– Харуко, – пробормотал он. – Прости, я…

Он остановился. Понял, что сейчас будет. Испуганно взглянул на мать, позже, уже разозлившись, перевёл взгляд на меня.

– Такеши, сынок, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Такеши хотел выскочить из комнаты, но мать извернулась и встала у него на пути. Одним махом задёрнула рукав – завидев синяки, вздрогнула и прикрыла рот ладонью. Братец попятился. Он обхватил себя руками, как будто прячась, стиснул зубы и застыл. Выглядел испуганным, но страх всё стремительнее сменялся злобой. На меня. За то, что рассказала.

– Зверем или человеком? – прошипела мать.

– Матушка, я…

– Зверем или человеком?!

Я не имела понятия, о чём они говорили. Очередная семейная тайна – кажется, у нас уже устоялась традиция скрывать всё друг от друга. И ведь мне хотелось спрятаться. Выскочить, пока они выясняют отношения. Но ноги как будто прилипли к полу. Я не могла пошевелиться.

– Зверем, – наконец, ответил Такеши.

И вдруг – раздался громкий хлопок. Такеши схватился за щеку и отвернулся, мать опустила руку. Она выскочила вперёд, почти вплотную, заглянула ему в глаза и скривилась. Несмотря на нередкие ссоры, такой злобы в ней не было никогда.

– Как ты посмел?! – рыкнула она. – Ты хоть понимаешь, что натворил?!

– Матушка, они плохие люди, они заслужили…

На его щёку обрушился второй удар. Тут уж я не могла остаться в стороне – бросилась вперёд, пытаясь хоть как-то заступиться за Такеши.

– Матушка, пожалуйста… – пробормотала я.

– Харуко, ты не знаешь, с кем мы имеем дело, – перебила мать. – Твой брат растерзал людей. Ты понимаешь? Людей!

– Они напали первыми… – попытался оправдаться Такеши. – Они выследили нас и загнали в…

– «Нас»?! – заголосила мать. – Что значит «нас»?! Ты был не один?!

– Матушка, прошу вас, тише, нас могут услышать…

– Ты был с сородичами, да?

Он опустил голову.

– Да.

Мать замахнулась, чтобы ударить снова, но на этот раз братец выставил вперёд руку, пытаясь отгородиться…

И тут я замерла.

Из-под ногтей Такеши, вполне человеческих и нормальных, выглядывали… когти. Как у зверя. Острые и длинные, чёрные и опасные, изогнутые, крепкие…

– Такеши?.. – пробормотала я.

– Чудовище, – рыкнула мать.

– Что за крики? – Не теряя шутливой усмешки, дядя заглянул в комнату. И тут же обомлел. – Что… Что происходит?

Он уставился на эти когти, как на что-то совершенно нереальное. Перевёл взгляд на лицо, потом на нас с матерью. Такеши медленно убрал руку и завёл её за спину, всем видом пытаясь убедить, что ничего это не было, и дяде всё привиделось. Крайне неубедительно.

– Братец, это наше семейное дело, – прошипела мать. – Если тебя не затруднит, выйди, пожалуйста…

И вдруг – внутри Такеши что-то щёлкнуло. Я видела это по его глазам. Внезапно, с ещё красными щеками и торчащими из пальцев когтями он выпрямился, вскинул подбородок, расправил плечи и взглянул на мать так, словно даже гордился всем этим.

– Дядя тоже семья, – отчеканил он. – Семнадцать лет не знал, а теперь узнает. Харуко все свои пятнадцать лет не знала. Может, сейчас уже время сказать, а?

– Немедленно замолчи! – Уже никого не стесняясь, она сорвалась на крик. – Замолчи, и сиди тихо, когда говорят старшие!

– Минори, умоляю, не кричи… – растерянно пробормотал дядя. – Соседи услышат, завтра весь город будет пальцем показывать…

Такеши только желчно усмехнулся. Он злился – и злился так, что мне хотелось отступить. Шаг, другой, третий. Я встала в дверях рядом с дядей. Так, чтобы в любую секунду можно было юркнуть ему за спину и как-то по-детски спрятаться, чтобы уж точно не достали. Зря. Зря, зря, зря я это сделала. Зря рассказала. Он же хотел, хотел извиниться, а я…

– Дядя, а ты знал, – продолжал Такеши, скрестив на груди руки. – Что рядом с тобой живёт чудовище?

– Вы что, помешались все разом, что ли?

Я с ужасом наблюдала, как глаза Такеши начали… светлеть. Из тёмных, почти чёрных, они постепенно становились сначала какими-то чайно-коричневатыми, а потом и вовсе приобрели жёлтый цвет. Это действительно было чудовищно. Зрачки вытянулись, как у кота, из-под губы выглянули клыки – верхние и нижние, по две острые пары. Я шагнула дяде за спину. Он как бы невзначай дотронулся до меня, и стало спокойней. Мы были в одинаковом положении. Мы оба боялись.

– Немедленно прими человеческий облик, – процедила мать. – Немедленно, ты меня слышишь?

– А что, вам сейчас что-то не нравится? – Такеши уцепился пальцами за гроздь рыболовных крючков на шее. – Чудовищ боитесь?

Мать ударила его снова – уже бессильно, лишь кулаком по плечу. Такеши был в каком-то припадке. Усмешка не сходила с его лица, руки судорожно дрожали, в жёлтых глазах горело что-то дикое и безумное – я уже не могла на него смотреть. Моего брата подменили. Это не он, это не он…

– Пожалуйста, остановитесь… – прошептал дядя.

Такеши только рассмеялся. Крючки на его шее громко затрещали, ударяясь друг о друга. Мать схватила его за ворот, пытаясь привести в чувства, но внезапно братец повалился на пол и…

Пропал. В руках матери осталось только его хаори. Но очень быстро груда тряпок затрепыхалась, оживилась, и из-под залатанного дзюбана выглянул желтоглазый тёмно-бурый лис. Он громко зафырчал, гаркнул, издав что-то среднее между лаем и мяуканьем, и бросился к двери. Его длинный хвост задел мою ногу, и я ясно ощутила, что мне это не мерещится.

Но не успели мы с дядей сделать хоть что-то – хоть как-то отреагировать на этот ужас, – как мать вскрикнула. Воздух наполнил едкий запах дыма. Одежда брата, лежащая на полу, вспыхнула ярко-синим пламенем, мгновенно разросшимся с человеческий рост. Мать отскочила в сторону, дядя вытолкнул меня в коридор.

Я снова увидела тень, мелькнувшую между языками пламени, с ужасом поняла – она хочет пожара. Огонь перескочил на вышивку, лежащую на полу, и перекинулся на циновку. Чёрный дым мгновенно заполонил комнату. Дядя закашлялся, согнувшись едва ли не пополам, и жестом приказал мне бежать. Мать потерялась в тёмной пелене. Я слышала, как она кричала.

Внезапно где-то наверху раздался оглушительный треск, и половина комнаты, где я стояла всего минуту назад, накрылась ветошью крыши. Я испугалась. Глаза защемило от боли. Бежать приходилось уже на ощупь, и я чувствовала, как лёгкие начинает спирать. Дышать становилось всё труднее. Тёплые слёзы катились по щекам, а где-то сзади, кашляя и хрипя, дядя пытался вытянуть мать из-под завалов.

– Помогите! – закричала я. – Такеши, люди, хоть кто-нибудь!

Дверь была закрыта. Даже не закрыта – заперта наглухо. Как будто кто-то держал её с обратной стороны. Я ударила по ней, что было сил, навалилась и попыталась выбраться, но через щёлку не пробрался и один глоток свежего воздуха.

– Помогите!.. Кх… п-по… помогите…

Кашель тяжелел. Я старалась не дышать, дотерпеть до выхода, но попытки отыскать дверь оказались тщетны – глаза слезились, ничего не разглядеть. Чёрная пелена окутала тело, звуки превратились в один монотонный треск. Голова болела и кружилась. В какой-то момент под ноги попала увесистая деревянная заготовка – и тело упало на пол. А сил встать уже не было. У меня больше ни на что нет сил.

Последним, что я слышала, стал грохот. Что-то снова обрушилось. Кто-то закричал. Воздуха в лёгких уже не осталось, кашель душил. Глаза заболели, на языке почувствовался какой-то мерзкий солоноватый привкус. А потом наступила темнота. Зыбкая, мёртвая, пустая…

– Вдох – выдох… вдох – выдох…

По коже пробежал холодок. В нос ударил резкий запах благовоний, попытка пошевелить пальцами обернулась неудачей. Я не решалась открыть глаза, пока кто-то, склонившись надо мной, старательно выводил на моей шее иероглифы. Неподалёку позвякивал металл. Там же шептались, не давая распознать ни единого слова, шуршали и шаркали. Кажется, я всё ещё дома. Надо только…