Гурий присел на край единственного дивана, давая понять, что уже расположился и готов включиться в процесс совместного проживания.

«Где вы работаете?» — поинтересовался практичный Гошка, приваливаясь к стене напротив. Своим вопросом он хотел намекнуть постояльцу, что даром кормить его не намерен, и что его обитание в этих стенах очень даже временное. Но Гурий, очевидно, не понял подтекста и охотно рассказал, что некогда работал терапевтом в районной поликлинике, после чего особые обстоятельства навсегда лишили его возможности продолжать выбранную стезю. Последнее замечание вызвало у Гошки беспокойство. Все эти особые обстоятельства тащили за собой множество проблем и ничего хорошего не несли. Гурий, по-видимому, обладал особым даром прозорливости, потому что тут же пояснил напрягшемуся хозяину, что закона он не нарушал, что обстоятельства бывают разные и что беспокоиться не о чем.

«Я не планирую задерживаться здесь надолго, — с улыбкой успокоил он Гошку, — мне нужно решить одну небольшую проблему, тоже не имеющую отношения к УК, после чего, я надеюсь, вы по-другому посмотрите на мир, Гоша.»

Так Гошка обзавелся постояльцем. Гурий вызывал разные эмоции, от самых негативных, вызванных мыслями о его криминальном прошлом, до самых щемящих, рожденных неизведанным доселе чувством. Если бы Гошка мог дать ему определение, то неизменно бы нарек это чувство обычным человеческим состраданием, однако эти понятия никогда не упоминались в исторических анналах, и вместо них там фигурировали понятия о личной выгоде, о собственном благополучии и отсутствии проблем. Гошка был продуктом воспитания и старался придерживаться весьма удобных позиций, навязанных обществом, однако где-то в глубине его подсознания то и дело возникала неотступная мысль о том, что все, чему он поклоняется, омерзительно.

Гурий продолжал безвылазно сидеть в квартире уже целую неделю, чем вызывал у Гошки много вопросов. Первое время практичный и деловой хозяин наотрез отказывался вмешиваться в непонятную жизнь своего постояльца. Он заводил ничего не значащие беседы, проявляя гостеприимство, но это было все, на что хватало его прагматичной души. На третий день Гошка заметил, что его постоялец похудел и осунулся, и в Гошкином сознании заворочалось то самое неопознанное чувство. Волков списал эмоцию на нежелание создавать проблемы, вызванные возможной болезнью Гурия, и вечером Волков предложил постояльцу присоединиться к его шалашу, то есть ужину. Гурий был не из тех, кто стремится поживиться за чужой счет, поэтому долго отказывался, продолжая заседать на диване. Но голод и природные потребности сделали свое дело, и спустя час показательных кривляний, Гурий активно смел со стола большую часть припасов Гошки.

«Я верну вам деньги, как только их заработаю,» — пообещал Гурий и снова уселся на диван. Как он собирался их зарабатывать, не шевелясь и не вставая с места, оставалось для Волкова загадкой.

Присутствие терапевта мешало Волкову заниматься творчеством и это обстоятельство немало смущало честолюбивого хозяина. Ему во что бы то ни стало хотелось стать знаменитым, получать сказочные гонорары и отбиваться от поклонников, но вот зануда доктор рушил все планы. Он ничего не говорил Гошке и даже иногда помогал выбирать из сонмища новых фотографий самый шедевральный шедевр, при чем делал это приветливо и без язвительных комментариев. Однако Гошке все равно казалось, что все это творчество полное херня. Однажды Гурий предложил Гошке прогуляться, видимо устав протирать единственный диван в квартире.

Волков никогда не отказывался от подобных мероприятий. Ему очень нравилось бесцельно шарахаться по улицам, забредать в разноцветные искрящиеся здания и скупать там несъедобную кафешную хрень за бешеные деньги. Иногда Гошка обновлял в таких зданиях свой гардероб, заменяя истершийся балахон на другой, поновее. Это он считал проведением культурного досуга и искренне считал, что обогащается духовно. Поэтому, когда непостижимый Гурий вместо пафосных мест предложил посетить банальную подземку, Гошка невольно скривился. Что хорошего может быть в обычном метро? Толкаться среди граждан и слушать, как завывают составы, удовольствие так себе, однако Гурий оказался настойчивым типом. Волков нехотя двинулся в сторону высоких тяжелых дверей, рассчитывая свалить от занудного доктора при первой же возможности. Гошка так загрузился собственными мыслями, что не заметил, как оказался на длинном эскалаторе. Он бессмысленно воткнулся взглядом в новое творение рекламного мастерства, предлагающего всем желающим стать счастливыми обладателями автоматического многофункционального ершика для унитаза. В Гошкином воображении тут же воскресли все возможные ершиковы функции и помешали осознать, что Гошкина нога неловко подвернулась на ступеньке, обрушивая своего обладателя на громыхающую лестницу. Гошка не удержался и бодро покатился вниз, отбивая себе бока. Пассажиры вежливо расступались перед Гошкой, расчищая ему дорогу и даже не делая попыток удержать парня от неминуемой травмы, поджидавшей его у подножия эскалатора. Когда до конца полета остались считанные секунды, Гошкину тушку кто-то ловко оттолкнул в сторону, мешая ему разбить голову о бетонную тумбу. Волков, едва сдерживая стоны и слезы, поднялся на ноги и увидел перед собой все того же доктора Гурия, с знакомой снисходительностью рассматривающего своего спасенного.

«Как себя чувствуешь, Гоша? — вполне мирно поинтересовался он, — можешь идти?»

Ходить Гошка несомненно мог, падение ободрало ему спину, ушибло ладони, но в целом он чувствовал себя в пределах нормы.

«Странный этот Гурий, — вкралась в непробитую Гошкину голову первая мысль, — стоило стараться ради постороннего. Ну да это мне только на руку, побольше бы таких альтруистов.»

Их дальнейший путь включал в себя бесцельное перемещение по подземелью на поездах всех направлений. Гошка откуда-то вспомнил, что однажды в глубоком детстве любил так кататься под землей, но сейчас это занятие вызывало в нем понимание впустую потраченного времени. Впрочем, пока они катались по станциям, Гошка тайком нащелкал с десяток кадров с изображением дверей и окон вагонов. Его фантазия уже выдала целый цикл картинок с названием «Подземная жизнь», когда Гурий подтолкнул его на выход.

Их станция имела обычный, ничем не примечательный вид одной из самых невзрачных станций питерского метро. Гошка попытался определить ее название, но их всегда было столько, что проще было пользоваться мобильным приложением для комфортного перемещения, чем запоминать их все. Волкову было любопытно знать, куда занесло их необычное путешествие и в каком районе города они очутились, но выяснить эти факты Гошке помешал все тот же непостижимый Гурий. Вместо того, чтобы двигаться в сторону эскалатора, доктор поволок Гошку к черному провалу, обнаруженному им в одной из стен станции. Провал выглядел устрашающе, однако смелого терапевта это не только не останавливало, но и наоборот, подбадривало и звало вперед.

«Включите фонарик, Гоша, — попросил он, осторожно шагая в кромешной тьме, — нам не нужно переломать тут кости.»

Гошка осветил мрачные своды и негромко выругался. В прохладном тоннеле со стен свисали провода, рождая ассоциации с гигантской паутиной, а где-то в глубине слышался приглушенный шорох, похожий на чьи-то тоскливые вздохи.

«Куда мы идем? — прошептал Гошка, и его голос весело запрыгал от стен, — что вы задумали, Гурий?»

Гошка часто смотрел ужастики про подвальных монстров, и сейчас в его воображении возникли все известные ему эпизоды по этой теме. Если они нас схватят, переполошился Волков, я никогда не смогу стать известным. Про меня никто не узнает, и я пропаду в этих катакомбах по вине чертового Гурия. От охватившего отчаяния, приправленного злобой на несправедливую судьбу, Гошка со всей силы саданул Гурия ногой и, развернувшись, бегом бросился обратно, забывая про все на свете. Гурий глухо охнул, и за спиной Гошка расслышал звук упавшего тела.

Глава 28.