«А ты кто таков будешь-то? — тут же насторожился мужик, — Трофим мне про какого-то Гурия говорил, да только это давно уже было. А больше к ним никто не приходил, ну кроме налоговиков и журналюг.»

Я никак не мог припомнить, чтобы мой отец позволял себе проблемы с налоговой, а уж про журналистов и вовсе слышать ничего не хотел, считая их пустозвонами и врунами. Да и не такая уж он был важная птица, чтобы к нему наведывались столь пафосные гости. Я едва не представился тем самым Гурием, о котором Трофим рассказывал своему соседу, но вовремя припомнил особые обстоятельства.

«Я их родственник, дальний,» — нейтрально отозвался я, на что мужик весело рассмеялся.

«Да ты не бойся, — добродушно протянул он, — и журналистом быть почетно. Я вот недавно совсем сделал невероятное открытие. Вот ты знал, парень, что если разбитое стекло наклонить под определенным углом к ультрафиолетовому излучению, то оно отразит разноцветные огоньки? Знал? Нет? Вот, а я выяснил и подал заявку на интервью. Хотел миру поведать о своем открытии, вот и подумал, если ты из той братии, может черкнешь пару строк, а? чего тебе стоит? А Трофим, как вернется, новых журналистов пригласит. А то чего тебе бестолку ноги бить?»

Сосед важно вытянулся, очевидно ожидая моего согласия, а я внезапно понял, что очень ошибся, посчитав его за надежный источник информации.

«Я пойду, — не скрывая сожаления, проговорил я, — а вам я пришлю других репортеров, более компетентных»

Сообщение о научной экспедиции теперь приобрело иные оттенки, и я искренне и малодушно понадеялся, что мои родители уже никогда не увидят весь этот кошмар.

Глава 31.

Запустение и хаос, в одночасье охватившие мир, прогрессировали, не оставляя шансов на принятие решительных мер. Новостные ленты пестрели пугающей статистикой и предложениями приобретать супер сжигатель жира по баснословно низкой цене. Гошка разбил уже три телефона, натыкаясь на подобный бред и не справляясь с эмоциями.

«Неужели эти тупорылые идиоты не понимают, что дело вовсе не в обожравшихся болванах! — орал он, разбавляя сообщения забористыми выражениями, — ну как можно писать всякую хрень, не видя главного! У меня школьное троечное образование, но даже мне понятно, что за этим бардаком кроется проблема куда серьезней!»

Я больше не пытался напоминать Волкову, что месяц назад тот восхищенно фоткал кирпичи и выкладывал творения в сеть, в надежде на толпы поклонников.

«Гоша, — как можно доходчивее говорил я, внутренне холодея от собственных слов, — в этом мире не осталось никого, кто вообще видит в этом проблему, а уж на способы ее решения не хватит даже коллективного разума. Мы с тобой, похоже, единственные, кто понимает, о чем идет речь, но и мы не знаем, как остановить это безумие.»

На утро в ленту просочилась первая позитивная новость, о чем радостно известили все информационные каналы. Как выяснилось, проблема валяющихся повсюду жирных туш решилась сама собой.

«Послушай, Гурий, — пробормотал Гошка, первым наткнувшийся на это сообщение, — ты врач, ты наверняка можешь объяснить это явление. Те, кому не повезло расстаться с этим миром прямо на улицах, теперь постепенно превращаются в труху, рассыпаясь на глазах, так пишут СМИ. Гражданам предлагается проявить сознательность и самостоятельно смести веником то, что осталось. Гурий, вот скажи мне, нафига ты возвращал мне память и рассказывал всякие трогательные байки про любимого друга, способного перевозить грузы и приходить на помощь? Если бы ты не лез со своими психологическими трюками, я сейчас бродил бы по территории и фотографировал палки и камни, и не съезжал бы с вернувшегося рассудка от подобных фактов!»

Я решил оставить Гошкины выступления без комментариев и решительно шагнул за порог. Мне необходимо было увидеть то, что так эмоционально донес до меня Гошка. Вопреки красочным картинам, рожденным моим воображением, уличные пейзажи не претерпели значительных перемен. Ну, возможно, сейчас к массовым скоплением бытовых отходов прибавлялись невнятные серые кучи, небрежно накрытые разорванными пестрыми тряпками. Я решительно подошел к одной из таких куч и с удивлением увидел, что тряпки совсем недавно играли роль одежды, а неровные бугорки некогда были вполне живыми людьми. Население не вняло призыву и от серых куч избавляться не спешило. Я тупо пялился на вонючую массу, а перед моими глазами весело прыгали строчки статистики, ежедневно обновляемой информационными каналами. Пока я проводил бесполезные сравнительные анализы и размышлял о насущном, моя скромная персона тоже стала объектом для пристального наблюдения. Занятый собственными мыслями, я не сразу обратил внимание на невысокого обросшего господина, не сводящего с меня пристального взгляда. Подобный интерес в условиях повального равнодушия и массовой отрешенности невольно бросался в глаза и требовал подтверждений. Я прошел вдоль улицы некоторое количество метров, не отпуская из вида странного типа. Тот, сделав несколько решительных шагов следом, замер в сомнениях и растворился в толпе, не выдержав проверки.

«Очередной сумасшедший,» — решил я и направился к Гошке.

Тот с нетерпением ожидал моего вердикта относительно новых веяний, вычитанных в новостях, однако мне нечем было его порадовать, поскольку вместо огромных вонючих куч, улицы украшали вонючие кучи поменьше, но общая картина от этого не сильно изменилась.

«Пока тебя не было, — поделился Гошка своими фактами, — под окнами крутился странный тип, но мне показалось, он выглядел вполне разумным и даже, я бы сказал, заинтересованным. Он то и дело поглядывал на окна моей квартиры, потом исчез. Гурий, я становлюсь параноиком, и мне нужна помощь психолога.»

С издевкой добавил Гошка и выжидательно уставился на меня, явно желая продолжить свои рассказы.

«А спустя полчаса тот тип стоял на моем пороге, — в самом деле продолжил Гошка, — и знаешь, что ему было нужно? Ну сначала я и сам ничего не понял, насколько загадочно и таинственно звучало каждое его слово. Он то и дело оглядывался, проверяя, не подслушивают ли его, как будто сейчас кто-нибудь может проявить к чему-то интерес! И спустя целую гамму разных ужимок, он поинтересовался, не здесь ли проживает господин Гурий Грошик. Я на всякий случай напомнил ему, что господин Гурий Грошик умер пару месяцев назад, на что мой гость раскатисто захохотал и отрицательно замотал нечесаной башкой.

«Да бросьте, — заявил он, проржавшись, — мы-то с вами знаем, насколько он мертв. Где я могу его видеть?»

Тогда я поинтересовался, с какой целью тот ищет тебя, Гурий, и не думает ли он, что господин доктор прямо сейчас бродит по улицам, пуская слюни? Так вот, Гурий, тот невнятный господин сказал мне, что такого представить себе невозможно по многим причинам, и что только ты сможешь решить ту проблему, в которую медленно, но верно погружается целый мир. Я решил, что он сумасшедший и выкинул его с лестницы. Я прав, Грошик?»

«Этот тип был невысокий и круглый?» — пораженно прошептал я и узнал, что визитер действительно невысокий, но вполне тощий и невероятно лохматый. А вечером я смог лично увидеть того самого таинственного гостя. С наступлением сумерек во входную дверь раздался неуверенный звонок, возвестивший нас о нежданных визитерах. Тип, являвшийся к Гошке днем и выслеживающий меня на улицах, в самом деле оказался невероятно худым, низким и неприлично лохматым, чем-то напомнившим мне моего не в меру осторожного приятеля. Вот только в отличие от уверенного и самодостаточного Волкова, незнакомец просто лучился замешательством и сомнениями. Он долго топтался в дверях, не желая начать разговор, но при этом с явным любопытством изучая мое лицо и фигуру. Вдоволь налюбовавшись на предмет своего интереса, тощий тип втиснулся в прихожую и едва слышно уточнил:

«Я действительно имею честь видеть перед собой господина Грошика, Гурия Трофимовича?»

«Действительно,» — невежливо отозвался я и потребовал конкретики.

Наш гость робко опустился на край дивана и начал обстоятельный рассказ, в результате которого мы выяснили, что зовут его Антон, что он имеет медицинское образование, и что он смертельно напуган.