В холле их встретил представитель базы – офицер Джеймс Дилан, как его представил Лаймс. Он носил звание майора морской пехоты, был Алком, выглядел лет на тридцать, подтянуто, но не чересчур, как это бывает у военных. Как объяснил профессор, усилиями Дилана осуществлялась связь военной части базы с учёной.

– Никто не знает «Розу» лучше Джеймса, – с гордостью, словно говорил о собственном сыне, отозвался о майоре учёный. – Он служит на ней с самой расконсервации.

– Если у вас возникнут какие-либо вопросы, мисс Флоренс, смело обращайтесь, – гостеприимно предложил Оливии военный. – В любое время.

Дилан держался просто и дружелюбно, сразу же располагая к себе. «Мужественный и симпатичный» – отметила бы про себя Оливия обязательно, если бы обстоятельства не заставляли её волноваться и думать совсем на другие темы.

Бенджамин жестом пригласил учительницу пройти к лифтам.

– Вниз? – зачем-то уточнила Оливия, ещё до того, как Лаймс нажал кнопку.

– Зачем? – удивился старик и нажал на кнопку второго этажа. – В подвале нам делать нечего. Нас ждут в конференц-зале.

Их там действительно ждали. В просторном, залитом искусственным светом помещении неровным полукругом стояли стулья. Большинство из них были уже заняты, на один из свободных профессор кивнул Оливии.

– Садитесь, дорогая.

И затем громко обратился к собравшимся:

– Мы начнём с минуты на минуту, господа и дамы! Прошу извинить за беспокойство и задержку. Но, поверьте, это того стоит. Скоро вы познакомитесь с чем-то совершенно удивительным!

Один из сидевших на стульях отпустил дежурную, не особо смешную, шуточку. Алк – автоматически определила Оливия. Она присела с самого краю заднего ряда и, стараясь ни на кого не пялиться слишком откровенно, начала изучать всё вокруг.

Помещение само по себе особого внимания не заслуживало – комната как комната. Большие окна, закрытые плотными горизонтальными жалюзи. Кроме уже упомянутых стульев, несколько шкафов для документов вдоль стен и пара составленных вместе столов – в качестве президиума. Взгляд привлекал разве что черный проектор, поставленный на них. И приготовленный, вероятно, именно для него, проектора, спущенный с потолка большой светло-бежевый экран, перед которым, собственно, и были расставлены стулья.

Из тех, кто расположился на стульях, более прочих внимание привлекала чернокожая женщина с объёмным афро, старше Оливии года на три-четыре. Она сидела, занимая сразу три стула – помимо того, что был под её задом. Её согнутые в локтях руки свисали со спинок стульев слева и справа от неё, а на сиденье стула впереди себя она вытянула ногу. Вот так, развалившись, как у себя дома, она с нарочитым пренебрежением поглядывала на всех вокруг, изображая то ли скуку, то ли независимость, то ли некую смесь из этих странных ингредиентов. Алком она была или Ником, Оливия сразу не поняла.

На переднем ряду о чем-то шептались две симпатичные, одинаково одетые и подстриженные девушки-близняшки. Лет девятнадцати или, в крайнем случае, двадцати. Судя по разнице в живости жестов и по некоторым другим маркерам поведения, одна из них была Алком, а другая Ником. Это не являлось удивительным: природа нередко делила так пары близнецов, что было общеизвестно.

С другого края заднего ряда, очевидно стараясь быть незаметным, примостился ещё один Алк. Не заметить которого, впрочем, было как раз невозможно – из-за его размеров. Здоровенный толстяк, примерный ровесник Оливии, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он нервничал, время от времени вытирал со лба пот своей огромной, похожей на увенчанный пятью свиными сосисками окорок, ручищей. Одет он был в фермерский комбинезон с большими карманами на груди и штанинах, как будто на эту встречу его вызвали, оторвав от какой-нибудь сноповязалки.

Другой парень, тоже Алк, того же возраста, наоборот, старался быть заметным всем сразу. Отталкивающе смазливый, говорливый, одетый в спортивные штаны и майку, обтягивающую безупречно накачанный, тут ему надо было отдать должное, торс. Он изо всех сил старался быть в центре внимания, отпуская плоские комплименты в адрес всех особ женского пола. На появление Оливии он отреагировал фразой: «Похоже, нас собрали на конкурс красоток! Чур, я буду членом жюри с решающим голосом, парни!».

Женская половина и в самом деле была как на подбор: эффектная, статная чернокожая с афро, весьма симпатичные близняшки, сама Оливия, чью внешнюю привлекательность тоже можно было не подвергать сомнению. Но общий показатель серьёзно разбавляла ещё одна девушка-Алк, больше похожая на незаметную серую мышку, чем на участницу конкурса красоты. Она сидела, спрятавшись за качком-Алком, и заметить её сразу было трудновато. Её возраст Оливия могла бы назвать только очень приблизительно. Это был тот случай, когда лишних лет семь-восемь, возможно, добавляли неправильно подобранные очки, причёска, макияж, одежда, а то и всё перечисленное вместе.

Кроме упомянутых был в зале ещё один Ник, про которого можно было сходу сказать, что он точно не вызывает приятных ощущений. Тощий, сутулый, беспрерывно почёсывающий шею, с бегающими глазами. Казалось, он рыщет взглядом, высматривая чего бы стырить. На лице его висела постоянная оскаленная улыбочка, но глаза при этом не улыбались ничуть. Их легко было представить злыми и жестокими. Кроме того, одет он был, пожалуй, хуже и неопрятней всех – как будто ночевал и жил на улице.

Это было первое ощущение, и Оливия прекрасно знала, что на все сто ему доверять не стоит. Глупо судить о человеке по его внешнему виду, тем более в их времена, когда даже самую достойную личность способно подставить выбранное для него природой генное сочетание. Как бы выглядела она сама, достанься ей приз быть Ником шестой степени, например?

Последний, кого заметила Флоренс, был единственный в этой компании Дух. Самый старший по возрасту, наверное, больше сорока. Как и положено Духам, сидел он с безмятежно закрытыми глазами, с ничего не выражающим лицом, на котором застыло абсолютное спокойствие.

Составив первоначальное мнение о тех, кого, как и её, привезли сюда, чтобы ознакомить «с чем-то совершенно удивительным», Флоренс уделила внимание и остальным, кто находился в кабинете.

Учёным.

Не считая профессора, их в конференц-зале было двое: женщина лет сорока и молодой человек в очень идущих ему очках. Бенджамин Лаймс вполголоса обсуждал что-то с ним, давая какие-то указания по работе с проектором. Кроме очков у него была также небольшая, делающая чуть старше бородка и белозубая, располагающая к себе улыбка.

Женщина была тоже в очках, но они ей шли гораздо меньше. Не участвуя в разговоре Лаймса и его молодого помощника, она с серьёзной сосредоточенной физиономией настраивала что-то в стоящем на столе портативном компьютере. Оба они были предположительно Никами первой степени. А то и вообще Нормами, хотя такое, ввиду их возраста, было маловероятно.

Наконец, в помещение вошёл последний из тех, кого все ждали. Им оказался военный, лет пятидесяти, стройный и подтянутый, с аккуратным седым «ёжиком» коротко стриженых волос. «Словно из доэволюционных фильмов», отметила про себя Оливия. Немного осоловелые глаза и пружинистая, чуть приплясывающая походка – вот и всё, что выдавало в нем Алка.

Военный кивнул Лаймсу и занял место в президиуме, если так можно было назвать стол с ноутбуком, стоявший полубоком к расставленным стульям.

– Ну вот, все в сборе, – обратился ко всем профессор, тоже усевшись. – Для начала позвольте вас друг с другом познакомить. Не волнуйтесь, я буду называть только имена, и только те, которые вам предоставили вместе с легендой и охраной от правительства.

Лаймс называл каждого, кто принимал участие в просмотре, знакомя его с остальными.

Близняшек, оказалось, зовут Анна, она была Алком, и Пэтти, Ник.

Вороватый бомж-Ник откликнулся на имя Фрэнк.

Деревенщину звали Артуром, а мачо Альфредом.