«Маргарита Антоновна! — устав от кривляний, рявкнул я и усилил обращение увесистым хлопком по столу, — принесите формуляры и заберите в лаборатории результаты анализов, прекратите валять дурака!»

Обе тетки заполошно взвизгнули и обернулись ко мне, почему-то с интересом и страхом рассматривая мой кулак. Очевидно, мой вербальный посыл до них не дошел. Дальнейшие мои действия тоже не отличались профессионализмом, поскольку я, чувствуя нарастающую и неконтролируемую злость, скинул с рабочего стола аккуратные стопки документов и покинул чертово логово старых сплетниц. Оставленные мной бабки только охали мне вслед, осеняя себя знамениями. Даже глубоко атеистичная Маргарита Антоновна решилась на грех отречения и разом приняла все уставы и законы православия, усердно шепча молитвы и взмахивая руками.

«Что с ними такое? — думал я, несясь по коридору, — массовое помешательство? Или за время моего трехдневного отсутствия явился мессия?»

Размышляя подобным образом, я добрался до кабинета Матвея и, забывая о приличиях, распахнул дверь. Матвей беседовал с пациентом, заботливо раскладывая перед субтильным дрищом разноцветные картинки, а его неизменная медсестра что-то быстро заносила в открытую картотеку.

«Закройте дверь, Лида, — вежливо попросил Матвей, бросив мимолетный взгляд на порог, — нужно будет сказать плотнику, чтобы подогнал полотно, чертовы сквозняки.»

Лида послушно захлопнула перед моим носом тяжелую дверь, оставив меня терзаться догадками.

«Что происходит? — в который раз озвучил я сам себе очевидный вопрос, — круглый тип отпустил меня, это очевидно. Ну, или позволил мне уйти, что в целом, одно и тоже. Я не сдал ему наивного парня, хоть и сомневался до последнего, но не моя вина, что его безглазая команда работает так не оперативно. Формально условия были выполнены.»

Мое дальнейшее пребывание на рабочем месте не имело смысла. Я шатался по коридорам, бесполезно пытаясь привлечь внимание всех, кого встречал на пути. Мои недавние коллеги, еще неделю назад охотно притормаживающие для пары ничего не значащих слов, сегодня с каменными лицами просто проходили мимо, упрямо не желая видеть меня в упор. На втором этаже в холле висело огромное зеркало, закрывающее собой значительную часть стены. Я, рискуя вызвать насмешки посетителей, встал напротив и показательно скривил смешную рожу. Полюбовавшись на свое внятное отражение, я махнул рукой на обязанности и направился вниз, забыв снять халат. Все мои разумные предположения относительно моей оторванности от коллектива не выдерживали критики. Я был самым настоящим, живым и теплым, так, по крайней мере я ощущал свое существование, однако для остального человечества я оставался невидимкой. По дороге домой я забредал в магазины, я перекладывал с места на место товары, я воровал из тележек приготовленные к оплате продукты, пытаясь привлечь внимание общественности. Когда мои приличные идеи исчерпались, я влез на прилавок и станцевал там степ, но зрителей, к сожалению, не обрел.

До самой темноты я бродил среди прохожих, всматриваясь в их лица и пытаясь понять, в какое еще приключение я вляпался помимо своей воли и, главное, как это исправить. Пристроившись следом за двумя полуночными бродягами, я бездумно гулял в их ничего не подозревающей молчаливой компании, до тех пор, пока небо не окрасилось нежным серым цветом, символизирующим начало нового дня.

Глава 10.

Мои бесцельные скитания по ночным улицам привели меня под знакомые своды районной поликлиники. Я мало был уверен в том, что очередная моя попытка заявить о себе увенчается успехом. В столь ранний час по темным коридорам заведения бродили только санитарки и привидения, поэтому я здорово удивился, увидев у порога своего кабинета скрюченную фигурку, притулившуюся на полу. Почуяв мое появление, фигурка резво вскочила на ноги, и я с радостным изумлением признал в ней своего недавнего знакомца Гошку, о котором часто думал весь прошлый день.

«Приветствую, Гоша!» — шагнул я навстречу и неожиданно замер, справедливо опасаясь, что и тот не воспримет мое присутствие. Однако Гоша заметно приободрился и, протянув мне костлявую ладонь, шумно выдохнул:

«Гурий, до чего же я рад, что встретил вас. Со мной последнее время происходит какая-то хрень, я и сам не могу дать ей нормального определения. Решил найти вас, может вы мне подскажете, что это может быть?» — и без всякого перехода Гошка поведал мне удивительную историю, до отвращения напомнившую мне мои собственные приключения последних двух суток. Как выяснилось, вернувшись после того путешествия в свою съемную хатёнку, Гошка с изумлением и неудовольствием обнаружил, что в его временном жилище с большим комфортом поселился какой-то невнятный тип с манерами пролетарского забулдыги. На все Гошкины намеки, что жилище как бы занято, тип только мотал нечесаной башкой и пугливо озирался, отчаянно не желая слушать законного постояльца. Тогда исчерпав все приличные доводы, Гошка с досады опрокинул кресло и ушел, громко хлопнув дверью, совершенно забыв забрать свои вещи. О них он вспомнил на следующее утро, но вернувшись, обнаружил странные артефакты, в виде свечек и иконок, расставленных по всем углам. Почему-то вид этого карнавала вызвал в Гошке неосознанное неприятие, и он, снова забыв про свой баул, опрометью бросился прочь, не видя определенной цели. Возвращаться в грузовые перевозки он, по понятным причинам, не рисковал, предпочитая бродить по улицам и держаться подальше от родной конторы. От волнения Гошка совершенно забыл о существовании приятелей, знакомых и немногочисленных родных, которые наверняка бы помогли бы ему с приютом хотя бы на пару ночей. Его собственные страхи от неминуемой расплаты за потерянную машину, за товар, за полную неспособность возместить убытки, уводили несчастного парня все дальше от цивилизации, пока наконец он не оказался почти в пригороде, возле какого-то полустанка. Место показалось коренному питерцу совершенно незнакомым, и он даже растерялся, рассматривая невысокую каменную постройку, символизирующую собой не то здание станции, не то будку смотрителя. Опасаясь, что его поймают на частной территории, Гошка со всех ног рванул обратно, по дороге придумав отыскать всезнающего доктора Грошика и попросить у него совета.

У меня, само собой рождались кое-какие гипотезы относительно происходящего, однако озвучивать их все я ему не собирался ни при каких обстоятельствах.

«Но, Гурий, вовсе не глупые свечки с иконками заставили меня искать вас, — неожиданно завершил он свое весьма эмоциональное повествование, — знаете, что я увидел там, на той станции?»

Я понятное дело, о том не знал, но очень хотел послушать, поэтому заинтересованно кивнул.

«Когда я перелезал через ограждение, ну, такое, что разделяет границы участка. Это даже забором не назвать. Ну так вот. За спиной я расслышал дребезжащий звук. Да, Гурий, такой, как мы слышали с вами там, в том непонятном городе. Я не стал присматриваться к его источнику, просто собрал ноги в руки и дал дёру. И знаете, пока я несся по железнодорожным путям, я прямо слышал его у себя за спиной. Готов поклясться на чем угодно, Гурий. И вот я хочу у вас спросить, как вы объясните это?»

Пока Гошка делился со мной шокирующими новостями, клиника постепенно начинала новый день, понемногу впуская в свои стены персонал и ранних посетителей. Мой собеседник потерянно заозирался, чувствуя явную неловкость.

«Вам наверно работать надо, Гурий? — полуутвердительно пробормотал он, — я пойду, пожалуй, но в обед я загляну к вам, если вы не против. Расскажете мне, что надумали, идет?»

Я бы с радостью последовал его совету, однако, видимо пришло мое время делиться сокровенным.

«Я больше не работаю в поликлинике, — обыденно заявил я растерявшемуся Гошке, — и вовсе не потому, что не желаю. Я не имею для этого возможности, поэтому вы можете не ждать обеденного перерыва, а прямо сейчас послушать мою версию.»

Гошка потрясенно хлопал глазами, осмысливая услышанное. Ему было больше не интересно слушать про полуночное дребезжание, которое, впрочем, могло быть чем угодно, даже игрой разыгравшегося воображения. А вот про мою профессиональную несостоятельность Гошка готов был послушать немедленно.