этому некоторое время? — Его поддразнивание немного ослабло, и его голос был сладким, когда он сказал: — Что плохого в том, чтобы увидеть, к чему это приведет?

Я балансировала, зависая так близко к краю. Он загипнотизировал меня, загипнотизировал мыслью о связи с ним. Мысль о том, что Колин направит 100 процентов своего внимания в мою сторону, была немного пьянящей и совершенно ошеломляющей.

Но для него это было легко. Колин мог следовать за этим совершенно безобидным, нечестным способом, потому что ему нечего было терять. Колин Бек, математический гений со старыми деньгами и привлекательной внешностью модели, мог просто пожать плечами и уйти, когда ему становилось скучно.

Однако у меня было чувство, что если — нет, когда — он уйдет, у него будет сила уничтожить меня.

— Тебе не кажется, что это плохая идея? — Я посмотрела на него, удивляясь, почему мой голос был таким хриплым и неубедительным, когда я знала, что слова были правдой. — Мы даже не ладим по-настоящему, когда не занимаемся сексом.

— О, да ладно, Маршалл, — сказал он, его рот опустился так, что оказался прямо над моим. — Мы ладим.

— Черт возьми, — прошептала я как раз перед тем, как его губы коснулись моих и заставили меня забыть о здравом смысле. Его рот был таким же горячим, каким я его помнила, таким же совершенным, и он полностью поглощал меня.

О, боже мой.

Колин целовал меня, как будто он был героем боевика, и наш мир вот-вот рухнет. Он целовал меня так, словно я была его величайшей навязчивой идеей, и он не мог поверить, что наконец-то заполучил меня.

Я обняла его за шею и сделала все возможное, чтобы вернуть его расположение, вложив всю себя в поцелуй. Его рычание заставило меня улыбнуться ему в губы, что быстро превратилось в хныканье, когда он прикусил мою нижнюю губу и поднял меня.

— Это ничего не значит, — сказала я ему в рот, обхватив его ногами.

— Конечно, нет, — сказал он, как раз перед тем, как провел зубами по моей шее. Он повел меня внутрь и вверх по лестнице на чердак, его хватка усилилась, когда поцелуи стали еще более жаркими.

Я клянусь всем святым, что страстные поцелуи Колина Бека могут довести женщину до оргазма.

Когда мы поднялись на чердак, он посадил меня рядом с кроватью. Я едва могла открыть глаза — слишком, слишком тяжело, — но я увидела его раскаленный взгляд, и мой пульс участился.

— Сними футболку, Бек, — сказала я, и через секунду его футболка исчезла. Он стянул ее через голову — полуголый и красивый — и посмотрел на меня сверху вниз, а я положила обе руки на его теплую грудь.

О, святые греческие боги. Дело было не только в том, что он был точеным и загорелым, и у него была эта восхитительная татуировка, которая начиналась на его плече и спускалась по его руке. Все это делало его до смешного сексуальным, но именно едва заметный шрам от аппендицита и копна волос, идущая от пупка вниз, делали его смертельно сексуальным, потому что это было интимно.

Близко и лично в моей спальне.

Мой.

— Ты можешь как-нибудь снять это платье, но оставить сапоги, милая? — Он смотрел на меня горящими глазами с тяжелыми веками, как будто я была самым сексуальным существом, которое он когда-либо видел, что заставляло меня чувствовать себя самым сексуальным существом на планете. Его низкий голос прогрохотал: — Мне нравятся эти ботинки.

— Ты можешь расстегнуть мне молнию? — Я повернулась и подняла волосы, повернувшись к нему спиной, счастливая, что (а) на мне было платье с идеальной застежкой-молнией, и (б) На мне были одни из моих самых красивых трусиков и чулки.

Примечание: Я всегда носила чулки, потому что ненавидела провисающие промежности, которые неизбежно возникают с колготками, но в тех редких случаях, когда я раздевалась перед мужчиной, надевая их, они заставляли меня чувствовать себя чертовски соблазнительной.

Когда я почувствовала его дыхание на затылке и его пальцы начали расстегивать молнию, я задрожала в предвкушении. Он едва коснулся платья, и оно упало с моих плеч и растеклось вокруг моих ног.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки и обернулась, но мне не следовало тратить эту секунду на нервы. Напряженность на его лице, когда его глаза прожигали все мое тело, сняла все мои опасения, что я не соответствую требованиям.

— Черт возьми, Маршалл, — прошептал он, сказав это так, что я вздрогнула. — Ты просто гребаная фантазия.

Я снова положила руки ему на грудь, нуждаясь в том, чтобы он был ближе, но когда он начал целовать меня долго и глубоко, скользя руками по всему моему телу, неприятное чувство пробежало по моему позвоночнику.

Потому что он проигнорировал то, что я сказала.

Как и я. Мы оба были настолько страстны друг к другу, что “следили” за этим делом, хотели мы того или нет.

И дело было не в том, что я этого не хотела.

Дело было в том, что я не моглаа.

Я не могла этого сделать.

Колин

Я терял ее.

Она все еще целовала меня в ответ, но по какой-то причине я мог сказать, когда Оливия волновалась. Ее мышцы были напряжены, руки неподвижны, и она просто меньше присутствовала.

Она сходила с ума в своем сверхактивном мозгу, ускользая от этого.

От меня.

Я все еще не знал, было ли это из-за этого придурка Эли или из-за кого-то другого, но она была пугливой. Я не хотел быть с ней почтительным и медлительным — я знал лучше, — но я, черт возьми, чуть не упал в обморок, когда увидел ее в сапогах на шпильках, чулках и черном кружеве.

Мне хотелось упасть на колени и поклониться алтарю великолепия Оливии, но по какой-то причине такая медленная внимательность испортила Лив.

Поэтому я изменил поцелуй, сделав его более быстрым, грубым и настойчивым. Поедая этот сочный рот, как будто я был изголодавшимся зверем.

И я им был. В тот момент я был изголодавшимся зверем.

Вместо того, чтобы подойти к кровати, где я хотел разложить ее и поцеловать каждый квадратный дюйм ее тела, я накормил ее отчаянными поцелуями, одновременно снимая с нее кружева и отводя ее к стене лофта.

И спасибо тебе, Боже, она возвращалась ко мне с удвоенной силой. Она сильно прикусила мою нижнюю губу, и я хмыкнул, задаваясь вопросом, когда я стал настолько похож на Оливию. И не просто в гармонии, а одержим ее реакциями.

Я оторвался от нее и развернул, обхватив ее пальцы вокруг перил, которые проходили через половину стены, прежде чем положить свои руки прямо рядом с ее.

— Лучше? — прошептал я ей на ухо, прикусывая нежную кожу сбоку от ее красивой шеи, вдыхая ее аромат и придвигаясь ближе к ней.

— Да, — выдохнула она, слегка наклоняясь и отталкиваясь от меня, разбивая мой разум на миллион кусочков.

После этого мы оба перестали думать, когда вместе сошли с ума.

— КОЛИН, ПРЕКРАТИ ГОТОВИТЬ и сядь.

Я отвернулся от плиты, и Оливия посмотрела на меня со своего места на табурете, нахмурив брови и жуя блинчики. Ее лицо всегда было выразительным. Даже в детстве я мог определить по вздернутому подбородку, когда она лгала, по нахмуренным бровям, когда она была в замешательстве и ее мысли кружились со скоростью мили в минуту, и по закатыванию глаз, если она была раздражена.

Ничего в этом не изменилось, но внезапно я нашел это очаровательным. Ее нахмуренные брови, когда она ждала, пока я сяду, чтобы она могла поговорить со мной — обо всем этом, были в некотором роде очаровательны.