Мама схватили бабушку, которая пытаясь вырваться. Обе были полностью одеты, значит встали уже давно. Дед в майке и семейных трусах, похожих на спортивные шорты, сидел тут же на табурете. Его серое, похожее на маску лицо абсолютно ничего не выражало, он абсолютно не реагировал на то, что происходило и не пытался помочь.

Мама еще крепче обняла бабушку, которая похоже выбилась из сил, по ее лицу текли слезы.

– Валерка, утонул. Нам только сейчас сказали, – и мотнула головой в сторону порога.

Виктор и дети, как по команде повернулись в сторону, куда показывал мама. Рядом с дверью, в майке и трениках, стоял мужчина. Было заметно, что в тот момент ему хотелось бы оказаться за много км от этого места. Папа сделал шаг в его сторону.

– Что произошло?

– Мальчишки. Отмечали до утра, потом купаться надумали. Не знаю, как это случилось. Димка объяснить не может. Ревет, как белуга. Они до последнего пытались его найти, ныряли, потом сын прибежал, ну мы и рванули.

– Где он?

– Вытащили. Но поздно уже, – мужчина замолчал. Слова застряли в горле. Он опустил голову и стал тереть глаза.

–Пойдем выйдем. – Виктор подтолкнул его за дверь, и они вышли.

Через минуту зашел уже один.

– Шурка, мчи к тете Зине. Скажи, что и как. Пусть немедленно идет сюда. Оль, найди что-нибудь успокаивающее и дай матери. Отец ты как?

Дедушка не отвечал, Виктору подошел ближе и сел перед ним на корточки. Тот даже не пошелохнулся, лишь в уголке глаза появилась слеза, потом еще одна, они медленно текли по впалым щекам, путались в щетине, но он даже не пытался вытирать. Неожиданно резко сгорбился и закрыл лицо ладонями.

– И отцу тоже дай. Я в больницу. Оль, держись, пока не вернусь, родители на тебе. Вон Зинка бежит, – он выглянул в окно. – Скоро буду.

Хоронили на третий день. По настоянию деда Валеру одели в военную форму. Проводить его пришло много людей. Ребята, с которыми он должен был уехать, несли гроб и не стеснялись слез. Теть Зина, она же фельдшер сделала бабушке несколько уколов, чтобы выдержало сердце, и та все похороны была похожа на сомнамбулу, почти не плакала, и казалось, что не понимала, что происходит. Лишь когда стали опускать гроб, она вырвалась из рук, державших ее женщин. С трудом удалось оттащить ее от ямы, а она все кричала. Дед за весь день он не произнес ни слова и вечером в первый раз напился, упал во дворе и разрыдался. Плачущего его увели в дом. Сашка этого уже не видела, сразу после похорон, она, взяв Наташку, ушла к тете Зине. Сунула ей в руки какую-то детскую книжку, пусть читает, свернулась на диване калачиков, и сделала вид, что спит. Плакать, чтобы видела младшая было нельзя, но делать вид, что все нормально, тоже не получалось. Как это больно терять родных, похоже на то, что тебя режут изнутри, горит там, где сердце. При этом крови нет, и руки ноги работают, только дышать тяжело и жить не хочется. Так она и лежала, глотая слезы, пока не уснула. Кажется, весь остаток каникул так и проспала. Очнулась, а уже конец лета. Изумрудная зелень потускнела и пожелтела. Впереди замаячил девятый класс.

1

Предсказание Проши сбылось. Два класса объединили в один девятый «А». А в стране в это время к власти пришел новый генсек. Неожиданно взрослые перестали шептаться на кухне, вслух заговорили о каких-то неведомых вещах вроде гласности, ускорения и перестройки. Это даже стало модно. Уж кто-кто, но даже мама, которая никогда не интересовалась что там у них в Москве творится, стали говорить с тетей Зиной про политику. Чудно! А когда Сашка пыталась вопросы задавать, отвечали мала еще. Ага, конечно! Десятый класс, люди уже в техникумах учатся, еще пару лет и можно замуж выходит, своих детей рожать, а они ее гонят.

На очередном общешкольном собрании Сашу единогласно выбрали комсоргом школы. Учеба, внеклассные дела закружили, и она сама и не заметила, как облетела листва, упали на землю белые мухи, а потом однажды вечером Проша, которая забежала в гости, а на самом деле списать алгебру, торжественно объявила.

– До новогодней дискотеки две недели и не думай отмазаться. Ты обязана прийти.

– Перестань, что мне там делать? Стены подпирать.

– Можешь и не танцевать, твое дело, но ты комсорг, а значит должна следить, как будут вести себя остальные! Ну что тут скажешь?

Начало дискотеки было назначено на шесть. Саша сидела на кровати, а прямо напротив на другой, где спала Наташка, лежали в ряд две юбки, три блузки и белые капроновые колготки с гипюровой вышивкой, осталось выбрать в чем идти. Часы в кухне отзвонили четыре, когда в дверь позвонили. Так и есть Проша.

– Что с тобой? – Сашка от удивления забыла поздороваться.

– Тсс, – Оксанка сняла каракулевую шубку, сбросила ботинки и помчалась в комнату удерживая на голове пушистую серую шаль. На голове, под платком явно что-то было отчего голова казалось просто огромной. Только закрыв дверь в детской, она с облегчением сняла «головной убор». Волосы Проши, которые в обычном состоянии сильно смахивали на прическу Анжелы Девис, были накручены на огромные бигуди, каждая с кулак не меньше.

– Боже ты мой. Зачем это?

– А как ты думаешь? Это у тебя волосы вьются, как надо, а у меня на голове вечный баран. Это мне Люська дала, у нее мама в парикмахерской работает. Я всю ночь на них спала, чуть не умерла, сейчас сниму, сказали будут волны. Надо только начесать, залачить и готово. Глянь, что я достала, – Оксанка расстегнула сумку, с которой пришла, и вытащила палетку ядовито -зеленых с блестками теней, для придания большей праздничности. – Очуметь! Я посмотрела в журнале, сейчас это модно.

– Я не буду, – Саша глянула на бежевую блузку и юбку под леопарда, которую сшила сама.

– Еще как будешь. Ты что думаешь, я позволю тебе остаться бледной молью.

– Никакая я не моль, – в голосе Саше скорее звучало удивление, чем обида. Сказать по правде, она всегда считала себя довольно привлекательной, только вслух не говорила.

– Ну хорошо, не моль, – ругаться Проше не хотелось. – Но красоты много не бывает.

Спустя час, сверкающие ярко-зеленым отливом глаз и золотом гипюра на ногах, две покорительницы мужских сердце вышли из подъезда. Сами сборы не заняли много времени, большую часть пришлось потратить на то, чтобы привести в божеский вид волосы Проши. Эксперимент с бигуди не удался и эффект после оказался более ужасен, чем до. Пришлось срочно мыть голову и укладывать заново.

– И я из-за этого еще ночь не спала, – причитала Оксанка, пока Саша с плойкой в руках создавала на ее голове подобие прически. Но все равно справились. Капроновые колготки и температура не располагали к неспешной поэтому весь путь до школы девчонки бежали, но у крыльца обе как по команде остановились. На дверях, заметный издалека красовался, нарисованный от руки, плакат.

– Это что за ерунда? Выступление ансамбля? Ты знала? – Проша повернулась к Саше.

– Обсуждали на комсомольском собрании. У погранцов отличный ансамбль. Говорят, к ним новый солист приехал. Все его хвалят. Будут ездить по району с концертами.

– Приплыли. Значит сегодня вечером нас ждут строевые напевы! – Проша закатила глаза, выражая свое отношение к происходящему.

И именно в этот момент из-за поворота вырулил автобус, принадлежащий погранзаставе. Водитель то ли разогнался, то ли рассчитывал на публику, но автобус эффектно затормозил прямо перед девчонками. Дверь открылась и молодые парни в форме стали выскакивать наружу. Кто-то нес в руках гитары, пара человек тащили коробки, из которых торчали провода. Все юноши были привлекательны, стройны и заметно отличались в лучшую сторону от тех, кто учился с ними или на год старше. Подружки застыли возле плаката, забыв про холод.

– Глянь Ален Делон. Только моложе и блондин, – Проша чувствительно ткнула Сашу в бок, когда мимо них прошел один из артистов. – Наверное, это солист. Ладно пошли. Только этот блондинистый чур мой, – и ринулась в школу.