«Расскажите мне что-нибудь о ваших друзьях, — неожиданно для себя попросил Гошка и присел прямо на пол. — пожалуйста, я хочу знать.»

«Я не могу назвать того человека своим лучшим другом, — тут же с готовностью отозвался Гурий, — я даже сомневаюсь, что он успел мне стать просто хорошим приятелем, однако я хорошо его запомнил. Он воспитывался в интернате, куда привела его собственная мамаша, наигравшись со своим бойфрендом в дочки-матери. Но несмотря на суровые казенные условия, он вырос вполне отзывчивым человеком, хоть и не слишком грамотным. Мне запомнилась его вечная готовность поддержать, прийти на помощь, весьма редкие качества в современном мире, согласитесь? Он очень хотел казаться брутальным, неэмоциональным, однако его широкая душа никак не позволяла долго таскать эту маску. Он был очень сострадательным. Ну и смелым, само собой. Я не отказался бы снова увидеться с ним.»

Гошка слушал весьма обрывочные и размытые сведения и больше не испытывал неприязни к тому неизвестному. В нем рождалась зависть, но это была здоровая зависть, замешанная на уважении.

«У вашего недоприятеля было какое-нибудь имя? — проговорил Гошка, когда Гурий примолк, — и почему вы все время говорите о нем в прошедшем времени, что с ним случилось?»

«Он умер пару месяцев назад, от сердечного приступа, так сказали врачи, но я склоняюсь к мысли, что сам я немало поспособствовал его уходу. А звали его, по странному стечению обстоятельств, так же, как и вас, Георгий. Однажды он рассказал мне весьма забавный случай, произошедший на школьной линейке. Это был самый первый день, проведенный Гошей в городской школе.»

Пока Гурий излагал свои мемуары о почившем приятеле, перед Гошкиными глазами промелькнула та самая мраморная лестница с крашеными перилами и ощущение весьма болезненного полета, позволившего пересчитать те самые ступени собственной задницей. Еще до того, как Гурий решил продолжить повествование, Гошка знал, чем оно окончится.

«Тот ваш приятель свалился с лестницы, под хохот всей школы, а после еще долго не мог сидеть на отбитой заднице,» — торопливо пробормотал Гошка и испуганно примолк, поразившись выражению лица своего постояльца. Оно выражало откровенное торжество.

«Да, Гоша, так и было, — улыбнулся доктор, — я же говорю вам, тот человек оказался невероятно сильным и упрямым. А сейчас, я предлагаю немного поспать, моя нога немного поутихла и может мне предоставить небольшой отдых.»

До самого рассвета Гошка вертелся на полу, вспоминая не сколько рассказы загадочного Гурия, сколько те ощущения, что возникали следом за ними. Гурий ясно сказал, что его приятель умер пару месяцев назад, но в этих весьма конкретных словах все равно слышалась недосказанность. Желая немного отвлечься, Гошка вытянул из кармана свой телефон и открыл сделанные вчера фотки. На всех десяти изображениях фигурировали темные окна и двери с надписями «не прислоняться». По Гошкиной творческой задумке, эти фото могли бы стать частью коллекции, способной поразить воображение пользователей. Так было вчера днем, пока замысел зрел и креп, сейчас же все это выглядело белой мутью, без смысла и подтекста. Гошка без сожаления удалил весь бред, приготовленный к публикации и на пробу открыл предыдущие свои работы. За последние сутки они все набрали по паре сотни плюсов, а под некоторыми висели весьма обнадеживающие комментарии на тему «так держать». Гошка еще раз внимательно рассмотрел шедевры и тоже без сожаления выкинул их с публикации. Валяющейся на земле кирпич и смятая салфетка на полу кафе, возможно, и выглядела эстетическим апофеозом в чьих-то глазах, но теперь Гошка видел в них просто салфетку и кирпич. «Какой ерундой я занимаюсь? — пронеслось в голове, — Гурий тысячу раз прав, тупой интернатский воспитанник куда умнее, чем я.»

После этого в голову полезли мысли о собственном образовании, о котором Гошка тоже имел весьма смутное понимание, потом он еще пару раз обратился к рассказам постояльца, а потом крепко заснул.

Среди ночи Гошку подбросило над полом, и в его безмятежные сны ворвался оглушительный треск, от которого Волков распахнул глаза и уставился во тьму. На долю секунды Гошка оставался в уверенности, что все это ему привиделось, однако реальность говорила о другом. Откуда-то с улицы несся нарастающий гул, сменяющейся заполошными криками и сиренами. Гошка кое-как замотался в свой безразмерный балахон и, пробормотав проснувшемуся соседу что-то о своем скором возвращении, понесся по ступенькам. На сонные улицы неторопливо выползал разбуженный народ, в любопытстве оглядывающийся по сторонам в поисках источника шума. Источник оказался через перекресток и был вызван обрушившимся жилым многоэтажным домом, жильцы которого в панике толпились на улице. По одной из версий, подслушанных Гошкой, причиной обрушения стало его аварийное состояние, поскольку ни возгорания, ни влияния внешних факторов на первый взгляд не наблюдалось. Просел целый подъезд, и наверняка под завалами прямо сейчас находились живые люди, которым требовалась помощь, но никто из толпы зевак не делал даже шага в направлении к пострадавшему зданию. Гошка ожидал, что, хотя бы спасательная команда, приехавшая на место трагедии, примется за выполнение своих обязанностей. Но команда что-то долго выясняла у какой-то заспанной тетки, замотанной в очень домашнее одеяние, после чего погрузилась в машину и отчалила в неизвестном направлении. Гошка, привыкший к установленному правилу «заплати и получи», сразу же подумал, что жильцы не оплатили какую-нибудь очередную страховку и поэтому сейчас вынуждены выкарабкиваться из-под завалов собственными силами. Вчера Гошка посчитал бы данные решения законными и справедливыми, однако чертов Гурий внес в его мозги небывалую сумятицу и вынудил рвануть к обломкам. Гошка имел очень смутное представление о правилах спасения в подобных случаях, однако понимание того, что возможно, кого-нибудь ему удастся спасти, придало ему сил и уверенности. Любопытствующие граждане проводили его ободряющим гулом и продолжили вполголоса обсуждать случившееся. Гошка осторожно поднялся по обвалившимся частям здания до самого пролома и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука, если исключить едва слышное бормотание, в котором Гошка с изумлением узнал работающий приемник. Бестолково покружившись на одном месте и осознав бесполезность затеи по причине полного незнания правил спасения, Гошка спрыгнул обратно, и отправился домой, не в силах вынести явный сюрреализм ситуации.

«Ну неужели так бывает? — возмущался он, рассказывая Гурию подробности трагедии, — целая бригада спасателей, да они за один рейд смогли бы вытащить всех разом, там, как я понял, половину расселили, а та, что дожидалась очереди, жила на нижних этажах, они пострадали не слишком. Но каковы граждане, Гурий! Неужели так сложно было сообща проверить развалины?»

Гурий с интересом прислушивался к рассказу и казалось и вовсе не удивлялся тому, что слышал. Вместо уточняющих вопросов по теме, он попросил Гошку рассказать ему про выпускной в его интернате. Гошка осекся на полуслове и нехотя пробормотал:

«Да что там рассказывать, интернат не слишком заморачивался, вручили аттестаты, малышня спела песенки и всех выгнали под трогательное напутствие, что за интерес, Гурий? Кстати, давно хотел у тебя спросить, почему ты Грошик? Что за странная фамилия?»

Гурий многозначительно хмыкнул и сделал попытку подняться на ноги.

«Я так понял, что память к тебе вернулась, Георгий Волков? Под влиянием трагических событий? Или после моих наводящих вопросов? А может там, за гранью, никто и не собирался менять твою программу, а, Гошка, а просто на скорую руку набросал примерный алгоритм, первый, что попался под руку? — бормотал он, обращаясь к самому себе, — но в любом случае, этого наглого типа, что так беспардонно вламывается в чужие жизни, нужно остановить, Гошка, иначе, эти завалы станут самым безобидным событием за последующие месяцы.»

Слова Гурия, по началу звучащие странно и непонятно, неожиданно стали складываться в стройную цепочку, возвращающую Гошке те самые потерянные воспоминания и пугающие приключения.