Второй неудачный побег произошёл через день после выхода из карцера. Хоть ему и сотрясли башку, но мозги кипели – и созрел план: подкупить надсмотрщиков, дабы они выпустили его на свободу. Деньги Шмеля собирал через «шестёрок». Придя в уютненькие апартаменты главного надзирателя, Дырнявкин вывалил перед ним всю наличку (все сто три грессо) и приступил к формулировке своего предложения.

Ровно через три минуты дверь кабинета главнадзирателя распахнулась, и оттуда головой вперёд вылетел Шмеля. Запуск был произведён ногой начальника. Вдобавок к такому досадному обороту – ещё парочка дней в карцере.

Больше всего к побегам (помимо маниакальной жажды свободы) Шмелю подстрекали наркотики. Ещё на воле он «подсел» на дрын. Эта фигня вызывала в голове самые сладостные желания и фантазии, сопровождая их оргазмом и энурезом. Такая вещь прекрасно заменяла девок и пиво, а в колонии ей бы цены не было. Но, увы, дрын здесь не был в списке необходимого для зэков, поэтому Шмеля лез на стенку, вспоминая клизму, через которую и вводился в организм животворящий наркотик. Так Шмеля разработал идею третьего побега. Идея называлась «Вырой подкоп за пределы колонии».

Рыл он долго и методично. Через два дня Шмеля понял, что затея удаётся на славу, осталось ещё чуть-чуть… В радужных мыслях он проковырял последние метры и… очутился в караульном помещении тюрьмы, где набирала обороты попойка, а именно – корпоративка. Шмеля высунул башку из проделанной им дыры в земляном полу и узрел дюжину потных и красных рож надсмотрщиков. Неизвестно, что конкретно творилось там после, но попытка очередного побега закончилась для Шмели Дырнявкина уже не «одиночкой», а лазаретом. Так что с бегством из неволи пришлось снова повременить – башка не варила, да и почки не казённые. Третий месяц он здесь, а как постарел – в свои двадцать пять выглядит на все сто. И нечего дивиться нездоровому сну.

***

…Колония пробуждалась. До утренней переклички ещё было ждать и ждать, но следовало почистить зубки извёсткой, умыться и проделать другие процедуры – не успеешь до звона колокольчика, с которым ходит дежурный надзиратель и проверяет гигиену заключённых, считай, останешься без завтрака и работать будешь вдвое больше.

Шмеля, кряхтя, встал с нар. Он был больным зэком, измученным карцером и побоями вертухаев, а больному эльфу работать вдвое больше ну никак нельзя, тем более с его авторитетом в колонии – нет-нет, а и зачморят, как фуфела. Что поделаешь – здесь свои законы. А вот тюремная администрация представлялась Шмеле в виде карликового олигофрена с пузырями соплей до подбородка, косыми глазёнками и кривыми ножками. По крайней мере, распорядок дня придумал настоящий дегенерат.

Ну что это такое – дорожные работы на реке? И при всём при том, асфальт необходимо ложить на дно реки. А обязательный просмотр пошлых газетёнок? Там же бабы голые нарисованы! Нарочно злят? Зэк, годами не видевший, не нюхавший и не трогавший женщину, за такие шуточки ведь и прирезать может. А чего стоят кретинские прыжки через скакалку вместо послеобеденного сна? Мол, хоть вы и никогда не выйдете на свободу, но спортивную фигуру должен иметь каждый. Однако это фигня по сравнению с сифонными клизмами, когда тебе в задницу вводят футовый наконечник и накачивают тебя ведром воды из той же реки, в которую ты укладываешь асфальт. Так, на всякий пожарный. Но – КАЖДЫЙ ДЕНЬ! Уважаемая администрация, брызгая экскрементами, заботится о вашем здоровье. На завтрак вместо манной каши дают какие-то пилюльки, в обед – кипяточек с плавающими в нём сухариками и теми же пилюльками, а на ужин подают картошку, которую весной сажают в отваренном виде, чтобы потом не варить, а в картофеле проклятущие пилюлины. По праздникам дают компот из пырея, а в обычные дни – кислый чай.

Сегодняшний завтрак уж точно не пришёлся на праздник. Правда, начальство внесло в утренний рацион разнообразие – всем выдали, помимо таблеток, вилки. Нашёлся даже один на мозги обиженный эльф, попробовавший наколоть на вилку свою порцию.

Шмеля «принимал пищу» за одним столом с сокамерниками. Дрюня, толстый эльф, но добряк, каких свет не видывал, брал таблетку, откусывал от неё кусочек, ложил пилюльку на место и начинал работать челюстями так, словно жрал кость бизона. Лицо его при этом становилось младенческим, и не верилось, что он поджёг свой домишко вместе с женой и детьми, причём пригвоздив детей к полу, а жёнушку избив до потери сознания.

Совсем не так, как Дрюня, кушал свои таблетки Никудаус Перц, «шестёрка», мальчик на побегушках, дешёвка и подлиза. Он был старше Шмели, а какался в штаны, как грудной ребёнок, да и в носу поковыряться был не дурак. Вот и сейчас, посасывая свой завтрак, Никудаус методично вертел мизинцем, думая, очевидно, добраться до мозга. Увы, палец оказался короче, чем он хотел. Но попытки Никудаус не бросил, с остервенением впихивая мизинчик по самую костяшку.

Другой Шмелин сокамерник, Эвинк Дубус, видя, как «шестёрка» уже дошла до исступления, треснул вилкой по макушке Перца. С таким, как Эвинк, имеющим за плечами сорок одну убиенную девушку, шутить не следовало.

– Баста! – прорычал он. Никудаус от полученной плюхи взвизгнул, но не возразил, хлопая длинными ресницами. – Ни стыда, ни совести! Ты где, падла, находишься?

– В столовой… – прошептал Перц и втянул голову в узкие плечи.

– Ну так и не порти аппетит! – С этими словами Эвинк впихнул в рот последнюю пилюльку и, швыркая, запил её пойлом, которое лишь по недомыслию называлось чаем.

– Покорнейше прошу простить… – совсем скис Никудаус.

– Ты ещё поспорь! – грохнул по столу кулаком Эвинк. – Тебе перед пацанами-то не стрёмно, гнилушка?.. И куда только родители глядели? – повернулся он к Шмеле. – Аморальная личность выросла!..

Тот согласно кивнул:

– Да вообще впадлу с таким в одной камере находиться! – Никудаус всхлипнул. – Срамота!

Перца прорвало. Он упал лицом в тарелку и зарыдал в голос. Уж очень его пристыдили, а с последним словом Шмели все комплексы, притаившиеся в тёмных уголках неокрепшей детской психики Никудауса, вырвались наружу.

– Нытик слабосильный! – решил его добить молчавший до этого Дрюня. Никудаус взвыл на октаву выше.

Над разнесчастным Перцем можно было бы вволю поизмываться, однако веселье троих дружков грубо прервал нарисовавшийся надсмотрщик.

– Дырнявкин! – гаркнул он. – К главному надзирателю – бегом марш!

– За каким лешим? – нагло отозвался Шмеля, пытаясь «качнуть права». Вместо ответа надсмотрщик огрел Шмелю по шее ладошкой. – За что?! – обиделся тот.

– Пасть закрой и делай, что велят.

Сердце Шмели подскочило к горлу, зависло там и плюхнулось затем в штанишки. Ой, не зря его зовёт начальник, что-то будет – либо карцер, либо опять почки ныть начнут.

Шмеля медленно поднялся со скамейки и, сцепив руки за спиной, под пристальным взглядом вертухая направился к выходу из столовой.

Они протопали по нескончаемым туннелям колонии мимо многочисленных карцеров, пыточных, мимо висевших на грубых стенах портретов Императоров Растамании, с которых августейшие особы как один глядели благородно-томными взорами – а ведь половина из них при жизни отличались садистскими характерами, ленью, трусостью и подлостью.

– Лицом к стене! – обронил надсмотрщик, когда они очутились перед кованой гномами дверью, за которой и располагался кабинет главного надзирателя эльфийской колонии строгого режима.

Шмеля повернулся к своему сопровождающему задницей и уставился на ползающую по стене козявку неизвестного вида. Тычок в копчик заставил его буквально влететь в кабинет.

– Падло! – просипел Дырнявкин, потирая зад.

– В моём кабинетике прошу-с не выражаться! – раздался сбоку голосок, низкий и дребезжащий. И перед Шмелей явился сам глава этой идиотской тюрьмы. Он был под стать своему голоску – упитанный коротышка, с козьей бородкой под непропорциональными кривыми губёшками, которые придавали ему вид обиженной девочки. Красные глазёнки наводили на мысль, что главнадзиратель колонии злоупотреблял тем самым дрыном, о котором так мечтал разнесчастный Шмеля. Говорили, будто начальник ЭКСР по имени Труч – редкостный добряк, но, как уже указывалось выше, Шмеле довелось убедиться в обратном – Труч был вонючий невзяточник, поганый, скорее всего, наркоша и самый что ни на есть карьерист. Чего этот Труч только не вытворял, дабы занять нынешний пост – доносы, интрижки, насильственное заливание портвейна в глотки разного ранга были лишь мелкими шалостями.