Первые две недели они прожили в гостинице в Гелиополисе, где окончательно «пришли в себя» после «ужасного состояния», в котором они отправились в путешествие. Они осмотрели Каир и познакомились с местным обществом: обедали у лорда Китченера[93], который показался Голсуорси «напыщенным деспотом», хотя, «несмотря на свою репутацию, был очень любезен с Адой». В другой раз они присутствовали на «обеде в национальном стиле с очень важным и богатым арабским шейхом». Плюс ко всему, «Ада и миссис Массингэм впервые увидели гарем»! Голсуорси находил время писать и начал работу над новой пьесой – «Полная луна», которая со временем превратилась в «Каплю любви».

5 января они отправились из Каира в Луксор и неделю осматривали город; «это было самое счастливое время в Египте, если не считать поездки по пустыне». Они видели гробницу фараонов, которую Джон назвал «далекой и прекрасной, но подвергающей душу человека испытанию». В конце месяца они вернулись в Каир и стали готовиться к путешествию по пустыне. В группу входили «Ада, супруги Массингэм, повар-египтянин и еще двенадцать арабов». Эта экспедиция запечатлена на очень любопытной фотографии: в центре на верблюдах сидят оба Голсуорси (Ада очень привязалась к своей верблюдице по кличке Маргаритка), чета Массингэмов, менее величественно восседающая на осликах, – четверо европейцев в окружении своей свиты из двенадцати арабов. Но наибольшее изумление вызывает их багаж: судя по фотографии, на спины двух верблюдов нагружена даже домашняя мебель – стулья, столы, кровати, да еще походная резиновая ванна – Ада кормила из нее свою верблюдицу.

Итак, экспедиция в пустыню была хорошо экипирована, и в ней был заведен свой распорядок дня: «В путь мы отправлялись в десять утра, ехали до половины второго, затем обедали, в основном яйцами, и продолжали путь до половины пятого. Потом мы разбивали лагерь, пили чай; отдыхали, сидя на стульях и наблюдая заход солнца; затем принимали ванну и ужинали. Удивительная жизнь, дающая возможность испробовать все, кроме ощущения радости». В письме к Фрэнку Льюкасу Голсуорси более философски описывает свое первое впечатление от пустыни во время «пробной вылазки» недалеко от Каира.

«Пустыня – появляется огромная белая луна – под ней низкие деревья, похожие на изумленных людей, – легкое, едва уловимое движение – небо бледно-лилового цвета, и на нем мерцают несколько звезд – ряд финиковых пальм, пересекающих пространство, как караван арабов, – где-то лает одинокая собака – запах сжигаемых кукурузных стеблей – одномачтовое арабское судно на реке и темные тени членов его команды в золотой воде».

Во время поездки по пустыне путешественников развлекала юная арабская танцовщица. «Любопытно, – отмечает Голсуорси в своем дневнике. – Ее танец – это примитивный способ выражения любви ко всем нам, включая женщин». Ада более многословна: «Ее манера танца недурна, но ничего особенного, ее акробатические трюки куда более поразительны. Поздно вечером она обошла всю публику – всех нас, взобравшись сначала на колени к Нему, затем ко мне. Надеюсь, мы вели себя должным образом».

После возвращения в Каир 10 февраля Голсуорси простились с Массингэмами и отправились на Сицилию, где провели две недели, работая и осматривая достопримечательности Сиракуз и Термини. И, наконец, 28 февраля они начали неторопливое путешествие в Англию – через Геную и Париж. Они долго не были на родине, и Голсуорси скучал по ней. «Безмерная солнечность этого края (Египта. – К. Д.) может напугать – за 29 дней ни малейшего признака дождя. Как после этого возвращаться в Дартмур? И все же порой я тоскую по дому».

Это долгое зимнее путешествие происходило в период завершения целого этапа как в жизни Джона и Ады, так и множества других европейцев, хотя они об этом и не подозревали: мир Форсайтов переживал закат, хотя, по иронии судьбы, это вымышленное семейство еще не достигло вершины своей популярности. И все же Голсуорси не собирался продлевать жизнь своих героев: роман «Собственник» выглядел настолько законченным, что мысль писать продолжение просто не приходила Голсуорси в голову. Более того, в 1906 году это была первая книга писателя, принесшая ему успех (хотя за ней следовали другие, может быть, даже более нашумевшие), в которой он с наибольшей точностью выразил то, что хотел сказать во всех своих произведениях. Теперь же, когда были опубликованы четыре его больших романа и целый ряд принесших ему славу пьес и небольших прозаических произведений, росла неудовлетворенность Голсуорси своей работой и достижениями. Казалось, его творческая сила постепенно начинала убывать.

Лето 1914 года было похоже на все предыдущие: Голсуорси метались между Лондоном и Уингстоном, в конце марта они побывали в Манчестере, чтобы присутствовать там на премьере пьесы «Толпа»; иногда им удавалось побыть в более спокойном месте – Литтлхэмптоне. Большую часть времени Голсуорси отдавал работе над романом «Фриленды», который он начал в 1913 году, но прервал из-за путешествия в Египет. Даже сейчас он работал неравномерно, отвлекался для того, чтобы написать какой-нибудь рассказ или статью, а в конце мая вдруг возникла идея вообще оставить его: «Я весь переполнен мыслями о новом романе и решил отложить «Фрилендов»». Но через несколько дней, когда он просмотрел написанное, у него появились новые идеи по поводу этой книги, и он преисполнился решимости закончить ее: «Откладывать не буду – напротив!»

Но лето было полно неожиданностей: манчестерский театр привез свою постановку в Лондон и 10 апреля открыл гастроли в Коронет-тиэтр, а в мае в этом же театре труппа мисс Хорниман[94] вновь поставила «Правосудие». В конце июня Ада слегла в постель с шейной невралгией: «И сразу же дом лишился своей души, я не работаю, ухаживаю за больной», – пишет Голсуорси в своем дневнике. За время, прошедшее после истории с Маргарет Моррис, Джон стал еще больше зависеть от Ады и был совершенно не способен работать без ее постоянной поддержки. В июле Голсуорси вместе с племянником Рудольфом совершили очередную ежегодную «вылазку» на стадион Лордз. Она принесла ему большое разочарование. «Проиграли! Я бродил по стадиону, как привидение. Не буду больше ходить на этот матч».

Это был последний мирный месяц, и хотя до конца июля Голсуорси ничего не пишет в своем дневнике о политике, чувствуется, что он очень обеспокоен и подавлен. Он в одиночестве поглощает «злосчастные обеды» в «Савое» и «Пти-Риш» и навещает Барри, который лежит дома с высокой температурой. 21 июля он обедал в клубе «Сквер» и забыл оплатить счет. Он также занимается решением социальных проблем, едет на завод Форда и вместе со священником посещает дома чернорабочих: «Ужасное зрелище. Несчастные люди». На следующий день он встречается с Линкером и Грэнвиллом Стретфилдом относительно домов в Манатоне, так как у него созрел план, к которому он вернулся несколько лет спустя в Бери: построить и сдавать по очень низкой цене удобные коттеджи для местных жителей. Но в июле 1914 года уже не оставалось времени для осуществления этих филантропических замыслов: в конце месяца он уехал в Уингстон работать над романом, а также очерком для «Ле Там» «о моем излюбленном уголке Англии, который находится здесь» (очерк так и не был опубликован). На следующий день, 29 июля, в дневнике впервые говорится о политической ситуации: «Собираются ужасающие тучи войны. Если Европа вмешается в австро-сербский конфликт, люди перестанут верить во что бы то ни было».

День за днем в его дневнике находит отражение возрастающий ужас перед войной, которая становится все более неизбежной. Было очевидно, что война станет катастрофой для всего мира, а для Голсуорси это еще и личная трагедия. Всю свою сознательную жизнь он твердо верил в доброе начало в человеке. Теперь, чувствуя приближение войны, он начинает понимать, что добро не является главной силой; человеческие знания используют не для созидания, а для разрушения, жить в этом мире становится все труднее, он превращается в ад.