«Когда я учился в институте, — блеял он, не сводя с меня глаз, — одному из нашей студенческой компании попалась на глаза книжка про всякие оккультные науки, про возможность общения с призраками, про вызов духов и прочую ересь, и там же были способы добровольного пересечения границ призрачных миров. Мне эта писанина показалась слишком наивной, к тому же ни один из описанных там способов, не сработал, и я выкинул эти забавы из головы. А вот мой приятель всерьез увлекся всем этим и время от времени даже приглашал меня на демонстрацию освоенных умений. У него здорово получалось болтать с привидениями, которых он вызывал к себе в комнату. Первое время я видел в том ловкий розыгрыш, с зеркалами и проекциями, пока однажды не попросил ради прикола призвать в наш мир свою соседку, молодую девушку, пару дней назад погибшую в аварии. Про нее из нашей компании знал только я, поэтому был уверен, что мистически настроенный приятель расскажет мне про закрытые каналы, про разрыв информационных потоков и закончит сеанс. Однако девушка появилась и даже сообщила мне, что через полгода я с треском вылечу с курса, если не возьмусь за ум. Так в итоге и случилось бы, но суть не в этом. Однажды мой приятель исчез. Сначала я не придал этому значения, но, когда его родители обратились ко мне с вопросом, где я последний раз видел их сына, я мигом вспомнил его потусторонние увлечения. К этому времени он стал обладателем весьма внушительной коллекции всякого рода мистической атрибутики, которую сгружал в моей съемной квартире и брал с меня клятвы держать его увлечения в строгом секрете. Я кое-как отговорился перед его родителями, а еще через пару дней он вернулся и рассказал мне совсем невероятные вещи. Как выяснилось, он научился пересекать границы между мирами и возвращаться обратно без видимых для себя последствий. Он рассказывал мне про так называемую загробную жизнь, в описании которой не было и сотой доли того, о чем мы привыкли знать. Он рассказывал мне про постепенное изменение внешности тех, кто покинул этот мир, про поэтапное стирание жизненной программы, и последующее обновление. Он рассказывал мне о таких вещах тоном, каким говорят о погоде за окном, нисколько не волнуясь и видя в том нечто обыденное. Когда, рассказывал он, проходит довольно длительное время, внешность пересекшего границу стирается, превращаясь в подобие гладкой маски, жизненная программа исчезает навсегда, и тело уходит на обновление, то есть обретение новых форм и программ. Он рассказывал мне о чудовищной информационной базе, в которую занесены сведения о ныне живущих, а потом предложил то, от чего мне надо бы было рвать когти в ту же секунду.»

Антон замолчал, потерянно уставившись в окно, а Гошка вопросительно уставился на меня. По его побледневшей физиономии было отчетливо понятно, что рассказ Антона и наше потустороннее путешествие Волков связал в единую цепочку.

«Что вам предложил ваш приятель?» — рискнул я нарушить затянувшееся молчание.

Гость вздрогнул и, покачав головой, поведал нам о создании искусственной жизненной программы.

«Он предложил мне придумать алгоритм, который бы подошел обычному индивидууму для комфортной жизни, — прошептал Антон, выныривая из воспоминаний, — я не знал тогда, что задумал приятель, да и в целом, рассматривал это как новый прикол. Я неплохо шарил в программировании и поэтому без труда набросал приблизительную схему, не прикладывая особых стараний. Он снова исчез, а после возвращения, пригласил меня посетить призрачный мир. К тому времени мы оба закончили учебу, практику, получили специальность и засели в скучных муниципальных заведениях строить карьеру. Я и в этот раз не увидел в предложении приятеля ничего предосудительного и легко согласился. Как мы добирались до неведомого мира, я, сколько ни пытался, вспомнить не мог, но отчетливо помню высокие разноцветные здания, мимо которых мы шли. На этом можно было бы остановиться, но мой друг решил поиграться подольше и привел меня в некое подобие лаборатории, от одного вида которого кровь стыла в жилах. Там на столе лежало тело, мертвое тело, без лица, в которое мне предлагалось залить составленную программу. Тело принадлежало пожилому мужчине, очень пожилому, а та программа была составлена с учетом жизни женщины, однако этот нюанс только позабавил моего приятеля, заявившего, что так даже интереснее. Друг взял у меня флешку и, поколдовав перед небольшим монитором, посоветовал мне внимательно наблюдать за нашим пациентом. По мере того, как программа загружалась, ровное, как мяч, лицо начало приобретать привычные формы, становясь женским лицом, однако, несмотря на явные мягкие черты, в нем не было индивидуальности, оно по-прежнему напоминало пустую маску. Вместе с ним изменялись и пропорции лежащего тела, обретая отчетливые женские формы, но и фигура казалась мне безжизненной. Мой приятель только посмеивался, наблюдая одновременно и за процессом, и за выражением моей откровенно офигевшей физиономии. Когда программа загрузилась, друг снова обернулся к монитору и пошаманив там еще пару минут, снова пригласил к наблюдениям. Представьте себе мой ужас, когда в обезличенной мертвой кукле, лежащей передо мной, я стал узнавать черты своей недавно умершей соседки, той девушки, что приходила к нам во время сеансов. Ее черты выглядели нечеткими, размытыми, как будто по ним провели мокрой губкой, но тем не менее, я узнал ее. Алена поднялась, мерно пошатываясь из стороны в сторону, и тяжело рухнула на пол, не подавая более признаков жизни. Приятель задумчиво поглядел на валяющееся у его ног тело и глухо, и недовольно пробормотал:

«Что ж, главное, я понял принцип.»

Антон снова замолчал, отслеживая нашу реакцию. Его рассказ не вызвал во мне много замешательства, поскольку однажды я уже был свидетелем нечто подобного, а вот на Гошку было жалко смотреть. Его громадные глаза стали еще больше, а неизменно открытый рот в период особых волнений, распахнулся еще шире.

«О чем вы говорите? — пробормотал Гошка, — где сейчас этот тип? И как все то, что происходит в мире, связано с вашими опытами?»

Глава 32.

Антон медленно повернул голову в сторону Волкова и так же размеренно протянул:

«А потом Матвей сошел с ума. Он возомнил себя Богом и решил вмешаться в ход истории. Проделав несколько десятков подобных операций, он пришел к выводу, что готов создать суперчеловека.»

Антон снова нерешительно замолчал, а я только присвистнул и негромко выругался. Подобное откровение стало для меня полной неожиданностью, учитывая всегдашнюю готовность Матвея угодить всем и его стремление быть необходимым.

«Вы говорите о Матвее, ведущем психиатре районной поликлиники, ныне почившем?» — на всякий случай уточнил я, а Антон только молча кивнул и почему-то усмехнулся.

«Матвей всегда утверждал, что люди слишком эгоистичны и требовательны, что всегда пытаются переплюнуть самих себя в стремлении улучшить свое собственное никчемное существование. — тем временем продолжал Антон свое обличительное повествование, — мой приятель решил исправить это досадное недоразумение и предложил мне составить еще одну программу, состоящую из пары-тройки пунктов, куда вмещалось бы самое необходимое для жизни. Я бы сказал, для бесполезного существования, но не в этом суть. Я снова повелся на его амбиции. Матвей умел убеждать и убедил меня, что мы с ним вдвоем делаем весьма достойное дело. Впрочем, нас было куда больше, чем двое. Матвей исподволь набирал себе команду, играя на людском самолюбии и основном людском пороке — бесконечной жадности. Ему нужны были верные соратники, но эти люди не должны были знать итоговую цель сего проекта. Я считался самым лучшим другом Матвея и поэтому могу сказать, что приятеля задушили собственные комплексы, но, я пришел не для того, чтобы обсуждать его. Гурий, вы должны мне помочь. Матвей заигрался, его нужно остановить. Его суперлюди обычные мертвецы, искусственно избавленные от жизненной программы, а значит, еще не готовые к обновлению. Их нынешние оболочки, по сути, трупы, поэтому, когда стали появляться случаи массовой гибели толстяков, я сразу подумал о безумном Матвее, а последующие события только подтвердили мои опасения. Пожалуйста, Гурий, пойдемте со мной!»